Римская Слава - Военное искусство античности
Новости    Форум    Ссылки    Партнеры    Источники    О правах    О проекте  
 

Повседневная жизнь армии Александра Македонского: Основание городов (Фор П.)

Македонские войны • 31 января 2013 г.

Работы, приписываемые войску Александра Македонского или на самом деле выполняемые им и вместе с ним, требовали человеческих и умственных ресурсов. При высадке в Азии армия располагала приблизительно пятьюдесятью тысячами пар рук, а семью годами спустя — ста двадцатью тысячами. Сократившись на тридцать тысяч после катастрофического отступления 325 года, войско было пополнено тридцатью тысячами эпигонов или «преемников» греческих содат в 324 году, двадцатью тысячами персов в 323 году, десятью тысячами наемников из Европы и, наконец, неопределенным числом военных контингентов касситов, мидян, карийцев и лидийцев и, вероятно, насчитывало на момент смерти царя, когда он задумывал совершить поход в Аравию, от девяносто до ста тысяч человек всех национальностей.

Работы стратегического характера

Инженеры, архитекторы, плотники, художники, сопровождавшие войско начиная с 334 года, отыскивали в самом этом войске, а также среди пленников рабочие руки, с помощью которых могли осуществлять самые грандиозные проекты македонских царей. Упомянем среди этих проектов о канале через Коринфский перешеек и полуостров Галлиполи, об изменении формы горы Афон (Фракия) архитектором Стасикратом (Плутарх. Об удаче и доблести Александра, 2, 325 С; «Жизнь», 72, 6)1. Первые два проекта предполагали съемки с помощью прицельного приспособления, называемого угломер, и гигантские земляные работы. Например, чтобы прорезать перешеек Галлиполи от Бакла-Буруна (античная Кардия) в Саросском заливе до пролива Чанаккале (Дарданеллы), потребовалось бы срыть 8 километров миоценового конгломерата, возвышавшегося на 50 метров к востоку от деревни Авир. Прорыть канал западнее от этой деревни означало сократить его длину на 2 900 метров, но это предполагало прорезать 100-метровую гору. Видимо, это преимущество показалось инженерам незначительным, хотя они располагали техническими средствами для решения этой задачи. Но наряду с осуществлением гигантских и порой бесполезных проектов древние авторы вспоминают о форсировании великих рек, подчас шириной в несколько тысяч метров, по понтонным мостам и на плотах — в Бактриане, Согдиане и Индии. Говорят они и о возведении двенадцати колоссальных алтарей и фальшлагерей на восточном берегу Биаса, около Лахора, мавзолея Гефестиона в Вавилоне высотой с двадцатиэтажный дом, о строительстве порта на тысячу военных кораблей в Вавилоне, о временном закрытии деривационного канала, параллельного течению Евфрата. Арриан (VII, 21, 5) пишет, что десять тысяч ассирийцев некогда работали три месяца ежегодно, чтобы запрудить реку и не дать ей затеряться в болотах, но греческие инженеры в 324–323 годах быстро решили проблему, проложив соединительный путь в скале.

Однако следует отметить, что эти работы, следов которых сегодня не отыскать, с нынешней точки зрения совершенно несопоставимы по значению в сравнении со строительством городов, которых, вероятно, насчитывалось всего сорок два, и реконструкцией пятнадцати крепостей, проведенной из стратегических соображений. Но что же понимается под словом «город»?

Что такое город?

Индоевропейские народы, от которых произошли македоняне, греки, персы, индийские арии, не имели общего термина для обозначения города. Несомненно, что изначально, в момент своего разделения в конце V тысячелетия до нашей эры где-то на территории между Днестром и Доном, они располагали как минимум восемью основами для обозначения своих более-менее временных резиденций. Это:

AWES (санскрит: vastu — резиденция, vasati — проживать; греческий: aesa — проводить время, откуда происходит слово astu — город; тохарский «А» язык оазиса Турфан в китайском Туркестане: wast — дом).

DUN (кельтское: dunon, например Лугдунум, Лион, Лудун и т. д.; английское: town; немецкий: Zaun , предполагающее идею защищенного места, крепости, цитадели).

GORT (представлен в многочисленных топонимах — Гортина на Крите, французские города Гурдон, град и город в славянских языках, а также греческое hortos и латинское hortus — закрытое место, огороженное, окруженное стенами, защищенное от диких зверей и от людей).

PERG (откуда греческий Пергам, итальянский Бергамо, а также родственные им немецкие Berg и Burg , высота и крепость, укрепленное место).

PUL (санскрит: p?r, purih — крепость; литовский: pilis — цитадель; греческий polis — «акрополь», очень рано, как минимум в XIII веке до нашей эры, начавший обозначать укрепленную высоту, где люди строили свои святилища, а спустя 500 лет — политическое и религиозное сообщество, город, государство).

STA (немецкий Stadt, буквально пространство, где «помещаются», место для резиденции, прежде чем она станет городом).

VIS (на санскрите клан, группа из нескольких семей; это слово соответствует греческому oikos — семья, домочадцы, а на латыни villa — сельская агломерация, vicus — селение, улица, квартал).

WER (древнеперсидский: avarana — форт; латинское urbs — ограда; фракийское bria — город).

Смысл этих слов сводится к трем типам: 1) выгороженное, огражденное место, построенное для защиты, то есть ограда, фортификация: таков самый основной смысл, очевидно, самый древний, когда люди объединялись, чтобы стать сильнее и защищеннее; 2) постоянное жилище, постоянная резиденция в противоположность лагерям пастухов-кочевников; 3) место политического и религиозного собрания, порой праздничного: таков наиболее поздний смысл любой массовой агломерации, по-гречески polis, ставшей позднее институтом, организмом, полисом. В смысле материальном, как кажется, более древние захватчики определяли и противопоставляли два типа агломераций: защищенное место, более-менее постоянное или временное, и открытое место, более-менее подвижное. Исторически новые завоеватели отличали старые укрепленные города балканского мира от смешанных агломераций, которые они создавали, и различали старинные термины, названия larissa, theba, glamia, tederi (три слова пеласгов и одно ликийское) от полиса , подобно тому, как англичане позднее станут различать town — посад и city — столицу. В Галлии археологи подобным же образом выделяют два типа городов: место укрытия на горной вершине или отгороженном горном отроге, с одной стороны, и святое место, святилище, понемногу привлекающее к себе временные праздники, паломников, рынки. Следовательно, город в Греции, по крайней мере в IV веке до нашей эры, являлся результатом тысячелетней эволюции, продуктом цивилизации, то есть строительства, общественных институтов и культуры, в то время как другие поселения были простым объединением населения, ограниченным несколькими тысячами человек, своим расположением в защищенном месте и превосходством над окрестностью.

Уточняя отличия между греческим городом и городами Финикии, Египта, Персии и Индии, отметим, что первый стремился стать, если еще не был, полисом, в то время как остальные оставались «местами» определенными, постоянными, укрепленными или нет, в основном осуществлявшими контроль над торговым обменом и коммерческими потоками. Такое же отличие существует и между двумя типами коллективной жизни: в греческом городе «гражданин» принимал участие в управлении и администрировании своей страны; в других городах жители отстояли от власти на более или менее далеком расстоянии. Кто говорит «полис», подразумевает «политика». Кто говорит «закрепленное место», подразумевает жилище, рынок, участок, обеспечивающий защиту группы людей и их связей между собой. Здесь акцент ставится на замкнутость, закрытость, иерархию, командование. В Греции акцент ставился на жизнь в коммуне, открытость, обсуждение. Греческий город основывался на разделении властей; персидский город — на централизации. Два типа городов — два типа власти. В середине IV века до нашей эры, несмотря на многочисленные известные примеры монархий и даже тираний, греки чаще всего выбирают демократию — столь ясно и осознанно, что одной из первых забот «освободителя» греческих городов Малой Азии в 334–333 годах являлось установление в них демократических режимов. Что касается подвластных общин Африки и Азии, македонский царь, унаследовавший от своего отца понятие управления, администрации, руководства людьми, то есть по сути понятие государства, предоставил местным властям частичную автономию при условии, что они будут повиноваться указаниям, поступающим из столицы. Вероятно, шесть лет спустя после пожара в Персеполе Александр сожалел не о разрушении крупного города, богатого людьми и ресурсами, сильного, хотя и беззащитного, а о том, что он потерял центр, из которого своей волей мог с наибольшим удобством управлять всей империей. Ни Экбатана, ни Сузы, ни — еще того менее — Вавилон не могли заменить Персеполя, чтобы управлять одновременно Египтом и Индией. Столица — вот новое понятие, город, расположенный настолько удобно, чтобы стать «головой» огромного тела, в котором провинциальные агломерации всего лишь члены. Осталось узнать, согласятся ли греческие города, даже свободные и автономные, подчиняться этой «голове» или, по крайней мере, объединиться с ней, чтобы не вести политику в собственных интересах. Говорят, что игра в шахматы была придумана царем Персии или для него. Буквально это игра shah , «шах», в царя по-ирански; политическая и военная игра, в которой первенствовали жители Востока. Греки не желали быть в ней пешками.

Колонии нового типа

Чтобы примирить непримиримых, завоеватель должен был отыскать очень гибкие средства, учитывающие особые случаи. Взяв приступом и разрушив множество городов, необходимо было найти им замену. Уведя стольких балканских пролетариев и безработных далеко от дома и стронув с места стольких пленников, требовалось обеспечить их работой. Разбудив притязания стольких греко-левантийских искателей приключений и торговцев, требовалось их удовлетворить, не покушаясь на их свободы. Отсюда строительство как минимум трех типов агломераций: торговых городов, колоний для населения, опорных пунктов или сторожевых постов. Необходимо также было обеспечить сотрудничество побежденного и вроде бы покоренного населения. В основном македоняне использовали политику, уже принесшую им успех в провинциях, более века присоединенных к старой Македонии, в Иллирии, Пеонии и Фракии: политику смешивания. В новых колониях — в Амфиполе, Филиппах, Александрополе во Фракии — отец Александра поселил за крепостными стенами бок о бок семьи македонских добровольцев, коренных жителей, привязанных к земле или лесу, торговцев и иностранных ремесленников. Там учитывались самые различные интересы, международные по своей природе, а администрация и военные губернаторы с их царскими чиновниками и милицией заставляли жителей подчиняться. В то же время цари отвечали глубоким чаяниям греческого народа, вот уже четыре сотни лет колонизировавшего все доступные берега Средиземного и Черного морей и сталкивавшегося повсюду с двумя одинаковыми препятствиями: оппозицией местных жителей и отсутствием центральной власти. Со своей стороны, три самых великих политических теоретика IV века до нашей эры Исократ, Платон и Аристотель не переставали повторять, обращаясь к Филиппу Македонскому, Дионисию Сиракузскому и Эвагору Кипрскому, что следует основывать колонии нового типа, идеальные города, образцы гармонии и справедливости. Форма не имела большого значения — круглая, квадратная, звездообразная, лишь бы она соответствовала требованиям разума. Не важен режим, лишь бы он подчинялся принципу власти, божественному в своей сущности. Сами того не подозревая, строители семилетия, с 331 по 325 год, буквально воплотили в жизнь идеи отца геометрии и математических пропорций Пифагора (572–492 годы), жителя городов Навкратис (Египет), Кротоны и Метапонта (Великая Греция). Государство творит город. Пространство, в котором укореняется власть, новая колония будет одновременно геометрическим местом и сателлитом, средним термином системы суверенитетов. Отгороженность больше не будет его специальным признаком. Это будет план, подобный хорошо известному плану города Метапонта.

