Римская Слава - Военное искусство античности
Новости    Форум    Ссылки    Партнеры    Источники    О правах    О проекте  
 

Усовершенствование греческой тактической системы в IV в. до н.э. (Delbruck H.)

Древняя Греция • 31 марта 2010 г.

Хотя Пелопонесская война носила изменчивый и затяжной характер, все же она не выработала новых форм военного искусства. Новое, что принесла она Элладе, – это появление профессиональных солдат. Еще и раньше Греция знала профессиональных бойцов в лице наемников; тираны, как Поликрат Самосский или Пизистрат Афинский1, держали при себе телохранителей, на которых опиралась их власть; Поликрат имел даже, по преданию, небольшое войско из 1 000 лучников2. Цари Египта и Лидии содержали сильные армии из греческих наемников. Но это не было еще общим явлением; настоящее наемничество, ставшее существенным моментом греческой национальной жизни и греческой истории, порождено было лишь Пелопоннесской войной. И отныне мы должны считаться не только с массой рядовых солдат, – на сцену выступают также как особое новое сословие вожди этих наемников, профессиональные офицеры.

Переход образуют такие военачальники, как афиняне Демосфен и Ламах или спартанцы Брасид, Гилипп, Лисандр. Когда вскоре после окончания Пелопоннесской войны персидский царевич Кир, наместник Малой Азии, восстал против своего брата, царя Артаксеркса, он имел возможность нанять не более и не менее, как 13 000 греческих солдат под начальством опытного командного состава как высшего, так и низшего.

Постепенный переход от гражданского ополчения к наемным войскам имел, конечно, последствием усовершенствование военных упражнений и более интенсивное их применение; или, пожалуй, это можно выразить иначе: военное обучение спартанцев распространилось и на прочие греческие армии. «Спартанское войско, — говорит Фукидид (VI, 66), — почти сплошь состояло из командиров» (???????? ???????? — начальников над начальниками), и, согласно автору «Государства лакедемонян», спартанское военное обучение основывалось на том, что каждый солдат следовал за своим «взводным командиром» (эномотархом); благодаря этому легко можно было производить самые сложные эволюции.

Отдельные стадии развития этих упражнений мы не можем теперь указать, но самое это развитие лежит в природе вещей, и некоторые эпизоды похода «десяти тысяч» ясно показывают нам, что здесь был достигнут значительный прогресс. Организационные подразделения войсковых частей оказываются в состоянии двигаться, если необходимо, как самостоятельные тактические единицы, а общая спайка, которая достигается только путем интенсивного военного обучения, настолько сильна, что гоплиты решились однажды, в сражении с Фарнабазом, пойти в атаку на персидскую конницу, хотя сами они имели лишь горсточку всадников для прикрытия своих флангов (Анаб., VI, 330). Взамен конницы на расстоянии 30 м за фалангой было расположено уступами несколько эшелонов по 200 чел. гоплитов в каждом. Таким образом, недостаток в коннице уравновешивался повышением воинских качеств пехоты.

Мы там находим также применение совсем нового боевого приема. Колхидяне заперли «десяти тысячам» дорогу, заняв перед ними широкую горную позицию. Натиск обычной сомкнутой фалангой был неосуществим, так как в этой сильно пересеченной местности фаланга во время продвижения неминуемо должна была разорваться. И вот по совету Ксенофонта было образовано 80 мелких колонн, по 100 чел. в каждой, которые построены были очень глубоко, – вероятно, по 20 человек в глубину и по 5 в ширину, – и на довольно значительных интервалах. Таким образом, каждая колонна могла самостоятельно выбирать удобную дорогу, а крайние из них охватывали неприятельские фланги. Пельтасты наступали тремя группами (два крыла и центр) вместе с гоплитами. Против греческой фаланги нельзя было бы так идти; уже не говоря о перемежающемся расположении гоплитов и пельтастов, сами по себе разрозненные гоплитские колонны не могли бы выдержать натиска сомкнутой фаланги тяжеловооруженных воинов: голова каждой отдельной колонны при столкновении фронтов оказалась бы с обеих сторон зажатой и раздавленной, и, таким образом, все колонны центра были бы разбиты, прежде чем направленные в обход колонны успели бы нанести удар неприятельским флангам. Массивный сомкнутый фронт, конечно, сильнее прерывчатого. Однако против варваров, которые полагались больше на выгодность своей горной позиции, чем на свое оружие, и не имели к тому же достаточно твердого руководства, чтобы в должное мгновение сомкнутым строем пойти в атаку, – против такого противника и в таких условиях местности маленькие глубокие колонны на довольно больших интервалах представляли правильную тактическую форму. Колхидяне не отважились вклиниться в интервалы, опасаясь, что соседние колонны нападут на них с тыла и отрежут от остального войска. Гениальная импровизация Ксенофонта достигла цели, но она не явилась и не сделалась, как думают обычно, новой фазой в развитии принципов греческой тактики.

