Римская Слава - Военное искусство античности
Новости    Форум    Ссылки    Партнеры    Источники    О правах    О проекте  
 

Сражения на море в ходе Третьей Пунической войны (Хлевов А. А.)

Vae soli (Горе одинокому)

Причины последней войны с карфагенянами — Задачи флота — Переброска войск в Африку — Ультиматум и начало осады Карфагена — Карфагенская тактика брандеров — Установление римлянами надежного контроля над островами между Италией и Африкой — Флотская десантно-штурмовая группа предпринимает попытку захвата участка обороны Карфагена — Проблемы организации блокады и сооружение римлянами дамбы — Карфагеняне роют канал из города и строят свой последний флот — Последняя морская битва под стенами Карфагена: «москитный флот» и хитрость союзников-сидетов — Поражение Карфагена и его ликвидация — Завоевание римлянами Лузитании и установление ими полного контроля над Западным Средиземноморьем.

Вероятно, в первой половине II в. до н. э. римляне постоянно ощущали, что существование Карфагена является не чем иным, как досадной исторической ошибкой. Если Аэций в свое время не уничтожил под Каталаунами Аттилу и его войско, то это, по крайней мере, имело какое-то объяснение: он стремился сохранить, как теперь принято говорить, «многополюсный мир», где все силы уравновешивали бы друг друга. В этом контексте Карфаген не был нужен Риму ни в 201, ни в 149 г. Он только мешал, а если и выполнял какие-то торговые или буферные функции, то история показала в дальнейшем, что Рим и сам с ними справлялся отлично. Поэтому вопрос: отчего римляне не стерли с лица земли этот огрызок финикийской диаспоры, вероятно, будет будоражить многие умы еще долго. После разгрома при Заме и публичного сожжения пунийского флота Публием Корнелием Сципионом Карфаген перестал быть не только значительной, но и вообще какой бы то ни было силой. Да, римский народ был измотан тяжелейшей войной, но он никогда не был так силен в отношении своего давнего противника, никогда еще разница в мощи не была так очевидна. Нужно было еще одно усилие — на этот раз последнее. Но, возможно, сознание римлян еще работало как-то иначе, нежели в известные нам времена славы Империи. Для его становления и воплощения в хрестоматийно знакомые формы потребовались именно последующие полстолетия.

В середине II в. до н. э. Римская республика превратилась в ведущую державу Средиземноморского региона. Безусловное преобладание Рима обеспечивалось как динамикой его экономики, так и уникальным сочетанием военных, административных и инженерных талантов римлян. Флот римлян беспрепятственно осуществлял свою боевую, транспортную и торговую службу в пределах громадной акватории.

Однако на территории региона все еще оставалось противостоящее Риму государство, и это был Карфаген. Разумеется, для пунийцев было крайне проблематично, скажем, ликвидировать римское государство военным путем. Однако экономическая конкуренция со стороны Карфагена была весьма ощутима. Кроме того, римляне прекрасно помнили, как быстро карфагеняне умели оправляться от самых, казалось бы, тяжелых поражений. В последние годы Второй Пунической войны пунийцы перенесли ряд неудач, но вместе с тем именно к этому периоду относятся те страшные, по сути, броски, которые предпринимали Магон и другие военачальники, когда из ничего вдруг появлялся флот, и толпы наемников оказывались в Северной Италии или грабили сардинские берега, или — того хуже — будоражили римских союзников или варваров.

На этот раз Карфаген, разгромленный и униженный, оправился очень быстро. Навыки торговцев и давние связи по всему Средиземноморью и за его пределами позволили ему встать на ноги уже через 10-15 лет после окончания войны. В 187 г. до н. э. карфагеняне сами предложили выплатить всю оставшуюся контрибуцию по договору о заключении мира — надо полагать, что дела у них шли неплохо.

Римляне, верные принципу «разделяй и властвуй», создали в Северной Африке своеобразную политическую ситуацию. Всемерно поддержав своего союзника образца финала Второй Пунической войны — нумидийского царька Масиниссу, — они позволили ему создать протогосударство, постоянно находившееся в оппозиции Карфагену. Масинисса регулярно вел войны с пунами, отнимал у них одну территорию за другой, а те — по договору — даже не имели права вести войну без согласия на то римлян. Притеснения порой становились просто невыносимы в своей оскорбительности для Карфагена.