Александрия в Египте

Первый город, основанный греко-македонским войском, египетская Александрия, как всем известно, был заложен через три года военных кампаний и в Африке, а не в Азии. Почему так медленно и слишком далеко от зоны боев, в то время как Александрополь, военная колония, был построен в 340 году у фракийских медов (в современной Болгарии) сразу после молниеносной кампании? Существовало очевидное стратегическое основание, которое с давних пор предлагается в качестве объяснения: войско должно было занимать, удерживать и контролировать страну, только что захваченную в конце 332 года, готовую вновь вернуться в лоно Персидской державы, если бы Дарий собрал достаточно воинов и если бы удача отвернулась от победителей в битве при Иссе. Египтян называли непостоянными. Перед отправлением основных сил войска навстречу новым битвам с персами следовало укрепить свои тылы. Однако следует отметить, что строительство Александрии на пустынном берегу, за внушительной оградой рифов, было совсем не обязательным, и, вероятно, хватило бы хорошего гарнизона в Пелусии, Канопе, Саисе или Мемфисе. И к чему было здесь оставлять десять тысяч солдат и ремесленников, когда они так были нужны греческой армии в Сирии и Персии? На первый план выдвигались также и экономические основания: Тир и Газа уничтожены, греческая торговля отныне больше не имеет конкурентов в дельте Нила, но не имеет и торгового порта. Тем более что начиная с Псамметиха II в VI веке до нашей эры Греция располагала факториями в Саисе и Навкратисе, в местах, находящихся под пристальным наблюдением египтян и обремененных налогами. Но, зададимся этим вопросом еще раз, к чему выбирать самый западный рукав дельты, посреди дикой страны, с песками как на востоке, так и на западе и с болотами позади? Александрия «подле Айгюптоса», таково ее настоящее название, стала вызовом в смысле географии и экономики. К тому же получилось, что инженеры, строители городов, архитекторы и военные власти выбрали подобное место, взяв за основу исключительно греческие обоснования — политические. Раз уж им было невозможно объединиться с египтянами остальной части страны, законченными ксенофобами, с финикийскими купцами, закрепившимися в дельте, а с другой стороны, фаросская якорная стоянка уже прославила греков со времен легендарных приключений Одиссея, Протея, Менелая и прекрасной Елены, они ограничились напоминанием стихов своего национального поэта Гомера:

Остров такой существует на море высокоприбойном;
Перед Египтом лежит он (название острову Фарос)…

(Одиссея, IV, 354–355, пер. В. Вересаева)

Фарос, одна из дверей в «реку Айгюптос» в семи днях пути от Мемфиса, место обязательной остановки перед греческой колонией Киренаикой. И побольше фантазии, разовьем тему! Александр якобы увидел во сне великого, убеленного сединами старца, продекламировавшего ему эти стихи и призвавшего удостовериться, что никакое другое место недостойно более носить его имя.

То, что царь вместе с небольшой группой сопровождавших увидел на самом деле, вероятно, вряд ли внушило ему уверенность. На эту мысль нас наводит рассказ Гелиодора из Эмессы, писателя, современника (и друга?) автора «Романа об Александре» (около 250 года нашей эры): «Весь этот район египтяне называли «страной пастухов». Это природная впадина, получающая часть нильских паводков и превратившаяся в озеро (озеро Мареотида, нынешнее Марьют), достигающее значительной глубины в середине, но по берегам переходящее в болото. Именно это место считают своей вотчиной все разбойники Египта. Один на выступающем из воды небольшом клочке земли построил себе хижину; другой жил на лодке, служившей ему одновременно средством передвижения и домом… Озеро было для разбойников самым надежным пристанищем… Болотный тростник использовался ими как забор» (Эфиопика, I, 5). Узкий язык из бесплодного белого известняка отделяет озеро от морских дюн. В море на расстоянии 1260 метров высится утес с двумя выступами, длиной в 3500 метров, с двумя бухтами на востоке и западе, охраняющий берег от разрушительного действия волн. Это Фарос, «Великие ворота». Военные инженеры Диад и Харий и архитектор Дейнократ с Родоса тут же решили, что остров Фарос имеет ту же конфигурацию, что и остров Тир, крепость, которую солдаты недавно превратили в полуостров, обеспечив его двумя крупными портами. Фарос заменил бы Тир, если бы там могли стоять на якоре корабли, если бы войско сделало то, что уже совершило в Тире, то есть построило насыпь в 7 стадиев (1260 метров) и одновременно два порта, продолжив и закрыв прибрежные бухты. Корабли могли бы тогда укрываться, по необходимости, с западной или с восточной стороны, в зависимости от направления ветра. Наметились невероятные по объему работы, особенно если одновременно заселять как остров, так и материк.

Итак, официально первая Александрия была заложена 25-го числа египетского месяца тиби , то есть 20 января 331 года, незадолго до отбытия царя и его приближенных в оазис Сива. В то время когда псевдо-Каллисфен писал свой «Роман об Александре» (I, 32, 10), то есть 500 лет спустя, эта годовщина все еще отмечалась в местном календаре, приведенном в соответствие юлианскому римскими завоевателями. Вначале выслушали жрецов и прорицателей, поскольку войско сочло плохим предзнаменованием тучи птиц, взлетевших над Мареотидой и набросившихся на мясо и зерна ячменя, усеивавшие алтари и столы в военном лагере. Однако прорицатели сказали, что пеликаны, фламинго, журавли и зимородки в этом случае — добрый знак и возвещают удачу, процветание, многочисленных друзей. Было решено также добиться благосклонности богов земных и подземных, добрых гениев, Agathoi Daimones , являвшихся в виде змей. И посему в нескольких местах были насыпаны небольшие кучки крупы и каши. Из этого двойного ритуала не замедлила родиться легенда. Вот три ее наиболее характерных варианта.

«Существует еще такой рассказ, вполне, по-моему, вероятный. Александр хотел оставить строителям знаки, по которым они и вели бы стену, но у них не было ничего, чем сделать на земле метки. Тогда один из строителей придумал, забрав всю муку, которую воины привезли в бочках, посыпать ею на земле там, где укажет царь, и таким образом описать круг, по которому он рассчитывает обвести город стенами. Над этим случаем задумались прорицатели, особенно же Аристандр из Тельмесса, который во многих случаях правильно предсказывал Александру. Он сказал, что город будет изобиловать всем, в том числе и земными плодами» (Арриан , III, 2, 1–2). «Тут же Александр приказал начертить план города, сообразуясь с характером местности. Под рукой не оказалось мела, и зодчие, взяв ячменной муки, наметили ею на черной земле большую кривую, равномерно стянутую с противоположных сторон прямыми линиями, так что образовалась фигура, напоминающая военный плащ (буквально: хламида). Царь был доволен планировкой, но вдруг, подобно туче, с озера и с реки налетело бесчисленное множество больших и маленьких птиц различных пород и склевало всю муку. Александр был встревожен этим знамением, но ободрился, когда предсказатели разъяснили, что оно значит: основанный им город, объявили они, будет процветать и кормить людей самых различных стран» (Плутарх «Жизнь», 26, 7–10). «Есть предание, что, когда царь, по македонскому обычаю, ячменем обозначил черту будущих стен города, налетели птицы и поклевали ячмень: многими это было истолковано как дурное предзнаменование, но прорицатели разъяснили, что этот город всегда будет убежищем многим чужеземцам и будет снабжать много земель продовольствием» (Квинт Курций , IV, 8, 6).

«Вульгата» или традиционный вариант не менее правдоподобны. Просто она ставит повозку вперед быков, поскольку приношения богам и божественные предсказания обычно предшествуют начертанию линии укреплений. К тому же с чего вдруг болотные птицы, голенастые и длинноклювые, стали бы клевать муку или, согласно некоторым версиям, жидкую мучную кашу, крупу и даже зерна пшеницы, посыпанные якобы вместо мелового порошка? Вероятно, рассказчикам очень хотелось верить в чудо. Этот край не нравился строителям и будущим колонистам. В этом самом январе дул сильный ветер, прилетавший с рифов, где некогда резвились тюлени Морского Старца2 и дождь лил как из ведра. Между морем и болотом протянулась полоска земли шириной в 3 километра, наводненная змеями и хищными птицами. Около озера на шестнадцатиметровом холме египетские власти некогда поселили местных разбойников в хижинах, возведенных из выброшенных морем обломков. Это была деревня Ракотида. Девять других холмов должны были войти в новый город. Ничего ясного, никакого плана. И, самое главное, никакой питьевой воды в период обмеления Нила, когда питающее его озеро превращается в нездоровое болото. Не на чем замесить муку, тем более что кроме большой дамбы и крепостных стен необходимо построить трое ворот, одни из которых на болоте, а двое других на море, провести улицы, площади, сады, вырыть каналы и создать резервуары для воды, возвести святилища и административные здания. Даже полный энтузиазма герой-основатель, вероятно, выглядел растерянным.