Особенно большие преимущества открыло наемничество оружию пельтастов. Хороший пельтаст стоил больше гоплита. Фаланга имеет у себя наряду с хорошим и плохого бойца, слабо обученного и не очень храброго, она держит его в своих прочных рамках и использует как некоторую единицу. Пельтаст же, если он не подлинно доблестный воин, не представляет собой вообще никакой ценности. Пельтаст, если ему пришлось уступить перед превосходным оружием гоплита, должен вовремя (в этом все дело – вовремя!) снова двинуться на врага. Для этого от каждого отдельного воина требуется большая стойкость, а командир должен пользоваться величайшим доверием своих людей и очень твердо держать их в руках. Офицер, который этого достиг, может сделать с ними очень многое. Именно такие офицеры, прошедшие школу войны и умеющие муштровать своих людей, и выступают теперь на сцену.

Особенно прославился афинский начальник наемных войск Ификрат своими огромными успехами благодаря использованию пельтастов. Этот род оружия, который до тех пор считали полуварварским, он перенес на собственно греческую почву и снабдил им наемников-эллинов, усовершенствовав при этом как вооружение, так и снаряжение. Длинный меч вместо короткого клинка и наряду с дротиками длинное копье – оба эти оружия, давшие пельтасту возможность вступать в рукопашный бой с гоплитами, были, весьма вероятно, введены Ификратом. Но главным были не эти изобретения (которые, строго говоря, вовсе и не были изобретениями); все дело – в той замечательной дисциплине, которую, по сообщению Непота, Ификрат ввел в своих войсках. Она-то и дала ему возможность так успешно применять в деле легкую пехоту, которой до тех пор не придавали почти никакой цены. Из страха перед пельтастами Ификрата, рассказывает нам Ксенофонт (Hell., IV, 4, 16), аркадские гоплиты не посмели бы выйти за городскую стену. Но перед лакедемонскими гоплитами, которые высылали вперед свои младшие по возрасту разряды, пельтасты сами трепетали и не смели приблизиться на полет копья. Следовательно, молодые лакедемонские гоплиты были так хорошо натренированы в беге, что могли догнать пельтастов, несмотря на свои тяжелые доспехи.

Но когда одна лакедемонская мора, слишком положившись на свои силы, попробовала раз пройти близ Коринфа, Ификрат напал на нее при Лехеоне со значительно большими силами и совершенно истребил ее; при этом его пельтасты все время ее обстреливали, а когда она сама переходила в атаку, отступали к своим гоплитам, которые подходили сзади.

Конный отряд, пришедший лакедемонянам на помощь, был слишком слаб и ничего не мог сделать. Ксенофонт упрекает его в вялом образе действий (Hell., IV, 5).

Победу, аналогичную лехеонской, Ификрат одержал со своими пельтастами при Абидосе; он напал врасплох на лакедемонских гоплитов, когда те, растянувшись длинной линией, спускались по горному склону (Ксенофонт, Hell., IV, 8, 37).