Борьба партий в Риме, которые решали в спорах между собой дальнейшую судьбу Карфагена, была ожесточенной. Однако перевес, естественно, в конце концов получили сторонники Марка Порция Катона. Как известно, непосредственным поводом к усилению давления на Карфаген стало формирование им в 152 г. до н.э. собственных вооруженных сил для борьбы с зарвавшимися нумидийцами; однако повод к войне римляне получили в результате дополнений к ультиматуму. Выдавшие заложников, стратегические припасы, оружие, карфагеняне были поставлены перед условием перенести свой город вглубь африканской территории. Помимо оскорбительности самого требования это лишало город самого смысла существования: пунийский город мог существовать только как порт. После месячного перерыва — якобы для обдумывания — пунийцы, подготовив все что было можно для войны, решили идти до конца.

Третья Пуническая война на море обычно вообще упоминается вскользь. Недостаток источников, краткость периода боевых действий и отсутствие ярких по своему характеру сражений, казалось бы, должны отвращать от нее любого исследователя. К тому же, в общем-то, игра шла «в одни ворота», и римляне имели неоспоримое преимущество. И все же с точки зрения развития военно-морского искусства эта кампания представляет безусловный интерес — как в стратегическом, так и в тактическом смысле.

С точки зрения стратегии фактически едва ли не единственной задачей римского военно-морского командования было обеспечение качественной, быстрой и беспроблемной переправы воинского контингента в Северную Африку, а затем налаживание столь же надежного транспортного моста между Италией и Сицилией и воюющей армией. Априорным условием решения этой задачи было завоевание господства на море. Второй задачей, являвшейся продолжением первой, было не дать карфагенскому флоту развернуть войну на коммуникациях, т.е. фактически запереть флот пунийцев в гаванях, а в идеале — ликвидировать его.

Единственным театром боевых действий стало Центральное Средиземноморье — акватория между Карфагеном, Сицилией и Сардинией. В этом пространстве разворачивались все события этой войны на море. Первой задачей римского флота стала переброска в Африку громадной армии. На фоне этого контингента меркнет знаменитая переправа Сципиона в конце прошлой Пунической войны. В этот раз переправлялись 80 тысяч пехотинцев и четыре тысячи всадников. Для их перевозки с вооружением и провиантом потребовалось, по словам Аппиана, 100 гемиолий и множество других «легких и круглых» торговых кораблей без всякого вооружения. Эскорт эскадры состоял из 50 квинкверем — вероятно, на них также везли какое-то количество людей. Высказывавшееся в литературе мнение о том, что часть контингента, шедшая на малых и относительно быстроходных судах, была отправлена вперед с целью захвата плацдарма и должна была быть высажена ранее главных сил, кажется необоснованной. Финальный участок пути был как раз наиболее опасным — если карфагеняне где-то и могли напасть на римскую эскадру (ну отчего не пофантазировать?), то уж никак не в окрестностях Лилибея, а на подходе. Громадная масса флота была сама по себе зрелищем устрашающим, а небольшой отряд легких кораблей, да еще без охранения, сам просился в руки противника. В конце концов, так рисковать жизнями своих солдат было не в духе римлян ни в одну из эпох.

В отличие от обычно проливающего свет на такие детали Тита Ливия, Аппиан не удосужился снабдить нас точными данными о численности транспортов. Но, судя по всему, число их было очень велико. Учитывая, что многие суда были относительно небольшими, число их должно было еще возрасти. Поэтому даже самая заниженная оценка количества транспортников, выделенных для операции, должна приближаться к 250 и уж никак не быть меньше 200.

Флотом командовал консул Луций Манлий Цензорин. Высокое положение и ранг этого командира придавали его назначению особое содержание. Такое количество войск вообще было трудно разместить и хотя бы несколько дней держать в одном месте, поэтому, несомненно, флот собирался в нескольких гаванях — вероятно, в Остии и портах союзников. Однако последним пунктом остановки перед Африкой был, конечно же, Лилибей.