По счастью, прорицатели имели ум, архитекторы — талант, механики — машины, а ремесленники — отвагу. Царь, считавший себя главой жрецов, не терял времени ни на консультацию с местными богами, ни на прочерчивание многих километров улиц и укреплений с помощью муки (обычай, о котором не упоминается ни в Македонии, ни где бы то ни было еще): вероятно, он прошел пешком по дозорному пути, который указал ему глава инженеров Дейнократ, приказав провесить трассу или время от времени вбивать в землю хорошо заметные вехи; он одобрил контуры города в форме развернутого плаща и шахматную планировку, также идею устроить в городе две агоры и зеленые скверы. Он оказал доверие градостроителям, землемерам и бригадирам, а затем исчез в западных песках со свитой всадников и бедуинов. Он вернется в Александрию только после смерти, восемь лет спустя, по воле Птолемея Лага, будущего царя Египта, который ни словом не упомянул в своих «Мемуарах», что для обозначения будущих стен и подкармливания розовых фламинго им требовались мука и крупа.

Разумеется, здесь было еще много работы, причем на долгие годы — чтобы превратить в единый город остров и полоску земли длиной, согласно Страбону (XVIII, 1, 5, р. 793), в 30 стадиев (то есть 5340 метров) и шириной от 7 до 8 стадиев (от 1246 до 1424 метров), то есть площадью около 750 гектаров, огороженный стенами длиной более 15 километров. О конфигурации города, бывшего до Рима и Антиохии столицей Средиземноморья с населением около миллиона жителей, мы почти ничего не знаем, так как сколько-нибудь систематических раскопок здесь проведено не было. Лишь литературные тексты эллинистической эпохи, редкие описания, фрагменты папирусов сообщают, что «македонская хламида» была разбита на квадраты по образцу ионийских городов Смирны, Милета, Приены, Магнезии, Пирея и Олинфа в македонской Халкидике, улицы здесь пересекались под прямыми углами, а позднее появилось множество величественных зданий, вероятно, навеянных египетскими образцами: дворцы, святилища, театр, суд, гимнасии. Ясный план, во всяком случае, позволявший жителям быстро передвигаться от двух ворот на севере до ворот на юге, войскам — маневрировать, а городской внутренней страже — осуществлять контроль. Две главные артерии шириной 29 метров пересекались к северо-востоку от холма Пан — не в центре города, а во впадине к востоку. Они шли вдоль Мезопедия , или большой площади, вокруг которой высились общественные здания. В начале 1260-метровой насыпи, связывавшей остров с берегом, рыночная агора, соединенная с портом, представляла деловой центр города. Целая сеть канализационных труб проходила вдоль такой же сети улиц, достаточно широких, чтобы на них не сталкивались колесницы, всадники и пешеходы. Кроме того, вероятно, после 331 года архитекторы прорыли с севера на юг канал между озером и морем и возвели огромный акведук, доставлявший в город воду из канопского рукава Нила на расстояние 25 километров. Но самым удивительным в глазах чужестранцев оставались огромные крепостные стены, неприступные как снизу, поскольку их окружала вода, так и сверху, поскольку они были двойными, с сотней башен, и возведены из каменных, устойчивых к таранам блоков. Высотой и прочностью они превосходили стены Тира. При Птолемее I они еще не были завершены. В 170 году царь Сирии, имевший метательные машины и великолепные осадные башни, был вынужден ретироваться из-под стен Александрии и признать себя побежденным.

Сколько исследований на тысячу раз перепаханной земле, сколько раскопок с целью спасения, сколько съемок местности и нивелировок было выполнено с тех пор, как Махмуд-эль-Фалаки, астроном вице-короля Египта Исмаил-паши начертил в 1866 году первую «Карту античной Александрии». Самое очевидное, что мы можем из нее извлечь, — это то, что город был разбит на пять округов, имевших свою администрацию и обычаи и обозначавшихся пятью первыми буквами греческого алфавита. Четвертый же округ, на северо-западе, был населен в основном евреями, очень многочисленными в этом эллинистическом городе, начиная с правления Птолемея I. С момента своего основания Александрия являлась настоящим винегретом народов, по выражению Шампольона (письмо от 18 августа 1828 года), поскольку задумывалась, как ворота, открытые для всех товаров, вывозимых из Египта в Средиземное море, как открытая дверь для всех купцов, приезжавших со всех сторон света. «Удобства местоположения Александрии разнообразны. Место омывается двумя морями, с северной стороны Египетским, а с южной болотным озером Мареотидой. Вода из Нила наполняет озеро через множество каналов… по этим каналам совершается более значительное движение товаров, нежели со стороны моря, так что гавань у озера богаче морской. Также и вывоз из Александрии значительнее ввоза» (Страбон , XVII, 2, 7). Но волей своих основателей Александрия прежде, чем стать великим торговым городом, задумывалась многонациональной крепостью. Только что упомянутый Страбон заявляет, что первыми поселенцами города стали жители Ракотиды, деревни на холме (около будущего Серапейона и так называемой колонны Помпея), наемники армии Александра, особенно греческие и союзные контингенты, и, наконец, ветераны. Арриан уточняет: «легко вооруженные солдаты, лучники и агриане», стрелки из высокогорной долины Стримона (III, 4, 4), а Квинт Курций (IV, 8, 5) добавляет, что люди из соседних городов, то есть греческих колоний дельты Нила, в беспорядке эмигрировали в Александрию. Если судить об этом по городам того же типа, построенным во время похода и при Селевкидах, например по Антиохии на Оронте, основанной 22 мая 300 года, очевидной имитации Александрии, это был сложившийся принцип заселения новых городов местными жителями, греками и македонянами и обеспечения их достаточным пространством и относительной свободой на «шахматной доске», чтобы у них не было впечатления жизни в гетто. И не менее очевидно, что за огромные стены первой Александрии предполагался значительный приток иммигрантов, и число первых строителей (10 тысяч человек), включая рабов и женщин, увеличивалось далее в арифметической прогрессии.

Несомненно, царь не предполагал, что здесь будет его могила, поскольку некрополь правителей его семьи находился в Эгах, в Верхней Македонии, а после посещения оазиса Сива он поверил или притворился уверовавшим, что он сын бога Амона и, следовательно, должен покоиться у него в пустыне. После смерти царя его приближенные никак не могли решить, где поместить его саркофаг — в Македонии, в Египте или на агоре одной из двенадцати Александрий, которые он основал. В конце концов он на шестьсот лет упокоился на восточной границе большой площади, некогда вычерченной Дейнократом. Подобно всем героям-основателям, ему оказали честь быть погребенным в глубине подземной гробницы под зданием в форме храма сперва в золотом гробу, а затем начиная примерно с 100 года — в стеклянном. Захоронение, называемое Сема (Могила) или Сома (Тело), найдено не было: христиане быстро взялись за идолов здесь точно так же, как в Дельфах или Олимпии, а арабы вплоть до XVI века поклонялись в центре города воображаемой могиле царя и пророка Искандера. Мы вряд ли ошибемся, если будем искать ее к северо-западу от форта Ком-эль-Дик, на проспекте Эль-Хурийя, недалеко от Каирского железнодорожного вокзала.

Похоже, колонистам Александрии Эсхаты под Ходжентом хватило всего три недели, чтобы возвести свои стены (Арриан , IV, 4, 1). Разумеется, строителям египетской Александрии потребовалось гораздо больше времени, чтобы построить из сухих глиняных кирпичей и рубленого тростника, на манер египтян, одновременно свое первое жилье, первую линию укреплений и первые публичные здания. С утра до вечера каждый был сам себе землекоп, каменщик, плотник Но все работали бригадами под руководством специалистов, начальников стройки и под контролем царских чиновников, эпимелетов. Землемеры нарезали каждому участок, чтобы он мог построить домик с плоской крышей в глубине закрытого дворика, на греческий манер, с садом. Морские инженеры набирали плотников, столяров, конопатчиков, канатчиков для строительства кораблей, а также кузнецов для изготовления таранов, якорей и металлических снастей военных и торговых судов. Местные жители рассказывали, где взять дерево, лен, соду, медикаменты, домашнюю птицу, овощи, составлявшие основное богатство Египта. Рыбу удили, поднимаясь по течению каналов или рукавов реки, от Навкратиса до Саиса или Канопа. Египтянки, которых поселенцы брали в жены, просто учили их жизни. Когда в начале апреля 331 года войско покинуло Мемфис, Александрия представляла собой огромную стройку от трех до четырех тысяч домов, по образцу которой потом строились, с меньшим успехом, все другие колонии греко-македонской военной экспедиции в Азию. Первые успехи заставили позабыть о первоначальном жалком существовании и поверить в предсказание птиц. Перед отъездом царь предусмотрительно поручил Клеомену, греку из Навкратиса, осуществлять финансовый и экономический контроль над Египтом и Ливией, а также возглавить строительство Александрии. Одной из первых забот главного смотрителя, вскоре ставшего гражданином города и сатрапом Египта, было строительство из огромных каменных блоков таможни, крепости казначейства и собственной резиденции на мысе Лохиада севернее еврейского квартала. Именно там Птолемеи возвели впоследствии свой дворец, хранилище казны и порт.

Александрия Паропанисадская

Мы не собираемся здесь вдаваться в детали строительства пятнадцати других «Александрий», которые неправомерно приписывают завоевателю, поскольку не имеем о них никаких географических данных и потому что многие среди них, например Александретта, сегодня Искендерун в Турции, не относятся к эпохе великого похода. Весьма сомнительно, чтобы Герат (Афганистан) следовало отождествлять с Александрией Азиатской, а Карачи (Пакистан) — с Александрией Оритской. Перечислим в хронологическом порядке лишь то, в чем мы уверены. В конце 330 года вновь начинается активное строительство городов. Войско покинуло Кандагар (позднее ставший Александрией Арахозийской), согласно Страбону (XV, 2, 9), при заходе Плеяд, то есть около 6 ноября, в разгар афганской зимы. Оно поднялось по долине Тарнака и спустилось через Газни к Гандхаре, так в древности называли район Кабула. От одного до другого пункта по современной асфальтированной дороге ровно 510 километров. Армия Александра, проходя в день от 15 до 20 километров, вряд ли достигла Гиндукуша ранее 10 декабря. Античные рассказчики называют его то индийским Кавказом, то Паропанисадой, на древнеперсидском Пара-Упари-Сена, буквально гора, «слишком высокая для того, чтобы ее мог перелететь орел». Действительно, к северу от долины Кабула белоснежные зубцы устремляются вверх на высоту от 5 до 6 тысяч метров. Послушаем рассказы свидетелей, записанные Клитархом в конце IV века до нашей эры: «В этом году Александр выступил против паропанисадов. Страна их лежит на крайнем севере, вся завалена снегом и не доступна для других народов по причине чрезвычайных холодов. Бо?льшая часть ее представляет безлесную равнину, покрытую деревнями. Крыши на домах черепичные, с острым коньком. Посередине крыш оставлен просвет, через который идет дым… Жители по причине больших снегопадов большую часть проводят дома, заготовив себе запасы пищи. Виноградные лозы и фруктовые деревья они на зиму прикрывают землей, которую убирают, когда приходит время растениям распускаться. Страна не имеет вида обработанной и засаженной; она лежит в сверкающей белизне снегов и застывшего льда. Не присядет и птица, не пробежит через дорогу зверь: всё неприветливо и неприступно в этой стране» (Диодор , XVII, 82, 1–5). Рассказ Квинта Курция (VII, 3, 5–11) порой слово в слово повторяет на латыни текст Диодора, доказывая, среди прочего, общий источник информации. Он уточняет лишь, что «постройки, более широкие внизу, постепенно сужаются, своим верхом очень напоминая киль корабля. Наверху оставляется отверстие, через которое проникает свет», и оттого возникает ощущение, которое, вероятно, испытывали воины, оказавшиеся в городке Ортоспана: «С неба нисходит на землю скорее черная, подобная ночи, мгла, чем свет, так что едва можно различить близкие предметы».