Когда вскоре после этого подобному же нападению подвергся в Акарнании Агезилай, ему удалось при поддержке конницы провести атаку, нанести большие потери неприятельским пельтастам, обратить в бегство служивших им опорою гоплитов и таким образом расчистить себе путь для дальнейшего марша (Hell., V, 6).

Фракийские и северогреческие пельтасты, выступавшие наемниками в более раннюю эпоху, были, вероятно, вооружены не совсем однообразно; каждому отдельному бойцу предоставлялось обзаводиться по его личному усмотрению длинным или коротким мечом, поножами или сапогами, а то и просто сандалиями. Только регулярная служба в наемных войсках под командой греческих полководцев, вроде Ификрата, выработала единообразный в военном смысле тип вооружения.

Относительно конницы нам не известно, сделала ли и она за это время какой-либо прогресс. Она культивировалась главным образом беотянами, которые выработали также и смешанный тип борьбы, прибавив к всадникам быстроногих легковооруженных пехотинцев, так называемых гамиппов3.

Агезилай в своей азиатской войне, читаем мы у Ксенофонта, признал, что в открытом поле ему без всадников ничего не достичь, и сформировал конницу4. Сам Ксенофонт посвятил ей два сочинения, но об этом нам удобнее будет говорить в следующей книге, в связи с военным делом у македонян.

Существенных успехов достигли греки за этот период в осадном искусстве. Уже в древнейшей египетской и ассирийской стенной живописи и рельефах мы можем распознать осадные машины; но греки даже во время Пелопоннесской войны были совсем неискусны в этом деле. Правда, еще Перикл при осаде Самоса велел построить военные машины, и пелопоннесцы при осаде Платеи сделали несколько попыток взять городок посредством искусственного наводнения, таранов и поджога; но в конце концов, не достигнув цели со всеми этими средствами, они прибегли к старому способу окружения осажденного города валом и голодом принудили осажденных к сдаче. Настоящему осадному искусству греки, по-видимому, впервые научились в Сицилии, у карфагенян, которые осаждали и взяли Селинунт, Гимеру, Гелу и Акрагант при посредстве подкопов, башен и таранов (409 – 405 гг. до н. э.)5. Сиракузский тиран Дионисий Старший был великим машиностроителем, а из Сицилии это искусство проникло и в древнюю Грецию.

Около того же времени в Сиракузах изобретены были также и метательные машины – катапульта и петробола, а триера заменена пентерой. По рассказу Диодора6, Дионисий собрал в Сиракузах искуснейших техников со всего света, лично заботился о рабочих, поощрял их, награждал усердных и способных и приглашал их к своему столу. И они действительно прилагали к делу все свои силы и изобретали новые образцы стенобитных и метательных машин7.

1. У спартанцев мы находим очень развитую систему подразделения войска, которая, однако, часто преобразовывалась, а потому нам трудно теперь восстановить ее с уверенностью во всех частностях. Лохи распадались на пентакостии, пентакостии на эномотии, насчитывавшие от 32 до 36 человек8. Несомненно, и в этих мельчайших частях проводилось военное обучение.

2. Непот рассказывает, что Ификрат преобразовал гоплитов в пельтастов и вообще первым создал этот вид оружия. Это могло быть верно только в отношении Афин, где до тех пор не было пельтастов, которых считали пережитком варварства. Однако благодаря систематическому развитию этот род оружия настолько усовершенствовался, что получил признание даже среди афинских граждан. Впрочем, набросанное Непотом изображение ификратовых пельтастов очень недостаточно. Он совсем не упоминает дротиков, а только длинное копье и длинный меч. Судя по этим признакам, можно было бы подумать, что пельтасты приспособлены были исключительно для рукопашного боя; Рюстов и Кёхли, действительно, понимали реформу Ификрата в том смысле, что он создал новый промежуточный род пехоты. Но это воззрение справедливо отвергал еще Берг, а затем также Н. Droysen (S. 26) и Ad. Bauer (§ 42). Никогда в практике военных событий не выступает на сцену подобная средняя пехота; решающим оружием остаются, как и были, гоплиты. Вопрос лишь в том, действительно ли удлиненное копье и удлиненный меч, в соединении с легким предохранительным вооружением (холщевый панцирь, сапоги вместо поножей – «ификратиды»), были изобретены Ификратом или еще и до него являлись обычной экипировкой пельтаста.