Экспедиция увенчалась полным успехом — хотя мы и не знаем подробностей, но ни серьезных штормов, ни туманов, ни тем более кораблей противника на своем пути она не встретила. Карфагеняне вряд ли совсем ничего не знали о намерениях врагов — скрыть приготовления такого масштаба было просто невероятно, — но их флот (или то, что можно было назвать этим термином) был просто не в состоянии помешать эскадре Цензорина. Нельзя не учесть и того, что карфагеняне, возможно, еще верили в то, что путем переговоров, идя на уступки римлянам, можно будет избежать войны.

Вместе с тем у Карфагена был флот. Его численность не поддается решительно никакому исчислению, поскольку нет даже намека на нее в источниках. По одному из авторов (Флору) получается, что римляне сожгли все корабли, которые пунийцы добровольно им передали в надежде на мир. По другим данным, карфагеняне активно строили боевые корабли, опережая все мыслимые темпы в надежде противостоять Риму. Так что какое-то количество судов они имели, но, конечно, оно не шло ни в какое сравнение с тем, чем располагали римляне.

Целью перехода была Утика. Ее жители раньше всех почувствовали, куда дует ветер. Еще до отправки римлянами флота и войска представители города явились в Рим и выразили желание сограждан передать свой город под его покровительство. Гавань Утики, разумеется, также должна была быть в полном распоряжении римского флота. Поэтому вопрос о месте высадки, базе и порте снабжения отпал сам собой. Если раньше завоевание базы на африканском побережье было ночным кошмаром многих полководцев и флотоводцев, то теперь проблема решилась бескровно.

Кроме того, помимо удобной и ближе всего расположенной к Лилибею гавани, римляне могли беспрепятственно, в случае нужды, пользоваться портами многочисленных дружественных им городов, расположенных к югу от Карфагена, — Ахоллы, Лептиса, Гадрумета и некоторых других. В дальнейшем торговые корабли этих городов осуществляли вспомогательное снабжение римского войска под Карфагеном.

Несомненно, что главным пунктом снабжения армии был Лилибей. Пунктами сбора грузов выступали и иные порты Сицилии, но, в конечном счете, последняя стоянка судов была там. Менее удобным был путь вдоль берегов Сардинии. Если им и пользовались, то исключительно для отправки небольших караванов. Опыт показывал, что крупные соединения желательно отправлять по кратчайшему пути, чтобы избежать потерь. К тому же из Сардинии везли преимущественно местные товары, запасенные на острове — переваливать через Каралы припасы из Остии было мало смысла.

Переговоры, которые велись между римлянами и карфагенянами, благополучно провалились. Естественно, переносить город пунийцы не могли, а римляне уже окончательно решили «дожать» противника. Немедленно после окончания переговоров 20 квинкверем под командованием самого Цензорина бросили якорь возле города. Неизвестно, были ли эти корабли оборудованы для штурма и имели ли на своем борту какую-то артиллерию. Вероятнее всего, их задачей было лишь осуществление торговой блокады и немедленный перехват любого боевого корабля, который попытался бы действовать близ города. Локализация флота не ясна, как и то, был ли он введен также и в озеро близ города.

Вместе с тем команды судов все же не были отягощены избытком боевых происшествий. Об этом свидетельствует тот факт, что матросы кораблей принимали участие в организации сухопутной осады, транспортируя и устанавливая по крайней мере одну из осадных машин. Если при наличии такой громадной армии использовали моряков, то явно им просто нечего было делать в этот момент.

Однако вскоре положение изменилось. Карфагеняне, не рискуя выходить в море на боевых кораблях, использовали брандеры. Это «оружие бедных» показало себя в высшей степени эффективно и доказало, что противник, по крайней мере, способен нанести осаждающим серьезный ущерб и дорого продать свою свободу.

