Римская Слава - Военное искусство античности
Новости    Форум    Ссылки    Партнеры    Источники    О правах    О проекте  
 

Вторая Македонская война (Ковалев С. И.)

Экспансия Рима • 4 декабря 2006 г.

Положение на Востоке

После битвы при Рафии1 в восточной половине Средиземноморья установилось относительное равновесие между тремя эллинистическими монархиями: Македонией Филиппа V, Сирией Антиоха III и Египтом Птолемея IV. Ни одно из этих больших государств, споривших за господство, не было настолько сильным, чтобы подчинить себе другие. Однако к концу III в. это равновесие грозило нарушиться. Честолюбивому, энергичному и не лишенному способностей Антиоху III удалось после его восточного похода (210 — 205 гг.) восстановить монархию Селевкидов почти в ее прежнем объеме. Египет же в последние годы правления Птолемея IV Филопатора явно клонился к упадку. Бездеятельный и распутный Птолемей попал под власть придворной камарильи; страна была охвачена восстаниями. В 204 г. царь умер2, оставив престол своему малолетнему сыну Птолемею V Эпифану, при котором власть находилась в руках ненавистных всем регентов, совершавших насилия, убийства и другие преступления.

Египетские события послужили толчком к взрыву противоречий между эллинистическими державами. Антиох и Филипп решили использовать слабость Египта и поделить между собой его владения в Сирии, Малой Азии, Эгейском море и проливах. И хотя оба царя были соперниками, ревниво следившими друг за другом на каждом шагу, однако соблазн поживиться за счет Египта был слишком велик. По-видимому, зимой 203/202 г. они заключили тайный союз и начали военные действия против Египта, даже не потрудившись прикрыть их каким- нибудь благовидным предлогом.

Антиох вторгся в южную Сирию, разбил египетское войско и дошел до Газы в южной Палестине. Здесь его задержало мужественное сопротивление города (201 г.). Тем временем Филипп в союзе с царем Вифинии Прусием начал забирать не столько египетские владения3, сколько независимые города Эгейского моря, Геллеспонта и Босфора.

Эти захваты, сопровождавшиеся разрушениями и продажей жителей в рабство, вызвали сильное негодование в греческом мире. Особенно возмущались родосцы, не желавшие, чтобы проливы попали в руки Македонии. Они объявили войну Филиппу, привлекши на свою сторону Византии, Хиос и другие греческие общины. К союзу присоединился и Аттал Пергамский, крайне встревоженный успехами Филиппа.

В то время как Филипп осаждал Хиос, на него напали соединенные флоты Родоса и Пергама. Битва не дала определенного результата, хотя Филипп изображал себя победителем. Однако победа стоила ему очень дорого он потерял более 10 тыс. воинов, 28 линейных судов и около 70 легких кораблей. Тем не менее ему удалось вскоре после этого разбить родосский флот у о. Лады (около Милета) и сделать попытку, правда неудачную, с легко вооруженными войсками захватить Пергам. В южной Карий он, наконец» был блокирован родосским и пергамским флотами зимой 201/200 г. «Вследствие этого, — говорит Полибий, — Филипп был в большом затруднении, но обстоятельства заставляли его оставаться на месте и вести, что называется, волчью жизнь. Грабежом и кражею у одних, насилием над другими, лестью, чуждою его природе, перед третьими добывал он для голодающего войска то мясо, то фиги, то хлеб в небольших количествах» (XVI, 24). Только ранней весной 200 г. ему удалось вырваться в Македонию.

Вмешательство Рима. Вторая македонская война

Война шла с переменным успехом. Для врагов Филиппа было бы чрезвычайно важно привлечь на свою сторону европейскую Грецию и особенно Рим. Летом 201 г. родосские и пергамские послы явились в сенат с просьбой о помощи против Филиппа. Еще раньше там побывало египетское посольство, прося защиты и предлагая Риму принять опеку над Птолемеем V. Сенат снова стоял перед решением задачи огромной важности, так как вмешательство в восточные дела означало бы новый этап внешней политики Рима. Трудность решения усугублялась тем, что война с Карфагеном только что закончилась: Италия была опустошена, население ее сильно уменьшилось, государственный долг в виде принудительного займа у граждан (так называемый tributum) вырос до огромной цифры, народ страстно жаждал мира. И тем не менее сенат после долгого обсуждения высказался за войну.