Именно здесь, среди лишенных деревьев гор, между Баграмом и Чарикаром (в 68 километрах к северу от Кабула), вероятно, совсем рядом с Баграмом, богатым находками периода эллинизма, командование решает построить укрепленный лагерь, колонию для всех вышедших в отставку: «7 тысяч старейших македонян и, кроме того, воины, уже негодные для военной службы, получили разрешение поселиться в новом городе», согласно Квинту Курцию (VII, 3, 23), совместно «с шестью тысячами варваров, тремя тысячами из числа людей, сопровождавших войско, и теми наемниками, которые пожелали», согласно Диодору (XVII, 83, 2). Сюда присоединилось также «некоторое число окрестных жителей и… солдат, которые уже не годились для военной службы», согласно Арриану (IV, 22, 5). Объединив эту информацию, мы делаем вывод, что Александрия Кавказская была построена зимой 330/29 года семью тысячами жителей Гандхары и таким же количеством греческих и македонских солдат и гражданских лиц из обоза. Строительство предваряло торжественное жертвоприношение обычным богам — Зевсу, Афине, Гераклу. Невозможно себе представить, чтобы дома были выстроены иначе, чем по образцу домов местных жителей: кирпичные хижины с остроконечными крышами, подобные тем, о которых, начиная со Средних веков, писали побывавшие в этом районе Гиндукуша китайские и европейские путешественники. Строительные работы шли по заведенному плану: стены, памятники, дороги, обеспечение водой, продовольственные склады были поручены одному из македонских гетайров царя, Нилоксену, которому было также доверено военное командование особо сложной сатрапией. В 327 году царь, недовольный его успехами, назначил управлять новым городом другого гетайра, Никанора, что еще раз подтверждает, что речь шла о военном пункте на дороге из Индии в Бактриану и Персию, а не только о торговом городе. Колония, вероятно, процветала: из нее поступило большое число произведений искусства смешанного стиля, определявшего в III и II веках до нашей эры искусство Гандхары, которые служат предметом гордости музеев Баграма, Кабула и Парижа. Между египетской Александрией и ее младшей сестрой, расположенной на расстоянии в 3600 километров от старшей, тогда существовали тесные художественные и торговые связи. Серебряный кубок, найденный в Баграме французской археологической экспедицией, изображает исполненный рельефно маяк египетской Александрии. Согласимся, что александрийское искусство Африки сияло ярче азиатского. Вначале два города имели приблизительно одинаковое население. Отличие в климате и функциях, несомненно, объясняет превосходство первой Александрии.

Также можно отметить, что военное командование позаботилось о расселении в этих двух городах жителей окрестных деревень, «варваров», или местных жителей, считавшихся негостеприимными. Подобные меры градостроительства предпринимались не для того, чтобы цивилизовать людей, не говорящих по-гречески, или просветить крестьян, а для оседлости сельского населения, то есть кочевников, всегда опасных в глазах центральной власти. Когда советское правительство предприняло аналогичные меры в Узбекистане в 1929 году и Афганистане в 1980 году, известно, с какими трудностями оно столкнулось. Пастухи превратились в борцов за свободу и стали партизанами. Запертые в городах, где их женщины и дети оставались заложниками греков и македонян, местные жители чаще всего меняли свое ремесло. Вначале кормильцы и наставники колонистов, постепенно они становились слугами тех, кто обладал оружием и деньгами. Македонская урбанизация принесла мир и порабощение. И эксплуатацию, но не земли, а людей. Еще немного, и царские наместники (hyparhoi ) будут ссылаться, как на собственные, на слова латинского поэта Вергилия и римских завоевателей: «Parcere subjectis et debellare superbos» — «Милость покорным являть и смирять войною надменных» (Энеида, VI, 853).

Александрия на Оксе

Весной 329 года Гиндукуш вновь был преодолен за шестнадцать или семнадцать дней — и ценой каких страданий! Греко-македонское войско захватило форт (avarana или aornos ) Ташкурган и город Бактру (Балх), столицу непокорной Бактрианы, оставило там гарнизон, устроило демонстрацию силы на левом берегу Окса (Амударьи), но прежде чем форсировать реку и преследовать сатрапа Бесса, объявившего себя Царем царей, оно попыталось обезопасить свой отход. Вот почему третья Александрия была основана недалеко от места переправы и, вполне вероятно, в Термезе (oppidum Tarmantidem в «Метцкой эпитоме», 4). Античные историки и географы называют этот город Александрия Окская , Александрия на Оксе (Диодор , XVII, 83, 2) и говорят, что население здесь было такое же, как в Александрии Кавказской (Беграме), а вернее тот же смешанный тип населения: варвары, греческие и союзные наемники и три тысячи следовавших за армией гражданских. Арриан уточняет, что перед тем, как переправиться через Оке, Александр «отобрал среди македонян людей пожилых и уже негодных к военной службе и отправил их домой вместе с фессалийцами, добровольно остававшимися у него на службе» (III, 29, 5). В наши дни город Термез, крупный нефтяной центр, оседлавший оба берега Амударьи, относится к Узбекистану3. В древности он вел торговлю с античной Согдианой. (Ныне железная дорога, шоссе, аэропорт связывают город со столицей Таджикистана Душанбе. Через Термез можно попасть непосредственно в Афганистан.) Бактра, столица Бактрианы, отстояла от новой Александрии всего на 80 километров. Это была все та же политика, заставлявшая создавать вторые столицы, отдаленные от центра, но стратегически важные и руководимые греками. Здесь, на узкой плодородной полосе долины Амударьи, столь похожей на Нил, жители Европы были и колонистами, и воинами.

Вполне вероятно, что эта колония просто оказалась удвоенной. Диодор (XVII, 83, 2), Плиний Старший (VI, 92), Феофилакт Симокатта (История, 7, 9, 6) упоминают в Согдиане два города, расположенные рядом друг с другом и связанные с памятью Александра: «на расстоянии одного дня пути», пишет Диодор; «в отдалении нескольких мер» и «после порабощения Бактрианы и Согдианы», пишет Феофилакт. Со своей стороны, Арриан (IV, 22, 6) упоминает о городе Никея на дороге, которой победоносная армия шла в 327 году из Согдианы к реке Кабул. Вот я и спрашиваю, не стоит ли поискать его около Ниша в Таджикистане, при слиянии Вахша, Амударьи и Кундуза, рядом с тем местом, где был обнаружен знаменитый Окский клад, о котором мы уже говорили. Этот Ниш расположен в сотне километров выше Термеза, и оттуда через долину Кундуза можно быстрее всего добраться до Александрии Кавказской, то есть до долины Беграма. Во всяком случае, следовало занимать и охранять переправы через крупные реки. Использование переправы на Оксе в июле 329 года, несколько ниже Термеза, наделало столько шума, что даже две тысячи два года спустя ставшие магометанами и говорящие по-турецки и по-арабски географы все еще упоминали в своих книгах Рубат Дх’ул Карнаин, сторожевой пост Искандера Двурогого, каким он изображался на своих монетах. Что касается города, который вот уже восемнадцать лет раскапывает французская экспедиция в Афганистане в Ай-Кхануме при слиянии Амударьи и Кокчи, этот город был основан неким Кинеем в начале III века, и название его пока неизвестно. Была ли это Гераклея Плиния (VI, 48)? Во всяком случае, короткая надпись ссылается на Дельфийский оракул, цитируя первые его изречения. Греки вновь основали там город, прямоугольный в плане, с огромными кирпичными стенами, прямо поверх или рядом с укреплениями бронзового века. Ни в одном месте из тех, которые мы рассмотрели, завоеватели не начинали с нуля. Македоняне были гениями по части организации или реорганизации.

Александрия на Яксарте

На крайнем севере Согдианы был заложен другой пограничный город, еще одна Александрия. Это край скифской пустыни, Александрия Эсхата, или Александрия Согдийская, или на Яксарте, современной Сырдарье. В сентябре 329 года часть войска, а вернее мобильный отряд конницы, совершила разведывательный рейд к племенам сака-хаомаварга, скифам — «делателям дурмана», от которых в Персию поступали золото, драгоценные камни, меха, чистокровные лошади. Но путь ей преградили широкая река и угрожающего вида скифские всадники, к тому же связанные с восставшими согдийцами. Кроме того, летом при осаде «Города Кира» (Ура-Тюбе, в 73 километрах к юго-западу от Ходжента) царь получил тяжелое ранение, и осуществление замысла было отложено. «Сам он решил основать на реке Танаисе город, назвав его своим именем. Место это показалось ему подходящим для города, который станет расти, будет превосходно защищен от возможного нападения скифов и станет для страны оплотом против набегов живущих за рекой варваров. Что город станет большим, на это указывали и обилие поселенцев, которых он хотел собрать здесь, и блеск его имени» (Арриан , IV, 1, 3–4). Речь идет именно о совместном проживании, бок о бок, местных жителей, македонских солдат и греческих купцов, уже реализованном в Египте и двух Александриях по обе стороны Гиндукуша. «Между тем Александр вернулся к берегам реки Танаис и обвел стенами все пространство, занятое лагерем. Стены имели протяженность 60 стадиев (10,8 километра; «6 римских миль» = 9 километрам, согласно Юстину (XII, 5, 12), этот город он также велел назвать Александрией. (Это был нынешний Ходжент на левом берегу Сырдарьи в Таджикистане.) Возведение города происходило с такой быстротой, что на семнадцатый день после возведения укреплений были отстроены городские дома. Воины упорно соревновались друг с другом, кто первый кончит работу, ибо каждый выполнял свою. В новом городе поселили пленников (захваченных в «Городе Кира» и семи других взятых приступом крепостях), которых Александр выкупил у их господ; их потомки, столь долгое время сохраняя память об Александре, не забыли о нем и теперь» (Квинт Курций , VII, 6, 25–27). Рассказ Арриана (IV, 4, 1) несколько менее романтичен: он отводит двадцать дней на строительство одних только крепостных стен будущего города. Царь поселил там сколько-то греков-наемников, всех местных жителей, пожелавших переехать туда добровольно, и сколько-то македонян, негодных к службе, слишком старых, усталых или инвалидов. Арриан также уточняет, что основание города сопровождалось, согласно обычаю, жертвоприношением богам, лошадиными скачками и атлетическими соревнованиями. Подобные соревнования в 4 тысячах километров от Македонии, в нескольких днях пути от китайской границы, такие типично эллинские, являются, наряду с жертвоприношениями, доказательством не столько ассимиляции, сколько горячего патриотизма. Откуда такая скорость строительства укреплений, объясняет F. von Schwarz «Alexanders des Grossen Feldz?ge in Turkestan». Еще в 1893 году стены всех строений в этом районе возводились из глины, то есть из земли, армированной ветками и балками.