При использовании брандеров карфагеняне активно применялись к ветру, дувшему в сторону стоящей на якорях эскадры римлян. В гавани Карфагена было заготовлено несколько десятков небольших однотипных челноков, специально построенных для этого случая. Вероятно, готовясь к отражению агрессии, карфагеняне в значительной мере строили именно такие «истребители квинкверем». Челноки эти были доверху нагружены сухим горючим материалом — хворостом и паклей — и находились в постоянной боевой готовности под охраной специально приставленных людей. Вместе с этим, здесь же на берегу хранился запас и других горючих и зажигательных материалов — смолы и серы. До поры одно с другим не смешивали. При этом соблюдалась конспирация: место базирования брандеров было полностью закрыто от римлян городскими стенами, и отследить загодя приготовления к запуску таковых они просто не могли.

Лишь только начинал дуть подходящий ветер, карфагеняне канатами, по методу бурлаков на Волге, отбуксировывали несколько брандеров к самому краю оборонительной стены. Здесь в них немедленно засыпали серу и заливали все содержимое смолой. Затем на челноках поднимали небольшие паруса и наводили на цель. Как только брандер начинал движение в нужную сторону, содержимое корпуса судна поджигалось. Можно предположить, что этим занимались специальные команды, которые, выведя брандер на курс и жестко закрепив руль, спрыгивали в воду. Менее вероятна буксировка их другими судами. Во всяком случае, служба этих людей, при всей своей напряженности, была неизмеримо безопаснее ремесла команд брандеров нового времени, начиненных взрывчатыми веществами, которые норовили взорваться в самый неподходящий момент от случайной искры или шального ядра противника. Однако эффект, оказываемый карфагенскими брандерами, превосходил все ожидания. Римские корабли стояли относительно плотной группой, перегораживая подход к порту. Понятно, что внезапно сняться с якоря и отреагировать на угрозу было просто невозможно. При самой оптимистической раскладке команде нужно было разобрать весла, вставить их в порты, рассесться на свои места—в то время как выбирали якорь — и, стронув корабль с места, сманеврировать. На все это требовалось никак не менее нескольких минут. Нельзя же было, в конце концов, постоянно дежурить, не отходя от весел или сниматься с якоря и уходить при каждом устойчивом порыве ветра с берега! Проколы были неминуемы.

О том, что тактика регулярно приносила плоды и римлян то и дело заставали врасплох, свидетельствует сообщение Аппиана: карфагеняне причинили им много вреда и едва не сожгли весь римский флот. И действительно, как бы ни была мала площадь корпуса развернутого по ветру судна и сколь бы ни были значительны промежутки между кораблями, при массовом применении зажигательных судов, шедших строем пеленга, попадания в цель были просто неизбежны.

При этом встречающееся в литературе мнение о том, что римляне находились со своими кораблями во внутреннем озере, а корабли были вытащены на берег, кажется не слишком реалистичным. Во-первых, от такой дислокации флота никакого прока для целей блокады не было. Затащенные вглубь материка корабли имели превосходную, укрытую от всех погодных неприятностей стоянку, но никак не могли повлиять на обстановку на море. Во-вторых, атаки брандеров в этом случае были бы слишком сложны, а их эффективность должна быть относительно низка.

От первого года войны под стенами Карфагена дошли упоминания об атаке Нефериса, где, вероятно, применялся и флот. Совершенно однозначно силами флота (хотя и неизвестного состава) была осуществлена экспедиция на остров Эгимурес под руководством консула Мания Манилия. Эта экспедиция преследовала троякую цель: создание дополнительной базы для экстраординарных стоянок транспортов на линии Лилибей—Утика, основание промежуточной стоянки для транспортников лояльных городов африканского побережья и полное «запирание» залива. После захвата острова контроль над прилегающим к Карфагену морем был уже двойным и полным, по крайней мере, с востока. Других событий на море в этом году не было.

На следующий, 148 г. до н. э., военно-морская группировка римлян в Африке была вверена легату Луцию Гостилию Манцину. Общее руководство войсками осуществлял консул Луций Кальпурний Пизон Цезоний. Нет данных об изменении численного или качественного состава флота и каких-либо перемещениях эскадр. Однако с этого года деятельность римских морских сил несколько активизировалась. Регулярно осуществлялись перевозки как из метрополии, так и вдоль африканского побережья. Кроме того, флот принял участие в нескольких осадах и штурмах городов.