Причины, заставившие сенат принять это решение, были разнообразны, но все они могут быть сведены к двум основным. Первая — страх перед Филиппом и Антиохом как потенциальными противниками Рима. Если бы они добились своих целей (что неизбежно случилось бы, не будь римского вмешательства), на востоке образовались бы две могущественные державы, которые могли стать величайшей угрозой для Рима. С Филиппом у римлян были особые счеты: они хорошо помнили недавнюю враждебность македонского царя и не простили ему союз с Карфагеном. Мы не знаем, догадывался ли сенат о новых планах Ганнибала (эти планы, как увидим ниже, состояли в том, чтобы образовать против Рима коалицию восточных государств вместе с Карфагеном). Но если даже римляне не знали о них ничего определенного, они испытывали смутное беспокойство: Ганнибал был разбит, но не уничтожен, а пока страшный враг жил, от него нужно было ждать всяких неприятностей. В таких условиях растущая сила Македонии делалась особенно опасной.

Что касается Антиоха, то до сих пор у Рима не было с ним никаких конфликтов. Но после его блестящих успехов на востоке о нем сложилось представление (конечно, ошибочное) как о новом Александре Македонском. Титул «Великий царь», принятый Антиохом после восточного похода, мог только укрепить это представление. Слухи о тайном союзе между Филиппом и Антиохом через родосских и пергамских послов, конечно, дошли и до сената. Вообще в интересах Родоса и Пергама было раздувать как можно больше все эти алармистские слухи и сплетни, чтобы втянуть Рим в войну. И это дало свой результат: не только Филипп, но и Антиох, а еще больше союз между ними стали рисоваться перепуганному воображению сенаторов как совершенно реальная угроза. Следовательно, нужна была превентивная война, время для которой казалось самым благоприятным: Антиох увяз в египетских делах, а Филипп терпел неудачи в Малой Азии.

Но это — только одна сторона дела. Объяснить вмешательство Рима в восточные дела одними только «превентивными» соображениями нельзя. Немалую роль сыграли здесь агрессивные стремления правящих римских кругов. Если перед I пунийской войной захватнические стремления не имели решающего значения во внешней политике сената, то к 200 г. положение стало иным. За эти 65 лет утекло много воды. Потрясения двух больших войн не прошли даром: рабовладельческое хозяйство Италии сделало крупные успехи; начали складываться крепкие италийские поместья, впоследствии так прекрасно описанные Катоном; появился большой флот; расширялось денежное хозяйство, откупные операции и оптовая торговля (вспомним закон Клавдия); у римской знати и богачей появился вкус к хорошим вещам, еще недавно чуждым полукрестьянскому укладу жизни нобилитета, — к изысканной обстановке, тонким блюдам, изящной одежде, греческой литературе. Все это были элементы и симптомы быстро формирующейся римской рабовладельческой системы и агрессии во внешней политике. Правда, к 200 г. система, еще не сложилась окончательно: это произойдет несколько десятилетий спустя. Но уже сейчас захватнические тенденции были достаточно сильны для того, чтобы создать в сенате определенное военное настроение. Конечно, не будь восточного кризиса, это настроение проявилось бы еще не скоро. Но кризис разразился очень кстати, превентивная война послужила ширмой для агрессивных целей.

Весной 200 г. на Балканский полуостров было направлено римское посольство из трех человек с целью привлечь к антимакедонской коалиции греческие государства и предъявить Филиппу такие требования, которые он заведомо не мог бы выполнить. Последнее было необходимо сенату, чтобы создать перелом в римском общественном мнении, явно враждебном войне.

Первую задачу решить почти не удалось Хотя послы горячо агитировали в Греции за войну с Филиппом, выставляя римлян в качестве освободителей Эллады, однако греческие общины держались выжидательно и не давали ннкаких обязательств. Только Афины, у которых возник острый конфликт с Филиппом, объявили ему войну, да и то не по настоянию римлян, а по предложению Аттала.

Один из римских послов прибыл к Филиппу, который в этот момент был занят осадой г. Абидоса на азиатском берегу Геллеспонта. Царю был предъявлен ультиматум: прекратить всякие враждебные действия против греков, вернуть Египту его владения, а все спорные вопросы между Македонией, Пергамом и Родосом передать на решение третейского суда. Филипп отказался выполнить эти требования, и постановлением римских комиций ему была объявлена война.4 Характерно для мирных настроений народной массы, что при первом голосовании центурии отклонили предложение, и только по настоянию консула вторичное голосование дало положительный результат.5 Осенью два римских легиона, набранных из добровольцев, ветеранов II пунийской войны, под начальством консула Публия Сульпиция Гальбы переправились в Аполлонию и начали войну нападением на иллирийские владения Филиппа. Одновременно открылись военные действия у Афин.