Единственный город, имевший в периметре на самом деле 6 (1080 метров), а не 60 стадиев и очень плотно заселенный (5–6 тысяч жителей), не мог притязать на то, чтобы стать надежной защитой от проникновения скифов по границе протяженностью в сотни километров. Тогда на севере Самарканда войско выстроило крепости и пограничные посты во всех тех местах, где оно их прежде разрушило: восемь, по Страбону (XII, 517), двенадцать, по Юстину (XII, 5, 13). Шесть других упоминаются вокруг Мерва. Здесь, как и в Бактриане, повседневная жизнь на границе с пустыней, под постоянной угрозой скифской конницы, вряд ли была такой приятной, поскольку в течение 326–325 годов по наущению одного из военачальников по имени Афенодор, а затем одного из его соперников, Битона, три тысячи охваченных ностальгией греческих воинов восстали, бросили свои посты, захватили цитадель Бактры и попытались вернуться к себе на родину. Они были вырезаны македонянами в 323 году (Диодор , XVII, 99, 5–6; Квинт Курций , IX, 7, 1–11). Довольно часто — в Газе, Ope, Массаке в Индии и у уксиев — захваченные города преобразовывались в гарнизоны, что вызывало всеобщее недовольство.

Александрии Индийские

Вопрос расселения греков и македонян в Индии остается одним из самых неясных. Поскольку, хотя мы располагаем монетами с изображением царей с греческими именами из высокогорных долин Инда вплоть до середины I века нашей эры и хотя есть свидетельства, что до самого конца эпохи расцвета Римской империи существовали торговые связи между Средиземноморьем и Синдом в Южном Пакистане, никто не может сказать, ни где в точности находились Никея, Букефалия и две (или три?) Александрии, основанные в долине Инда, ни за сколько месяцев или лет они были уничтожены наводнениями или притоком местного населения. Все, что известно, сводится к следующему: Никея (Победоносная) и Букефалия (в память о любимом коне Букефале) были построены по обоим берегам Джелама, античного Гидаспа, после победы над Пауравой (Пором) около Джелампура, в период муссонов в 326 году, но так непрочно, что спустя несколько месяцев всё войско было вынуждено восстанавливать причиненные водой повреждения (Арриан , V, 29, 5). Гефестион, любимый военачальник царя, был назначен руководить работами по укреплению индийского города на берегу античного Акесина, современного Чинаба, и собрать там несколько местных племен-добровольцев и наемников, непригодных к службе (зима 326/25 года). Вполне возможно, что этот город был назван в честь любимой собаки Александра, Перита (Плутарх «Жизнь», 61, 3), возможно также, что это была Александрия Опиенская , современный Уч, носивший в Средние века название Аскаланд-Усах. Практически все авторы упоминают Александрию Согдийскую на берегу Инда, которую единодушно помещают около Раджанпура: огромного города, оснащенного корабельными верфями, где, как говорят, проживало 10 тысяч колонистов. Слово oiketoras , используемое Диодором (XVII, 102, 4), предполагает, что они были собраны отовсюду. В вершине дельты Инда, около Хайдарабада, войско укрепило Патталу, построило там арсенал и гавань, вырыло в окрестностях колодцы, позвало туда жить вместе с греками бездомных из Синда. Наконец, летом того же 325 года армия основала Александрию Оритскую , торговый порт в устье Пурали, в 100 километрах к северо-востоку от Карачи (Западный Пакистан), на месте городка под названием Рамбакия. Переселение местных жителей из внутренних областей и ихтиофагов осуществил Гефестион. Речь шла не о том, чтобы их цивилизовать, но о том, чтобы ими управлять. Деловые люди, сопровождавшие армию, день за днем наставляли их в коммерции и денежной экономике. Напомним, что в устье Пурали прибывали драгоценные камни и металлы Памира, ароматические вещества, пряности и индийские ткани: по мощи этот город был сравним с египетской Александрией.

Александрия Сузианская и александрийские порты

Хотя мы и обходим молчанием поселение измученных солдат и сопровождавших армию гражданских лиц в Сальмунте (современный Хану, в Средние века Кано-Сальми) в Кармании, основанное в 75 километрах к северу от Ормузского пролива (Иран) в декабре 325 года в крепостце, называвшейся Александрией в римскую эпоху (Плиний Старший , VI, 107), его мы примем за построенный Александром город, который тот же Плиний (VI, 100; 138–139) называет Александрией при Тигре, или в Сузиане. Должно быть, в апреле-мае 324 года он занял место разрушенного персидского города Дурина между устьями рек Тигр и Эвлай (современный Карун), около современного славного Абадана. Повторилось то же, что и в предыдущих случаях: местное население, отпущенные из войска македонские солдаты и союзники, гражданские лица и деловые люди должны были создать на берегу Персидского залива весьма важный торговый центр, родного брата Александрии Оритской, расположенной в устье Пурали, в 2100 километрах западнее. Известно также, что Александр, планировавший завоевать Аравию и достигнуть Египта по Красному морю, уже построил, заселил и укрепил в 324–323 годах порт севернее Кувейта и к юго-востоку от озера Эль-Хаммар, очевидно там, где находится в наши дни Умм-Каср, передовая гавань Басры. Арриан (VII, 21, 7), сообщая, что этот маленький город был построен и укреплен наемниками, уволенными из армии воинами и различными добровольцами, не указывает его названия. Правда, запланированная экспедиция так и не состоялась. Царь между тем умер. Неизвестно, в каком конкретно месте в устье Евфрата находились «Остров Александра» и остров Икара, наряду с Тилом или Тиром (= Бахрейн), являвшиеся перевалочным пунктом для будущей торговли с Индией. Но реально настоящими политическими, торговыми и военными городами, основанными греко-македонским войском в 334–323 годах, следует считать лишь следующие семь Александрий:

Александрию «близ реки Айгюптос», построенную между Фаросом и Ракотидой в январе 331 года;
Александрию при горе Паропанисада (или на индийском Кавказе), у Баграма (Афганистан) в декабре 330 года;
Александрию на Оксе (Амударье), у Термеза (Узбекистан) в июне — июле 329 года;
Александрию на Яксарте, или Александрию Эсхату, у Ходжента (Таджикистан) в октябре 329 года;
Александрию Согдийскую, или на Инде, близ Раджан-пура (Центральный Пакистан) в начале 325 года;
Александрию Оритскую в устье реки Пурали и к югу от Белы (Западный Пакистан) летом 325 года;
Александрию Сузианскую около Абадана (иранский Хузистан в глубине Персидского залива) в апреле — мае 324 года.

Организация

Пять других городов, названия которых сохранили географы, нельзя с достаточной степенью уверенности отнести к данной эпохе, а возможно, их имена были лишь дополнительными названиями, присвоенными азиатским городам, в которых греки когда-то имели фактории. Все прочие населенные пункты, строительство которых приписывается Великой армии, были всего лишь более-менее укрепленными военными опорными пунктами или временными торговыми поселениями. Древние четко разделяли собственно город (полис ) и военный гарнизон (phrourion ): под первым понималось укрепленное поселение с прилегающей сельскохозяйственной территорией; второе являлось цитаделью с живущим вокруг невооруженным населением. Во всех этих городах лишь греческая или македонская прослойка, в принципе равная по численности группе местных жителей, но часто и меньшая, осуществляла охрану при помощи собственных отрядов и единственная имела политическую власть. В семи Александриях, за основанием которых мы проследили, лишь греки, к которым, как считалось, имеют непосредственное отношение свободные македоняне, располагавшие правом устраивать полис на греческий лад, имели народное собрание и совет, рассматривавшие местные дела и располагавшие тем, что они считали самым ценным — свободой слова. В какой мере их городское самоуправление было ограничено военной властью местного командования и полководцем, назначенным в дополнение к сатрапу, приказами и финансовым контролем последнего и, наконец, приказами царя и его канцелярии — вопросы, при обсуждении которых у нас явно недостает данных. Мы уже неоднократно видели, как некое доверенное лицо, гражданское или военное, назначалось царем для наблюдения не только за строительными работами, но и за финансами и администрацией нового города. Из чего следует, что в качестве царского наместника этот наблюдатель, эпимелет , вмешивался в ход событий в случае волнений или неподчинения. Ведь, зная историю египетской Александрии, легко представить, что находилось немало поводов для ссор между греческими и разными африканскими и азиатскими сообществами, каждое из которых имело свои обычаи и не подчинялось закону большинства. Естественно, местные жители обладали в греческих городах гражданскими правами, отличавшимися от прав подчиненного населения, но не обладали правами политическими. Каждая община имела свой суд, вероисповедание, праздники, матримониальные и наследственные порядки. Добавим сюда налоговое неравенство: священные земли, где хозяевами были жрецы, освобождались от налогов; царская земля, которая могла дароваться местным жителям только в аренду; участки, принадлежавшие колонистам и облагавшиеся лишь оброком и необходимостью защиты. А кто платил налоги по сделкам, если не клиент греческого торговца?