Несомненно участие кораблей в блокаде и обстреле укреплений Клупеи, которые были предприняты при осаде этого города Кальпурнием Пизоном. Осада, впрочем, была не слишком удачной и безрезультатной. Взятие Неаполя Африканского несколько скрасило эту неудачу. Флот также был задействован в этом штурме, однако не сыграл решающей роли, что и привело к весьма скромному отражению его участия в источниках. Третьим городом, также осажденным в кампанию этого года, стал Гиппон Диаррит, однако его осада также не привела ни к каким результатам. В конце теплого сезона Пизон с войском, сняв осаду, ушел в лагерь в Утике.

Таким образом, в кампанию 148 г. до н. э. флот привлекался для решения трех основных задач, что, вероятно, было отражено в его трехчастном делении. Первая эскадра продолжала блокировать Карфаген — быть может, изобретая какие-то «противоядия» от атак брандеров.

Небольшая часть флота была отряжена для конвоирования транспортов из Италии и Африки. Однако сделано это было не сразу. Римляне сперва беспечно относились к транспортировкам по морю, за что были наказаны — ряд торговых караванов подвергся атакам кораблей жителей Гиппона. Вероятно, это была частная инициатива — вряд ли дисциплина карфагенян и возможности отдавать приказы из окруженного Карфагена были таковы, чтобы инициировать этот процесс. Угроза была совершенно реальна. Ответом как раз была экспедиция к Гиппону и попытка его нейтрализации, а также включение в состав караванов боевых судов.

Наконец, третья эскадра последовательно поддерживала сухопутные войска при штурме крепостей.

На следующий, 147 г. до н.э., был назначен новый консул — Публий Корнелий Сципион Эмилиан. Несомненно, с ним в Африку прибывали и новые морские силы. Их число неясно, но известно, что в составе флота были триеры. Как неоднократно случалось, и войска, и флот Сципиона были укомплектованы как римскими гражданами, так и союзниками из италийских городов. С флотом находился и новый командующий военно-морской группировкой — легат Сервий Атилий Серран.

Их прибытие совпало с кризисной ситуацией под стенами Карфагена. Войска уже почти два года осаждали город без заметных результатов и даже с потерями среди войск и в корабельном составе. Манцин, командуя флотом и в этом году, решил переломить ситуацию. После зимовки в Утике он вернулся под стены Карфагена и провел дополнительную рекогносцировку укреплений. В северной части стена проходила по скалистому участку вблизи моря. Рельеф был достаточно враждебен для нападающих, к тому же стена здесь была менее высока и почти не охранялась. Сделав соответствующие выводы, Манцин решил попытать счастья именно на этом участке, высадив десант. Прямых указаний на это нет, но, скорее всего, это было сделано или ночью, или непосредственно перед рассветом.

В противном случае, как бы плохо ни неслась дозорная служба, не заметить перехода десятка-другого кораблей с войсками вдоль стен и самой высадки десанта было бы просто невозможно.

В результате блестяще задуманной и дерзко осуществленной операции Манцин высадил штурмовую группу легионеров на скалистые берега. Располагая лестницами, «кошками» и другими приспособлениями, солдаты, используя преимущества внезапности, вскарабкались на стену. Однако стену нужно было не только захватить, но и удержать. А это оказалось гораздо более сложной задачей. Десант, высаженный Манцином, был очень небольшим, вероятно, не более нескольких сотен человек, из которых на стену взобрались далеко не все. Карфагеняне же, как только прошел шок, вызванный внезапной опасностью, немедленно отреагировали. Поскольку штурма других участков стены не было, они могли беспрепятственно сосредоточить на угрожаемом участке все наличные силы в любом количестве и пропорции. В результате очаг прорыва обороны был локализован— вероятнее всего, взобравшихся на стену солдат так и не пустили дальше оборонительной галереи. После этого пунийцы занялись ликвидацией десантников. Те оборонялись самоотверженно, но их положение непрерывно ухудшалось при явном неравенстве сил. Встал вопрос об эвакуации десанта.