Тем временем римское посольство продолжало свою дипломатическую миссию. Оставалось убедить Антиоха сохранять нейтралитет во время войны Рима с Македонией. Царю дали понять, что римляне предоставляют ему свободу действий по отношению к Египту. Хотя Антиох не дал определенного ответа, но фактически оставался нейтральным на всем протяжении македонской войны. Этот факт весьма показателен для Антиоха в частности и для политики эллинистических монархий в их взаимоотношениях с Римом вообще. Ни разу на протяжении своих войн на востоке римляне не встречали единого фронта эллинистических государств. Противоречия между последними были настолько велики, что мешали образованию единой антиримской коалиции, которая одна только могла бы их спасти. В частности, Антиох, боясь усиления Филиппа, предоставил своего союзника его собственной судьбе, предпочитая «под шумок» забрать сирийские владения Египта. За такую близорукую политику Антиох очень скоро был наказан.

Первые два года македонской войны прошли без решающих успехов. Однако скоро к войне присоединились этоляне. Дарданы и иллирияне с самого начала были римскими союзниками. Родосский и пергамский флоты действовали вместе с римским в Эгейском море и у побережья Македонии.

Летом 199 г. Публий Сульпиций через Иллирию вторгся в северную Македонию Филипп избегал решительного сражения, боясь численного превосходства противника К осени римляне вернулись на свою иллирийскую базу, не добившись серьезных успехов. Это дало возможность Филиппу бросить все силы против дарданов, напавших на Македонию с севера, и этолян, вторгшихся в Фессалию

В кампанию следующего, 198 г, римское командование предполагало из Иллирии проникнуть в Грецию и соединиться с этолянами Но Филипп занял сильные позиции в горных проходах, ведущих в Эпир и Фессалию. Римляне в бездействии стояли против него лагерем

Оживление наступило только с появлением на театре военных действий консула 198 г. Тита Квинкция Фламинина с большими подкреплениями. Это был молодой еще человек лет 30, энергичный, способный и крайне честолюбивый. Он принадлежал к сципионовскому кругу, был горячим поклонником греческой культуры и мечтал стать освободителем Греции от ига Македонии. Если к этому добавить, что Фламинии обладал большими дипломатическими способностями, то его назначение на Балканский полуостров будет вполне понятным.

Вскоре после прибытия Фламинина была сделана попытка начать мирные переговоры. Римский консул поставил первым условием очищение Македонией всех греческих территорий. Филипп, конечно, отказал, тем более, что он чувствовал себя очень твердо на своих неприступных позициях. Однако Фламинину с помощью местных проводников удалось обойти македонские позиции. Филипп отступил в Фессалию, к Темпейскому проходу. Римляне последовали за ним и соединились со своими греческими союзниками. Союзный флот подошел к Коринфу, главному оплоту македонского могущества в Греции. Ахейский союз, правда под сильным давлением, разорвал отношения с Филиппом и присоединился к его противникам.

Положение македонского царя стала крайне трудным. Зимой 198/97 г. начались новые переговоры о мире, но теперь ситуация была еще менее благоприятна для Македонии. Естественно, что союзники не поступились ни одним из своих прежних требований, и переговоры закончились без всяких результатов.

Тем временем изоляция Филиппа росла: против него выступили даже спартанский тиран Набис и Беотия, старый друг Македонии. У Филиппа оставался последний выход: рискнуть генеральным сражением. К этому стремился и Фламинин, боявшийся, что из Рима прибудет его преемник. Филипп собрал все резервы, какие у него еще оставались, зачисляя в войска даже 16-летних мальчиков. В июне 197 г. в Фессалии на холмах, носивших название «Киноскефалы» («Собачьи головы»), произошла последняя битва II македонской войны. Силы противников были почти равны: около 26 тыс. человек на каждой стороне. Характер местности не дал возможности использовать боевые качества фаланги. Филипп потерпел полное поражение, потеряв более половины своих войск. Он отступил в Македонию и отправил послов к Фламинину для переговоров.

Римский главнокомандующий не склонен был затягивать войну: Антиох с армией и флотом в это время появился в Малой Азии, и Фламинин опасался, что сирийский царь идет на помощь Филиппу. Поэтому он принял македонские предложения. С Филиппом заключили перемирие на 4 месяца под условием уплаты 200 талантов и выдачи заложников. Текст мирного договора был окончательно утвержден в Риме, а его проведение в жизнь поручили сенатской комиссии из 10 человек вместе с Фламинином.