Греки и не-греки

Сколько было их в войске, этих привилегированных, расселенных по Александриям или возобновленным городам бывшего Персидского царства? При освобождении от службы в 324 году десяти тысяч солдат «Александр, отпустив на родину наиболее пожилых, велел отобрать 13 тысяч пехоты и две тысячи конницы, чтобы оставить их в Азии; он полагал, что сможет удержать за собой Азию со столь немногочисленными силами, потому что ранее расположил во многих местах гарнизоны, кроме того, он надеялся, что новые города, заселенные колонистами, окажут сопротивление всем попыткам переворота»4 (Квинт Курций , X, 2, 8). Сравнив то, что нам известно о населении четырех Александрии — египетской, при Паропанисаде, на Оксе и Яксарте — с населением Антиохии в 300 году — 5300 свободных человек, македонян, критян, киприотов, афинян… мы можем исходить из того, что в семи Александриях в 332–324 годах насчитывалось около 40 тысяч греков, военных или гражданских, выходцев из постоянно обновляемой Великой армии, и из присутствия в самих городах или гарнизонах такого же числа наемников, состоявших на жалованье. Мы уже писали, как в 326 году в одной только Бактриане взбунтовались три тысячи греков, охваченных тоской по родине. После смерти завоевателя 23 тысячи этих людей будут истреблены в верхних сатрапиях. Как они жили, эти лишившиеся своих корней люди, эти мужчины и женщины, вырванные с Балкан для строительства идеального города Платона или Аристотеля, конкретного и практичного города Царя царей? Подтвердились ли их первоначальные впечатления: что они заброшены на самый край мира на самую неплодородную землю: те, что были в Египте, на самом деле видели вокруг пустыню, те, что попали на Гиндукуш, полагали, что находятся на Кавказе или, как писали эллинистические географы, «под Медведями»[5, то есть близ Северного полюса, убежденные, что памирский Яксарт — это иранский Араке или Танаис, то есть Дон, впадавший в Черное море, а Ганг — это и есть великий внешний Океан?

Но вот дом возведен — из местных материалов и в местных традициях, и что ему теперь делать, этому поселенцу, по крайней мере когда позволяет время года? Если он еще не был женат, то прежде всего искал себе супругу, сожительницу или служанку, и поскольку не мог, кроме как в Египте, рассчитывать на прибытие невесты из Греции, то обращался к туземной общине. Когда царь, законный супруг четырех персидских женщин: Барсины, Роксаны, Статиры и Парисатиды, в марте 324 года праздновал в Сузах бракосочетание десяти тысяч греко-македонян с таким же количеством азиатских женщин, он лишь узаконивал положение вещей, а также обычай, получивший распространение во всех Александриях, основанных армией от его имени. И когда я говорю, что они обращались к туземцам, не думайте, что женщин похищали или насиловали. Известно множество примеров, когда за насилия и вымогательства командиров по приказу царя лишали звания и даже казнили. Нет, все было гораздо проще: греческие колонисты вступали в переговоры. Такой персонаж, как посредник, порой сводник, порой сутенер, занявший столь важное место в новой комедии в египетской Александрии, а затем в Риме, вел, так сказать, род от своего колониального прототипа. Торговцы рабами, то есть пленными женщинами, посредники, драгоманы или толмачи, врачи и другие целители, следовавшие за армией, играли также роль сводников, не забывая при этом получать огромную прибыль. В этом заключалось одно из преимуществ свободы слова, столь дорогой для греков. Никакого насилия, никаких историй с туземками, а вместо этого удачные дела с бесконечными переговорами и комбинациями, достойными критянина Одиссея6, домогавшегося руки Пенелопы из Спарты.

Также «выходили из затруднения», обеспечивая себя слугами, собакой и, если имели землю за пределами городских укреплений, работниками, одной-двумя упряжками волов, сельскохозяйственными инструментами, инвентарем. Также и в этом случае грекам, не имевшим пленников и рабов, приходилось обсуждать, вести переговоры, меняться или нанимать. Или, став ремесленниками, они продавали предметы повседневного обихода, изготовленные своими силами. Постепенно греки, которые не были ни солдатами, ни простыми земледельцами, превратились в торговцев. Даже художники и ученые, которых, как мы видели, было немало в колоннах на марше, продавали свою интеллектуальную продукцию тем, кто в ней нуждался. Новые города с широкими проспектами, площадями, прекрасными скверами желали украсить себя гражданскими и религиозными памятниками, театрами, гимнасиями, статуями, фонтанами. Здесь всегда была работа для каменщиков, строителей, плотников, кровельщиков, гончаров, стекольщиков и ювелиров. Истощив запас товара, торговцы безделушками возвращались в Египет или ближайшие греческие фактории за всяким недорогим барахлом, которое они потом по безумным ценам сбывали местным жителям или меняли за серебряные браслеты или подвески из ляпис-лазури. Самые ловкие открывали с помощью рабов или освобожденных пленников гончарную, скобяную, столярную, красильную мастерские или, как в египетской Александрии, где было в избытке песка и натрия, стекольную. Другие покупали у местных жителей, чтобы перепродавать в городе или переправлять в Грецию, ароматические шарики, пряности, наркотики, использовавшиеся на Востоке. Те, кто не умел ни производить, ни торговать, нанимались к другим в качестве педагогов, певцов или музыкантов, рассыльных, общественных писарей, парикмахеров, поваров или просто нахлебников. Уже около 320 года появляется парасит , которого Теренций, перенесший евнуха Менандра на римскую сцену, вывел здесь под весьма красноречивым греческим именем Гнафон, «Ненасытная глотка»:

Пока мы так беседуем, доходим мы до рынка.
Бегут ко мне приветливо торговцы тонкой снедью:
Колбасники, пирожники, и рыбник, и кондитер,
Мясник бежит и повар с ним. Не мало им дохода
Давал я и теперь даю, хотя и разорился.

Пер. А. В. Артюшкова

Менандр, которому на момент смерти Александра было двадцать лет, являлся самым исполняемым автором в театрах египетской Александрии.

В этих новых городах на смену политической сатире и комедии характеров приходит комедия положений. Дело в том, что изменились человеческие отношения. Старые социальные структуры Греции разрушаются. Люди изменили среду, отношения, союзы, состояния. Внезапное открытие небывалого климата и условий, появление золота заставляют поверить в новую богиню: Тюхе , Удачу, особую покровительницу Александра и деловых людей. Именно они на самом деле управляют городом. Насколько мы можем об этом судить, греки азиатских колоний интересовались не столько политикой, усладой старых афинян, сколько ценами на зерно и драгоценные металлы, передвижением кораблей и караванов, экономической конкуренцией чужеземных городов, опасностями, грозящими торговле со стороны критских и аравийских пиратов, словом, делами. Для занятий политикой существовали царские чиновники. День поселенца, бывшего прежде воином или кем-то в том же роде, проходил, после сытного завтрака, в работе, в попытках получить большую прибыль, в эксплуатации местных рабочих, в перемещениях по городу, в интригах, а когда наступал вечер, в подсчете барышей, ужине, выпивке, танцах, пении под новые ритмы, узнанные от восточных жен. Во время остановки в Сальмунте (Кхану к северу от Ормузского пролива) в декабре 325 года одной из первых забот оставшихся здесь воинов было соорудить театр и сыграть в нем комедию. Второй заботой была организация вакхического шествия. Позднее Сальмунт стал Александрией Карманийской. Вероятно, единственное, что сохранили от старой Греции александрийцы, — это любовь к помпезности и зрелищам.

Предшествовавшие учреждения

Возможно, колонистам так нравились театр и пение, потому что жизнь в Александриях оказалась не такой легкой, как им мечталось. Прежде всего имелась конкуренция со стороны местных торговцев, и ее следовало подавить или нейтрализовать полюбовно или силой. Мы уже писали, что, прежде чем вновь отстроить Тир и Газу, потребовалось затопить целый флот грузовых судов, взять приступом старые стены, перерезать защитников города, продать жителей в рабство и завоевать симпатии местного сельского населения. Финикийцы были очень опасными соперниками в торговле. Но в Персидском царстве проживали и другие конкуренты, ничуть не хуже торговцев Тира. Это были сами греки. Все, как правило, забывают о том, что, оказавшись в Центральной Азии, греко-македонское войско было вначале удивлено, а затем — поражено и возмущено, обнаружив там столько греческих художников, ученых и поселенцев, состоявших на службе у Ахеменидов. Вот семь моментов, повествующих о их деятельности и о том, что случилось после, пусть даже это частью миф, частью реальность в изложении Геродота и Клитарха.

Как повествует Геродот (VI, 119), в 490 году Дарий I получил от своих военачальников целый транспорт пленных эретрийцев: «По прибытии с флотом в Азию Датис и Артафрен привели пленных эретрийцев в Сузы. Царь Дарий распалился на эретрийцев страшным гневом (еще до их пленения) за то, что они первыми начали борьбу с персами. Увидев теперь приведенных к нему эретрийцев в своей власти, царь не причинил им никакого зла, но приказал поселить их в области Киссия (современный Хузистан) в своем поместье по имени Ардерикка. Ардерикка находится в 210 стадиях (37 километрах) от Суз и в 40 стадиях (около 7 километров) от известного колодца, откуда добывают три разнородных вещества: именно из этого колодца вычерпывают асфальт, соль и масло». Филострат в «Жизнеописании Аполлония Тианского», написанном в начале III века нашей эры, утверждает, что эти бывшие жители Эвбеи были депортированы в количестве 780 человек и, живя в Мидии, сохранили свой язык и обычаи, включая привычку к работе в карьерах (гл. 23 и 24). А ведь известно, что Айн-Сарай находится в центре современных больших нефтяных месторождений от Нали до Радж-э-Сафида на берегу Каруна. Когда завоеватели Персидской державы основали в апреле — мае 324 года около Абадана Александрию Сузианскую, это делалось для того, чтобы выкачать весь асфальт и всю нефть, которую с толком использовали морские инженеры и строители, не говоря о ведущих осаду войсках. Можно было бы написать огромные книги об использовании углеводородов в Античности, но мы были бы не правы, считая себя в этом вопросе более дальновидными, чем древние. Тот же Геродот (VI, 20) пишет, что жители Милета, взятые в плен в 494 году, были отправлены в Сузы и «что царь Дарий, не делая им никакого зла, поселил их на море, называвшемся Эритрейским (Персидский залив) в городе Ампе, около которого течет Тигр, когда он впадает в море». Эта «колония милетцев» (Плиний , VI, 28) на месте будущей Бассоры или Басры, главного порта Ирака, должно быть, внушала завоевателям достаточные опасения для того, чтобы в 324–323 годах они начали строить около Умм-Касра последнюю Александрию, о которой мы упоминали, ссылаясь на Арриана (VII, 21, 7).