Все это происходило в течение одного дня и последующей ночи. Именно в этот день новый консул с флотом и войсками прибывал в Утику. И его войскам почти с ходу пришлось вступить в бой. Получив донесение с просьбой о помощи от Манцина, Сципион ночью произвел все необходимые приготовления в своей эскадре и на рассвете вышел в море, взяв курс на Карфаген. Аппиан так описывает произошедшее: «Вдруг показались корабли Сципиона, в стремительном беге поднимая высокие волны, все полные стоявших прямо легионеров». Легионеры, завидев подмогу, предприняли последний натиск и потеснили карфагенян. Когда те ненадолго отступили, моряки Сципиона приняли на борт своих кораблей бывших в опасности римлян.

В этой операции с тактической точки зрения много неясностей, особенно в ее второй фазе. Если флотилия Манцина смогла осуществить высадку десанта, то почему он сам не смог его эвакуировать? Зачем потребовалось вызывать корабли из Утики? Почему на судах Сципиона находились в большом количестве войска? Ведь дополнительной высадки десанта не предполагалось (хотя, быть может, она могла сломать ситуацию в пользу римлян).

Вероятнее всего предположить, что изменилась погода, а Манцин располагал под Карфагеном судами более тяжелого класса, чем триеры Сципиона. И только эти триеры могли осуществить снятие воинов со скал в условиях поднявшейся волны. В любом случае вопрос о войсках остается открытым.

Как бы то ни было, следует признать, что дерзкая операция по захвату участка городской стены провалилась — и, быть может, была сразу же обречена на провал. Задним числом можно придумать многое, но прописной истиной выглядит то обстоятельство, что, коль скоро замышлялась такая диверсия, просто необходимо было предпринять некий отвлекающий маневр или серию таковых в других местах периметра обороны. Только в этом случае можно было гарантированно овладеть стеной и перенести боевые действия внутрь городских стен. Во всяком случае, первостепенной задачей командующего флотом было, в случае малейшего успех на стенах, незамедлительно развить его, высадив подкрепления. В целом операция выглядит как смелый, но бездарно спланированный экспромт, отдающий известной долей непрофессионализма и напоминающий действия некоторых командиров Красной Армии в начальный период Великой Отечественной войны, да и многих других командующих, имевших больше апломба, чем тактических знаний. Так что замена Манцина на посту командира эскадры, пожалуй, была только к лучшему.

Приняв на себя командование, Сципион усилил блокаду гавани. Однако для того, чтобы полностью перекрыть всю акваторию, требовалось неимоверное число кораблей. В сущности, блокада отнюдь не заключается в том, чтобы перекрыть пространство, поставив корабли борт о борт — это довольно абсурдно. Но карфагеняне, находившиеся в безвыходном положении, использовали абсолютно любую возможность для прорыва этой блокады. Судя по всему, существовал специальный небольшой отряд из нескольких грузовых кораблей небольшого водоизмещения —возможно, построенных по образцу легких боевых судов, а возможно — просто переоборудованных из них. Они имели высокую скорость и маневренность, и карфагеняне пользовались этим — вероятно, довольно часто.

Перекрытию подходов к гавани мешало и то, что с восточной и юго-восточной стороны подход к городу изобиловал отмелями и подводными скалами, что исключало здесь якорную стоянку судов. Римляне, безусловно, хуже в них ориентировались, чем местные лоцманы. Кроме того, очень близко к стенам подходить было нельзя, так как с них открывали огонь по кораблям из метательных машин, да и просто применяли ручное оружие. Поэтому между городом и кораблями оставалось определенное пространство, да и кольцо блокады было с брешами. Пользуясь этим, «отсюда грузовые суда Битиаса, а иногда и какой-либо посторонний купец, наживы ради охотно идя на опасность, решались быстро туда проскочить; выждав сильного ветра с моря, они мчались на распущенных парусах, так что даже триеры не могли преследовать грз’зовые суда, которые неслись по ветру на парусах». Конечно, случались и прорывы из города, односторонний приток кораблей маловероятен. К тому же частные владельцы кораблей не могли просто так посылать суда в город — надо же было и получать прибыль, а ее требовалось вывозить. Базой снабжения, возможно, был город Неферис, однако с уверенностью этого утверждать нельзя.