3. В отношении сражения при Кунаксе, – как и везде, где на арену выступают персы, – мы прежде всего должны произвести ампутацию над числами. Греки настолько сжились с представлением, будто персидское войско в соответствии с величиной государства должно было иметь колоссальную численность, что даже Ксенофонт, этот практик военного дела, обладавший трезвым и ясным умом, как под гипнозом, повторяет нелепые басни. У Артаксеркса под Кунаксой было будто бы 4 армии по 300 000 чел. и из них 3 были на месте9. Даже 100 000 чел., приведенные будто бы Киром сверх его 13 000 греков, подлежат весьма основательному сомнению, как доказал еще Hollaender (Beilage z. Jahresber. d. Domgymnasiums zu Naumburg, 1793 г.). Вероятно, это была армия незначительной численности.

В бою персидские всадники, под предводительством Тиссаферна, ринулись на греческих пельтастов, стоявших рядом с гоплитской фалангой. Пельтасты уклонились от удара, пропустили персидских всадников сквозь свой боевой порядок и обстреляли их при этом с двух сторон. Ударить на самую фалангу всадники не решились, хотя теперь они могли произвести на нее нападение с тыла, а когда персы Кира обратились в бегство, то – также и с того фланга, где те стояли прежде. Греки не упустили из виду возможность такого нападения и хотели поэтому выполнить маневр, который должен был прикрыть их тыл и фланг, а именно – выстроиться тылом к Евфрату, который до тех пор находился у них с правого фланге. Следовательно, им пришлось бы произвести полный поворот на четверть круга, что чрезвычайно трудно осуществить длинной растянутой линией. Каким способом должен был быть выполнен этот маневр, мы теперь не можем сказать10.

Но так или иначе к нему, по-видимому, не пришлось прибегнуть.

Персы стянулись к своей прежней позиции, и греки – неизвестно, угрожали ли им персы новым нападением или нет11, – еще раз пошли на них в атаку и опрокинули их. Вероятно, персы не проводили серьезно этого второго боя, так как их пехота уже отступила. Иначе невозможно объяснить, почему их конница не ударила грекам во фланг.

Читатель видит, как сильно изменились условия по сравнению с Марафоном и Платеей. Греческая фаланга, состоящая из наемных солдат и профессиональных офицеров, обладает гораздо большей стойкостью, чем афинское гражданское ополчение; сообразно этому новому сознанию и той нравственной силе, которую придали эллинам события этого века, грек теперь отправляется в бой с повышенной верой в свои силы, а перс, напротив, с пониженной; и, наконец, фаланга получила поддержку в превосходных вспомогательных войсках, снабженных метательным оружием. Отныне греческая пехота может сражаться с персами в открытом поле.

Все это объясняется также и возможностью отступления. Персы вполне могли бы одолеть греков, но они предпочитали щадить свои силы в надежде, что греки и без их вмешательства найдут свою гибель в Кардухских горах. Отсюда еще нельзя сделать заключение о положительном превосходстве греческой пехоты над персидской конницей. Да и те 50 всадников, которых выставили греки, не могли, конечно, испугать персов. Как уже приведено выше, Ксенофонт (в Hell., III, 4, 15) сам рассказывает, что Агезилай в войне с Тиссаферном признал необходимым иметь конницу для того, чтобы противостоять персам в открытом поле.

Доктор Marie Pancritius (Studien uber die Schlacht bei Kunaxa, Berlin, Alex. Dunker, 1906 r.) удачно опровергает многие ложные положения, высказанные за последнее время учеными о Ксенофонте и «десяти тысячах»; однако и она не сумела дать правильную оценку стратегических и тактических моментов, так как исходит из ложных предпосылок.