Тот же Квинт Курций (IV, 12, 11), который рассказал нам об эвбейцах, переселенных в Гортиену около Джезирата и нефтяных колодцев Курдистана, в 150 километрах к северо-востоку от Мосула, рассказывает о невероятной судьбе тех милетцев, жрецов Аполлона и Бранха, которые, чтобы понравиться Ксерксу, в 480 году осквернили свое собственное святилище и построили поселение в Бактриане, на берегу Окса (Амударьи) и как бы случайно рядом с нефтяными скважинами Термеза, если не в самом Термезе, античном Тармите. «Они еще не забыли обычаев предков, но говорили на двух языках, постепенно отвыкая от родного. Они приняли царя с радостью и сдались ему всем городом» (Квинт Курций , VII, 5, 27–29)… а Александр приказал уничтожить их всех, как предателей Греции. Неважно, что потомки милетских жрецов занимали переправу на границе современного Афганистана и Узбекистана, около Келифа, Чучка-Гузара или Термеза, в 70 километрах к северу от Бактры: странность заключается в том, что завоеватель приказал поселить на их место, в прекрасной колонии Александрии на Оксе других греков, прямо посреди нефтеносного района и там, где они могли собирать самые большие пошлины.

Около 450 года Геродот обнаружил в Вавилоне колонию греческих торговцев, художников и интеллектуалов, внесших свой вклад в историю и повседневную жизнь города в виде висячих садов, одного из семи чудес света. Сто двадцать лет спустя великая греко-македонская армия встретила там такой прием, что царь, ее полководец, после возвращения из Индии решил сделать Вавилон своей столицей. Он обнаружил здесь множество греческих техников, архитекторов, скульпторов, граверов, ювелиров и врачей, некогда служивших при дворе царя Персии в Сузах и Персеполе. Самыми верными и надежными наемниками Дария III были греки. Можно вспомнить, какими почестями и материальными благами владыки династии Ахеменидов встречали Гиппия, тирана Афин, Демарата, царя Спарты, Фемистокла, победителя в битве при Саламине, и Павсания, победителя при Платеях. Остается лишь посмотреть на руины Персеполя и Суз, чтобы удостовериться в том, что мы читаем на золотой табличке Дария I (522–486 годы) в Национальном музее Тегерана: «Из Вавилона ионийцы (греки) и карийцы (из Галикарнаса, с родины Геродота) везли дерево кедра до области Суз… Орнаменты, украшающие крепостные стены, происходят из Ионии (то есть из греческого мира)… Камнерезы, работавшие здесь, были ионийцами (греками) или из района Сард». Когда «Вульгата», наследница Клитарха, хрониста армии Александра, упоминает, что на подступах к Персеполю в апреле 330 года «навстречу царю шли около 800 эллинов с ветвями в знак просьбы о милости. Прежние цари, предшественники Дария, переселили их с родины. Большинство из них были старыми, и все они были искалечены» (Диодор , XVII, 69, 3), она пытается лишь оправдать пожар и разграбление Персеполя. Похоже, как сообщают те же источники, это были известные люди науки, владевшие важными ремеслами, и что новый царь подтвердил их привилегии. Но случилось ли это в городе, опустошенном и лежащем в руинах? Или, что скорее, в ближайшей Александрии? Их было восемьсот, подтверждает Юстин (XI, 14); четыре тысячи, пишет Квинт Курций (V, 5, 5).

Не стоит путать греков из Персиды с греками из Халонитиды, поселенными Ксерксом при входе в Мидию, на полпути между Багдадом и царским парком или «парадисом», по соседству со знаменитыми Бехистунскими надписями. Там «и посейчас живут беотийцы, которые во время похода Ксеркса были согнаны со своих мест, но еще помнили родные законы. Говорили они на двух языках… сохранили они и некоторые обычаи» (Диодор , XVII, 110, 5). Этот хорошо мне известный (потому что я не спеша прошел через него пешком) район в Луристане, на западных склонах Загроса, как нарочно — один из самых богатых медными рудами, скрытыми под железной шляпой7, и через него проходит нефтепровод в Керманшах. Эти греки были определены служить там благодаря своим знаниям в области горного дела и металлургии и чувствовали себя превосходно. Любопытно, что из семи греческих колоний или предприятий, существовавших в Центральной Азии до появления Александра, как минимум пять были напрямую связаны с производством асфальта и нефти, и три или четыре из них после похода Александра были уничтожены. Основное новшество, имевшее место в 330–324 годах, заключалось не в переселении греков в Персию, а скорее в установлении новых отношений между колонистами и колонизированными народами.

Ссоры

«В Александрии, — как пишет Полибий (XXXIV, 14), сам побывавший здесь два века спустя после ее основания, — можно различить три класса населения. Первый — это туземцы-египтяне, деятельные и общительные; другой состоит из наемников, народа тупого, многолюдного и грубого: в Египте издавна существовало обыкновение содержать иноземных солдат, которые благодаря ничтожеству царей приучились больше командовать, чем повиноваться. Третий класс составляли александрийцы, которые точно так же и по тем же самым причинам не отличались большой любовью к гражданскому порядку, но все-таки были лучше наемных солдат. Александрийцы — греки, хотя и смешанные, но не забывшие окончательно греческих учреждений… Этот народ был уничтожен по большей части Эвергетом Фисконом («Пузатым Благодетелем», то есть Птолемеем VII, 145 год и сл.), при правлении которого я посетил Александрию. Многократно смущаемый восстаниями, Фискон передал народ в руки солдат и истребил его». Не впадая в анахронизмы или обобщения, следует отметить, что все Александрии, основанные войском между 330 и 324 годами, были обречены на ту же участь. И хотя шесть рассмотренных колоний были поглощены так называемыми варварами, но все они испытывали и одинаковые внутренние трудности: гражданские и военные конфликты, классовую и сословную борьбу, численное меньшинство колонизаторов, необузданный индивидуализм греков, отсутствие общих традиций или, проще, гражданского духа.

Попытки объединения

Напрасно молодой царь надеялся хотя бы сблизить умы и сердца, если не осуществить объединение, слияние греческого гения, македонской силы и жизнеспособности местных жителей — трех знаменитых качеств индо-иранских каст, — ибо творческий гений греков заставлял сиять все остальные категории. Греческий гений проявлял себя более пригодным к четвертому и пятому свойствам, способностям к торговле и исследованию или поиску, чем к религиозному рассуждению. Чтобы активизировать сближение между жителями Запада и Востока, Александр дважды, в 329 и 324 годах, рекомендовал своим воинам жениться на женщинах Персидского царства и брал на себя заботу о воспитании их детей, при помощи дополнительных выплат призывал их пополнять кадрами будущую армию и администрацию. Вероятно, эти официальные, более-менее вынужденные бракосочетания девяти или десяти тысяч македонян и стольких же персидских женщин в Сузах в марте 324 года были великолепным праздником. У Хареса, царского придворного, несомненно бывшего очевидцем этого праздника, Плутарх (Об удаче и доблести Александра, I, 329 EF; «Жизнь», 70, 3), Арриан (VII, 4, 4–8) и Афиней (538b—539a) черпают весьма недвусмысленные сведения: пир на десять тысяч лож и десять тысяч приборов под тентами, пятидневная попойка мужчин, торжественный вход накрытых вуалями десяти тысяч персидских женщин, их распределение между ложами, поднесение каждой паре золотой чаши для священного возлияния, официальная раздача приданого от царя, всеобщее братание, возвращение домой — и в каком состоянии! Затраты на празднество: 8 870 талантов, при эквиваленте одного таланта 6 тысячам золотых франков. И всё это для установления вечной гармонии между народами. На самом деле самым главным результатом союза сорока тысяч греко-македонских колонистов с местными женщинами в мире, население которого было в сто раз больше, стало то, что с помощью любви завоеватели научились управлять и уважать своих соседей в многочисленных Александриях и их окрестностях. Уважение упомянутого нами Полибия к египтянам, его презрение к наемникам и жалость к грекам, деловым людям и администрации, в какой-то мере соответствуют реальности, о чем сообщают все историки этого похода. Пример основанных Александром городов показывает нам, что покоренная Азия покорила своего жестокого завоевателя8. Покорила во всех смыслах этого слова: телесно, интеллектуально и нравственно.

Взаимные связи

Хорошо известно, что македоняне и греки многое могли дать покоренным народам Египта и Азии: например, технику обработки камня, усвоенную в скульптуре Гандхары под влиянием Александрии Кавказской, или резьбы — в Согдиане под влиянием Александрии на Оксе, или умение чеканить монету, повсюду распространяющую царский лик. Они же принесли на Восток торговые навыки, заменившие бартер, дарение или отдаривание; некоторые понятия о гигиене и жизни в общежитии в разбитых на квадраты городах с одной или двумя рыночными площадями, судами и административными зданиями; новые виды продуктов питания, такие как оливковое масло и ароматические травы Эгейского моря — тмин, майоран, чабер. Меньше известно, какую сочувственную любознательность, какой интеллектуальный интерес проявили греки к нравам и представлениям туземцев, к их жизненным навыкам и образу жизни, — до того, что они незамедлительно полностью с ними ассимилировались. В греческой религии, основанной прежде всего на ритуалах и пояснительных мифах, нет никакого прозелитизма. Но какое уважение к маздаистской религии и к Заратустре проявляли они в той самой стране, в долине Окса, где была написана священная книга «Авеста»! Какое восторженное удивление суровой чистотой брахманов и самоубийством на костре Калана из секты Джайна! (Плутарх «Жизнь», 65 и 69). Сопровождавшие войско философы школы киника Диогена были поражены мудростью местных философов. После возвращения в Грецию они расхваливали достоинства того, кого называли Зороастром, и рассказывали легенду о коварных вопросах, заданных Александром десяти нагим индийским мудрецам, спасшимся с помощью ловких и лаконичных ответов. «Александр сказал: На каком основании ты посоветовал царю Самбху объявить мне войну? — Индус отвечал: Чтобы жить с честью или умереть с ней» (Метцкая эпитома, 80). Что касается тысячелетних религий Египта, александрийцы восторгались ими и даже стали поклонниками Исиды, Сераписа и Амона-Ра.