Иными словами, блокада по объективным причинам не была абсолютной — а ведь римляне никогда ранее не имели такого доминирующего и безоговорочного превосходства на море, как сейчас. Впрочем, отдельные случаи прорыва кольца, конечно же, не могли решить всех проблем осажденного города, и положение его защитников медленно, но неуклонно ухудшалось.

Однако римлян такой ход событий не устраивал. Сципиону требовались решительные действия. Самым верным способом он счел изменение природно-географических условий в Карфагенской гавани. Римский командующий принял в определенном смысле беспрецедентное и масштабное решение — он приказал соорудить каменно-земляную дамбу, дублирующую корабельное кольцо блокады и полностью перекрывающую вход в карфагенский порт. Несмотря на то, что источники едва ли не вскользь упоминают о ней, это, несомненно, было одно из наиболее грандиозных решений за всю предшествующую историю римских войн. Осуществление этого «мегапроекта» было немыслимо без участия сил флота, которые осуществляли подвоз строительных материалов и, вероятно, служили платформами для каких-либо инженерных приспособлений — например, копров. Однако опять остается непонятным, как смогли римляне, не рисковавшие подходить на кораблях под стены крепости, осуществить такой объем земляных работ фактически непосредственно у подножия этих стен? Осуществлялись ли работы только по ночам? Или для их прикрытия велся непрерывный обстрел стен?

Самое забавное, что карфагеняне в этот момент тоже не сидели сложа руки. Они умудрились прорыть из осажденного города в восточном направлении канал, по которому могли выходить корабли. И это инженерное сооружение, надо отдать им должное, было еще более масштабным, чем римское. Конечно же, римляне должны были обнаружить строительство этого канала, но коль скоро он копался изнутри линии обороны, да еще под прикрытием городской фортификации, до самого последнего момента, т. е. до обрушения перемычки и заполнения канала водой, помешать его строительству не было ни малейшей возможности — разве что путем взятия города.

Однако сам по себе канал был мало значим для осажденных. Важнее всего было то, что карфагеняне каким-то чудом, на последнем издыхании, смогли воссоздать свой военный флот. Это событие само по себе является достойным памятником карфагенским морякам и корабелам, сохранившим в веках их уходящую в небытие славу. Как ни был измотан осадой и осознанием неизбежного конца этот город —он смог построить какое-то (однозначно не менее 50, а по Страбону — вообще 120) число судов и с ними еще потягаться на морях с римлянами.

Корабельщики Карфагена в кратчайший срок — уже знакомые нам два месяца — построили и оснастили эскадру, способную выйти в море и дать бой. Разумеется, подробности этого строительства нам неизвестны. Знаем мы только то, что по данным одних авторов, для этого строительства был использован давно заготовленный и лежавший на складах корабельный лес. Другие же, например, Флор, упоминают о том, что для строительства кораблей горожане разобрали кровли своих домов. Трудно за что-либо поручиться, но, вероятнее всего, справедливо и то, и другое. Как говорится, дыма без огня не бывает, тем более, что римляне наверняка могли обнаружить следы использования стропил и балок как минимум в результате взятия города. Да и нехватка стройматериалов в городе после двух лет осады должна была ощущаться. Вместе с тем представить себе боевой флот, целиком построенный из уже далеко не новых деталей кровель, довольно сложно. Прежде всего, лес, используемый в кораблестроении, должен иметь определенную, и достаточно немалую, длину, что диктуется размерениями самих судов — их силовой набор, да и обшивку нельзя сделать из чего попало, тем более из сколоченных коротких брусьев. Лесоматериал, применяемый в строительстве зданий, имеет не только иной размер готовых деталей, но принципиально иное качество, не говоря уже о стремительном изменении этого качества с течением времени. Построить из него плот или лодку еще можно, а вот боевой корабль, даже «одноразовый» — вряд ли. Разумно предположить, что карфагеняне выгребли со складов весь корабельный лес, еще там остававшийся (стратегические запасы в городе вообще, похоже, были на высоте), и пустили его на изготовление важнейших элементов конструкции корпусов и рангоута. Менее важные в инженерном смысле детали внутреннего оборудования судов и часть обшивки, вполне вероятно, изготовлялись именно из пресловутых стропил.