4. Ксенофонт (Hell., III, 4, 23) рассказывает об одном сражении Агезилая против персидской конницы. Так как его собственная конница была, очевидно, слабее персидской, Агезилай хотел поддержать ее пехотой. С этой целью он выслал вперед сперва 10 младших возрастных разрядов из гоплитов, потом пельтастов, а затем и все главные силы фаланги. Смысл этого деления заключался в том, что не только пельтасты, но равным образом и гоплиты должны были ринуться на неприятельских всадников, а так как главные силы фаланги, включавшей в своем составе много пожилых людей, были для этого слишком тяжелы, то вперед были отправлены более молодые бойцы, которые дольше могли выдержать бег.

5. О сражении при Коринфе в 394 г. до нас хотя и дошли рассказ Ксенофонта (Hell., IV, 2) и некоторые другие сообщения, однако, их недостаточно для подлинного понимания этого события. На обеих сторонах победило правое крыло, совершив охват левого неприятельского крыла путем сдвига вправо и ударив ему во фланг. Затем лакедемоняне со своими победившими частями повернули налево и поочередно, одну за другою, разбили неприятельские части, возвращавшиеся после преследования.

По этой версии можно принять, что превосходная дисциплина спартанцев, сохранившаяся даже после победы и обусловившая возможность трудного маневра перемены фронта на 90° (с 6 000 бойцами), дала им перевес над противником и решила исход сражения. Тем не менее остается много неясностей.

По Ксенофонту, коринфяне с беотянами и афинянами имели 1 550 всадников, а лакедемоняне только 600, причем союзники имели перевес также и в легкой пехоте. Каким же образом лакедемонские гоплиты получили возможность охватить афинский фланг, если этот фланг был обеспечен более сильной конницей и легкой пехотой? По одному замечанию в платоновском «Менексене» (цитируется у Грота) афиняне приписывали свое поражение неблагоприятным условиям местности. Может быть, это объясняет нам бездействие их всадников, – но почему же сражение дано было в такой местности, где нельзя было использовать конницу?

Далее, по Ксенофонту, союзники имели 24 000 гоплитов, а спартанцы только 13 500. Свою первую частную победу спартанцы одержали с 6 000 чел. против 3 600 (6 фил) афинян, тогда как остальное спартанское войско, за исключением небольшой части, было разбито. Следовательно, во втором акте боя 6 000 победоносных лакедемонян противостояли победоносному неприятельскому войску в 20 400 чел., – и оно было побеждено часть за частью. Это звучит крайне неправдоподобно, в особенности если мы вспомним про конницу, поведение и местонахождение которой нам неизвестны. А если теперь мы примем в расчет сообщение Диодора (XIV, 82, 83), что другое предание дает обеим сторонам одинаково по 500 всадников, а пехоты дает спартанцам 23 000 против 15 000, то не лучше ли скромно сознаться, что мы имеем слишком мало достоверных сведений о ходе этого сражения, и воздержаться от анализа его частностей.

6. Через несколько недель после сражения под Коринфом разбитое там войско должно было снова принять сражение, чтобы при Коронее преградить путь возвращавшемуся из Азии Агезилаю. На этот раз, также и по Ксенофонту, силы были более или менее равны; о поведении конницы и легкой пехоты мы по-прежнему ничего не знаем, и по-прежнему каждая из сторон побеждает на правом крыле. Но, в отличие от предшествовавшего сражения, на этот раз оба победоносные крыла, обратившись друг против друга, вступают в правильный бой и сражаются с большим упорством. В конце концов фиванцам удалось оттеснить бойцов Агезилая в сторону и, таким образом, проложить себе дорогу к отступлению, что, однако, стоило им больших потерь. Ксенофонт говорит: «Сражение выделялось из других сражений, которые у нас были». Это следует отнести к необычайно энергичному проведению второго боя, так как обыкновенно при первом столкновении фаланг одна часть тотчас уступала. В «Агезилае» изображено, как на другой день можно было увидеть напоенную кровью землю, мертвецов, лежавших рядом, тело к телу, – не разберешь, где друг, где враг, расколотые щиты, поломанные копья и обнаженные мечи на земле, в телах и в руках.