Греки также уважали обычаи и одежду других народов. Македонские всадники, носившие на голове kausia , широкополую красную шляпу, находили общий язык и с теми, кого иранские тексты называли yaunas , «явнами» — греками, носившими petase , разновидность сомбреро, и с саками Tigrachauda — кочевниками в остроконечных шапочках, и с бактрийцами, носившими плоские шлемы. Иранские греки сменили свои туники на платье и широкие штаны. Индийские греки начали заворачиваться в сари своих жен. Все они с удивлением узнали, что детей, родившихся от азиаток, отличает при рождении голубовато-фиолетовое пятно на крестце, с возрастом становящееся бледно-голубым, хотя и все еще хорошо видным кружком. Они открыли для себя татуировку, огромные браслеты с кабошонами. Они с наслаждением пробовали новую пищу: оксианский рис, парфиенские абрикосы, персидские персики, бобы и розовую чечевицу Индии, курдючных степных баранов, памирских муфлонов, тибетских яков. Используя в качестве переводчиков кочевников-тохарцев из оазисов Турфан и Куша, говоривших на индоевропейском языке, александрийцы Согдианы и Бактрианы находились в постоянных сношениях с китайским Туркестаном. Едва ли смогли прижиться в Александрии Оритской бараны, привезенные греками из Гедрозии: мясо этих несчастных животных, подобно мясу морских птиц, имело вкус рыбы, потому что ихтиофаги, за неимением травы, кормили их рыбной мукой (Арриан. Индика, 26, 7; Плутарх «Жизнь», 66, 7). В Оритиде (Белуджистан) греки с любопытством этнографов рассматривали невероятно архаичные обычаи местных жителей: погребальное шествие обнаженных воинов, оставление трупов в зарослях на съедение диким зверям, скотскую жизнь ихтиофагов, одетых в звериные шкуры и живущих в хижинах, сделанных из китовых ребер.

Конечно, они не собирались им подражать до той степени, чтобы не стричь ногти и оставлять волосы в беспорядке. Войско пострадало от тифа в Вавилоне, от инфекционной дизентерии в Согдиане, от чесотки в Индии; одной из вероятных причин, заставивших три тысячи воинов покинуть гарнизоны в Бактриане в 326–325 годах, была бубонная чума, переносимая сусликами и дошедшая до состоянии эпидемии на севере современного Афганистана. В урожайные годы случались нашествия крыс, а также чумных блох. Людей валила с ног лихорадка. Их тела слабели и чернели. Опыты докторов Бальтазара и Моларе из института Пастера не оставили никаких сомнений в истоках и периодичности эпидемий. Греки, рассматривавшие баню после занятий спортом как необходимость, а чистую воду — как священную жидкость, тщетно пытались приучить жителей Востока к большей чистоплотности. Все, что им здесь показали, — это ледяные источники и минеральные воды. Но в Кармании, десятками умирая от перепоя, они в конце концов стали остерегаться воды. Необъятные реки Азии, быстрины Чинаба и Инда, дельты Шатт-эль-Араба9 и Синда приводили их в ужас, и уже не вставал вопрос о том, чтобы отводить их в каналы, как это сделали с Нилом. Таковы были лишь некоторые страхи, которыми поделились с ними жители Востока.

Ненадежность колонизации

Именно в обширных, на 95 процентов диких степях той земли, которую потом назвали Туркестаном, на восток от Каспийского и к югу от Аральского моря, греки обучались больше всего, потому что сильнее всего страдали от контакта с живыми существами и с неживой природой. Пустыни Каракумы, или Черный песок, и Кызылкум, или Красный песок, вдвоем заключают в себе четверть пустынных пространств мира. На востоке находятся плодородные отроги бескрайних горных массивов Памира и Тянь-Шаня. Их ледники питают два речных бассейна, которые теряются в песках или же впадают в Аральское море. В Туркестане насчитывается сорок пять видов змей. Гюрза, гадюка Додена, эфы столь же ядовиты, как громадные, черные, похожие на тарантулов пауки, маленькие, коричневые, с красным пятном на животе каракурты и бесчисленные скорпионы. Репетек, между Мары-Мервом (Александрия Маргианская) и Бухарой (Согдиана), наряду с Термезом (Александрия на Оксе) считается самой жаркой областью во всей Центральной Азии. Согдиану постоянно сотрясают землетрясения. Узбекские сейсмографы круглый год регистрируют более трех толчков в день. В 1948 году землетрясение уничтожило Ашхабад, античную Нессу-Нису Гирканийскую. Другое, в апреле 1966 года, разрушило Ташкент в 92 километрах от Александрии Эсхаты. «Это земля, которая дает не фрукты, а воду», — гласит туркменская пословица. Для жителей пустыни река Оке (Амударья) является матерью, полноводной два раза в год, в марте — апреле и в июне. Ее воды шоколадного цвета несут в два раза больше ила, чем Нил. Войску Александра потребовалось пять дней и пять ночей на то, чтобы форсировать Оке на сшитых и надутых шкурах. Этот водный поток, согласно Страбону самый мощный в Азии, обрамлен по берегам настоящим лесом из тростника, кустарника и оплетенных лианами деревьев. Там водятся великолепные фазаны, лани, кабаны. В разреженном воздухе вершин Памира и Тянь-Шаня, откуда течет Яксарт (Сырдарья), снежный барс бегает так быстро, — со скоростью более 80 километров в час, — что догоняет муфлонов и яков.

Такова была невероятная природа, с которой столкнулись на протяжении двух полных лет, в 329 и 328 годах, подвижные отряды небольшой армии, брошенной на преследование Бесса и Спитамена. Такова была природа, в конце концов поглотившая греческих колонистов во всех оазисах, во всех крепостях, перестроенных Птолемеем, Клитом или Александром. Но кроме кобр, затаившихся среди маковых полей, куланов, мчавшихся по степи, вытянувшись в струну, лягавшихся, словно ослы, и галопировавших, как лошади, были и другие чудеса — всадники дахи и абиойи Красных песков, массагеты Черных песков, различные саки или скифы с обоих берегов Яксарта. Они появлялись внезапно, эти чудовищные порождения пустыни, в смерче из песка, с высоты своих породистых коней осыпали противника дождем из стрел, поджигали плохо защищенные посты, грабили идущие в города караваны, а затем исчезали. Как эти кочевники могли понять оседлых жителей? С ними ничего нельзя было сделать, разве что договориться, обменяться подарками, стадами и женщинами, притаиться, попытаться им подражать. Но ни в коем случае не терять лицо. Это были гордые, рассудительные люди, а некоторые из них опьяняли себя, подобно древним персам, галлюциногенным напитком хаома. Греки объединяли их, хотя они отличались друг от друга, под общим названием скифов, так же как называли амазонками все племена кочевников от Армении до китайского Туркестана, в которых женщины присваивали себе чудовищное в глазах греков право ездить верхом. Одним из великих подвигов Александра, одним из основных слагаемых его легенды было покорение амазонок практически повсюду от берегов Каспийского моря до Александрии Эсхаты. Говорят, он даже уложил к себе в постель царицу амазонок Фалестриду. Мужчины и женщины на этих границах мира принадлежали к сказочному народу, делавшему повседневную жизнь греков сказочной. «Роман об Александре» был рожден в памяти жителей, греков и не-греков, во всех Александриях, основанных именем Александра по границам бывшей Персидской державы. В нем упоминается столько поездок, переходов, охот, боев и тягот, что колонисты искренне верили во все преувеличения, чувствуя свою к ним сопричастность.

Жорж Сен-Жорж в 1974 году в своем труде о пустынях и горах России «Великие дикие пространства» («Les Grandes ?tendues sauvages») приводит рассказ одного чиновника, встреченного им около Ашхабада, на краю пустыни Каракумы, о том, как жил его отец, бывший царский солдат: «(Наш отец) рассказывал нам о гигантских песчаных бурях, полностью закрывавших солнце, совершенно бесплодных пустынях, в которых русские солдаты умирали от жажды или получая смертельный укус ядовитого паука, прятавшегося в барханах, о диких воинах на своих быстрых лошадях, откуда ни возьмись появлявшихся, чтобы убивать неверных. Он рассказывал нам о снежных вершинах гор, реках, поглощенных песками пустыни, об экзотических растениях и животных, о сказочных городах, где мусульманские правители держали гаремы в чудесных дворцах…» Заменим слова «русские» и «мусульманские» на «греческие» и «скифские» и, возможно, мы сможем ощутить, каково было строителям городов за 330 лет до нашей эры на границах Персидского царства.

Примечания:

[1] Стасикрат предложил превратить гору Афон в статую Александра, «держащую в левой руке город в 10 тысяч жителей, а из правой испускающей реку, которая волнами стекала бы в море».
[2] То есть Протея.
[3] Поскольку узбекский город Термез (136 800 жителей в 2004 году) находится на границе с Афганистаном и на другом берегу Амударьи расположено другое государство, о нем никак нельзя сказать, что он «оседлал Амударью».
[4] Окончание фразы — с учетом предложенного издателями улучшения текста: вместо «res novare cupientibus» — «res novare cupi[entes coerc]entibus», но поскольку П. Фор следует чтению рукописи, в оригинале ему пришлось подгонять перевод, предлагая небывалое понимание весьма стандартного выражения «res novare» — «делать переворот», «разрушать существующий порядок управления».
[5] Имеются в виду созвездия.
[6] Вероятно, намек на XIV и XVII песни Одиссеи, в которых Одиссей, прибыв на родную Итаку под видом нищего уроженца Крита, дважды рассказывает вымышленную (но вполне правдоподобную) историю своего пленения во время набега на Египет.
[7] Железная шляпа — остаточное образование, возникающее в поверхностных частях рудных (главным образом сульфидных) месторождений меди, свинца, цинка и других металлов в результате химического выветривания и окисления первичных минералов рудного тела.
[8] Перефразированные слова Горация относительно покоренной Римом Греции: «Graecia capta ferum victorem cepit» (Послания, II, 1, 156) — «Покоренная Греция покорила дикого победителя».
[9] В древности Персидский залив простирался дальше на северо-запад, так что Тигр и Евфрат не сливались, образуя нынешний Шатт-эль-Араб, а впадали в Персидский залив по отдельности.

Источник:

Фор П. Повседневная жизнь армии Александра Македонского. «Молодая гвардия». Москва, 2008.
Перевод: Т. А. Левиной.

 
© 2006 – 2019 Проект «Римская Слава»