Филипп должен был отказаться от всех завоеваний, очистить Грецию, выдать военный флот, за исключением нескольких судов, вернуть пленных и перебежчиков и заплатить 1 тыс. талантов контрибуции: половину — немедленно, а остальную сумму — равными взносами в течение 10 лет. Относительная умеренность договора 196 г. показывает благоразумие и предусмотрительность сената, который не хотел ожесточать Филиппа, стремясь использовать его как союзника в неизбежной войне с Антиохом.

«Освобождение» Греции

Первая статья мирного договора провозглашала свободу греков: «Вообще всем эллинам, как азиатским, так и европейским, быть свободными и пользоваться собственными законами».6 Это было весьма ответственное заявление. Как оно претворилось в жизнь? На истмийских играх летом 196 г. при огромном стечении народа глашатай торжественно возвестил:

«Римский сенат и полководец с консульской властью Тит Квинкций, победивши в войне Филиппа и македонян, даруют свободу коринфянам, фокидянам, локрам, эвбейцам, ахеянам фтиотским, магнетам, фессалийцам, перребам, предоставляя им не содержать у себя гарнизонов, не платить дани и жить по отеческим законам».7

При первых же словах поднялся такой шум, что ничего нельзя было расслышать, поэтому глашатай вторично вышел на середину ристалища и повторил свои слова. Раздался неистовый взрыв рукоплесканий.

«Когда рукоплескания стихли, — говорит Полибий, — уже никто не обращал решительно никакого внимания на борцов. Все как бы в состоянии экстаза говорили, не умолкая, или друг с другом, или сами с собою, а по окончании игр в избытке радости и признательности едва не задавили Тита» (XVIII, 46).

Мы не можем заподозрить Фламинина в неискренности: честолюбивое желание быть освободителем греков играло известную роль в его политике. Точно так же нельзя отрицать, что некоторая и притом влиятельная часть нобилитета была далека от того, чтобы сознательно придать «освобождению» Греции характер ловко разыгранной комедии. Однако для римского сената в целом прокламирование греческой свободы было прежде всего определенным этапом его восточной политики. Эта политика делала только первые шаги. Римляне чувствовали себя на Балканах еще очень нетвердо, несмотря на победу над Филиппом. Антиох одной ногой стоял уже в Европе, намерения его были неизвестны. При таких условиях нужно было завоевать симпатии греков, вырвать их из-под влияния Филиппа и, самое главное, противопоставить в Греции свою политику политике Антиоха. Если Рим не освободит Грецию, что помешает в ближайшем будущем освободить ее Антиоху?

Таким образом, объективно «освобождение» Греции было если не комедией в полном смысле слова, то, во всяком случае, ловким политическим ходом. Ближайшие события это подтвердили. Прежде всего, «свободу» греческих полисов римское правительство понимало только в смысле свободы от податей, иностранных гарнизонов и навязанных извне законов. Но оно сохранило высший контроль над политической жизнью Греции. Комиссия «десяти» во главе с Фламинином начала перекраивать политическую карту Балканского полуострова в пользу своих союзников, не считаясь с желанием тех, кого насильно присоединяли к ахейскому или этолийскому союзам или подчиняли династам Греции и Малой Азии. Да и свободу от римских гарнизонов греки получили не сразу. На первых порах римляне заняли своими отрядами важнейшие стратегические центры — Коринф, Халкиду, Эретрию и др. Только летом 194 г. они были очищены от римских гарнизонов главным образом благодаря настоянию Фламинина, указывавшего на недовольство греков столь длительной оккупацией.

Примечания:

[1] В битве при Рафии, в южной Палестине (217 г.), египетские войска разбили сирийскую армию, пытавшуюся вторгнуться в Египет.
[2] Его смерть долго скрывалась придворной кликой, старавшейся упрочить свое положение, и стала известной только в 203 г.
[3] Возможно, что он вел двойную игру и сознательно щадил Египет, желая обеспечить будущий союз с ним против Антиоха.
[4] Возможно, что война была объявлена еще до посещения римским послом Филиппа, во время дипломатических переговоров в Афинах с македонским полководцем Никанором Абидосский же ультиматум, согласно римской дипломатической процедуре, носил характер окончательного объявления войны лично македонскому царю.
[5] Ливий, XXXI, 6 — 8.
[6] Полибий, XVIII, 44.
[7] Там же, XVIII, 46.

Источник:

Ковалев С. И. История Рима. Курс лекций. Санкт-Петербург, 2003.

 
© 2006 – 2019 Проект «Римская Слава»