7. Hellenica, IV, 2, 5. Агезилай выдает награду тем, «которые будут участвовать в походе с лучше всего вооруженными лохами гоплитов, стрелков и пельтастов». К. Harmann, uber die Taktik des Arrian (Progr. Bamberg, 1895 г., стр. 16) толкует это как полк (лох), скомбинированный из трех родов оружия. Это едва ли правильно. Речь идет скорее об отдельных лохах, различного рода оружия каждый.

Примечания:

[1] Геродот (I, 61). Впрочем, наемники Пизистрата.были, по-видимому, не греки, а скифы. Helbig, Sitz.-Ber. d. Munch. Akad. 1897, 2. Bd., стр. 259. Смотр войск у Пизистрата или Гиппия, изображенный на чаше с черными фигурами.
[2] Геродот (III, 39).
[3] Фукидид, V, 57, 2; Ксенофонт, Hell., III, 5, 24.
[4] «Он понимал, что, не имея достаточной конницы, он не может вести войну на ровной местности, – и он решил организовать конницу для того, чтобы быть в состоянии воевать а не быть вынужденным обращаться в бегство» (Ксенофонт, Hell., III 4, 15).
[5] Ad. Bauer, § 47.
[6] Диодор, кн. 10.
[7] О конструкциях и названиях см. Bauer, § 58.
[8] Многие частности спорны и излагаются по-разному. Ср. Bauer, § 23; Droysen, стр. 68 Белох, Bevolkerung, стр. 131. Бузольт. «Hermes», Bd. 40 (1905 г.), стр. 387, пытается разрешить противоречия в предании удачным, как мне кажется, доказательством имевших здесь место многократных изменений.
[9] Reuss «N. Jahrb. f. Philol, Bd. 145, стр. 550 дает основание с большой вероятностью предполагать, что Ксенофонт неповинен в этих цифрах; по-видимому, § 10–13 главы 7, книги 1-й следует признать позднейшей вставкой. Это, может быть, предостережет филологов от попытки оспаривать мои исследования следующими доводами: Ксенофонт-де – очевидец, правдивый историк и сам солдат – заставляет Артаксеркса двинуть в поход войско в 900 000 чел.; правда, мы не можем представить себе теперь, как это могло быть осуществлено, но мы должны доверять такому вескому свидетельству; а что было возможно при Кунаксе, то возможно было и везде, следовательно, и войско Ксеркса могло насчитывать несколько миллионов; поэтому так называемый метод вещественной критики к древности неприменим; нам не остается ничего другого, как выбирать наилучшие из преданий и пересказывать их.
[10] Точному толкованию слов Ксенофонта посвящено было много исследований. Из новейших работ укажем следующие: F. Reuss в «N. Jahrb. f. Philol, 1883, стр. 817; Bunger, там же, Bd. 131, стр. 262 и G. Frledrich, там же, Bd. 151, стр. 19. Ученые всегда слишком легко представляют себе маневры с большими войсковыми массами. Даже если сократить сообщаемую преданиями численность персидского войска на 95–97%, то и тогда остается все-таки слишком тяжелая масса, которою трудно управлять тактически, не говоря о сложных эволюциях. Уже обратное выстраивание греческой фаланги на заднюю шеренгу, даже если мы представим себе это перестроение в виде простого поворота кругом всей фаланги, – который к тому же, по мнению Рейсса, выполнялся захождением всей фаланги плечом вокруг одного из флангов, – представляет собою чрезвычайно трудный маневр. Ср. ниже специальное исследование этого вопроса в связи со сражением при Гавгамеле.
[11] Диодор, рассказ которого основан на свидетельстве врача Артаксеркса Ктесия, сообщает еще об одной персидской атаке; Ксенофонт, которому мы должны доверять больше, об этом не упоминает.

Источник:

Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. «Директмедиа Паблишинг». Москва, 2005.

 
© 2006 – 2019 Проект «Римская Слава»