Типы кораблей были различны. Среди них, как говорит Аппиан, были квинкверемы, триремы, керкуры, миопары и значительное число меньших судов. Вероятно, крупных кораблей было все же построено относительно немного. Если кораблей было действительно более сотни, то, несмотря на размеры большинства из них, этот флот был все-таки сопоставим с римским.

Римляне к этому моменту то ли вообще утратили бдительность применительно к водному пространству, то ли были всецело поглощены завершением строительства дамбы и инженерным обеспечением осадных работ. Во всяком случае, та вопиющая небрежность, с которой осуществлялось несение патрульно-дозорной службы, не может быть оправдана ничем. Мало того, что римляне или не заметили, или не придали значения строительству канала, они фактически перестали осуществлять блокадные мероприятия на море во всем их комплексе. Не вполне понятно, было ли большинство кораблей римлян вытащено на берег или они стояли на якоре. Второе вероятнее. Однако на этих судах не было ни гребцов, ни палубных команд, ни солдат — все сошли на берег, возможно, оставив на кораблях небольшую стражу, которая сама по себе не могла ни оборонять корабль, ни снять его с якоря для последующего маневра! То, что в этот момент весь римский флот не был в одночасье ликвидирован, всецело лежит на совести пассивных и осторожных карфагенских флотоводцев. Возможно, Карфаген не был бы спасен, и уж, во всяком случае, Рим от этого не проиграл бы войну, но затянуть ее и, скажем, создать в истории феномен Четвертой Пунической карфагеняне в тот день могли. Но этого не случилось.

Внезапно выйдя через канал в открытое море, карфагенский флот не предпринял вообще ничего! Никаких попыток атаковать корабли противника в течение двух суток (!) предпринято не было, и только на третий день карфагенские флотоводцы решили, наконец, использовать свой флот по его прямому назначению и дать бой.

Римляне были полностью готовы к битве и привели свои корабли и команды в надлежащий порядок. И было бы странно, если б это не было сделано — времени им карфагеняне дали предостаточно. Несомненное превосходство римлян в количестве кораблей, особенно в секторе тяжелых судов, имело место, однако, судя по всему, оно не было подавляющим. Можно предположить примерно полуторное численное преобладание римлян, но вряд ли более того. А малоразмерность карфагенских судов на начальном этапе боя даже способствовала их успеху и была не недостатком, а серьезным преимуществом.

Об этом сражении также немного сведений, однако известно, что противники выстроили свои корабли в линию. Таким образом, кульминационный акт морской войны между Римом и Карфагеном начался с применения классической и простейшей тактики морского боя. Изюминкой карфагенской тактики с самого начала боя стало как раз активное использование малотоннажного флота. Небольшие суда карфагенян, развивавшие достаточно большую скорость и тем сокращавшие до минимума время нахождения в зоне прицельного огня солдат на палубах римских кораблей, самоотверженно шли в атаку. Их экипажи подводили свои суденышки к самому борту крупных римских кораблей, где попасть в них копьем или стрелой оказывалось еще сложнее. Здесь, невзирая на опасность, карфагенские моряки изо всех сил старались нанести максимальный урон кораблю противника. Некоторые старались перерубить как можно больше весел, другие лодки заходили с кормы и перерубали рулевые весла, делая почти невозможным управление судном. Отдельные карфагенские челны, также заходя с кормы, пристраивались к кораблю в самом уязвимом (и безопасном для них самих) месте, и члены их команд пробивали обшивку римских кораблей на уровне ватерлинии. Разумеется, тараны для этого не были нужны. Если у карфагенян были орудия (топоры?) для перерубания толстых и прочных весел, то пробить относительно тонкую дощатую обшивку и подавно не составляло особого труда. Все это делалось исключительно силами малого флота — возможно, даже просто долбленых челноков, как можно истолковать употребляемый в источниках термин. Нанеся возможно больший урон, эти кораблики стремительно отступали.

Неясно, приняли ли участие в этой фазе боя крупные карфагенские корабли. Вероятно, они все же остались в стороне. Часть римских кораблей была обездвижена, часть потеряла управление, вероятно, некоторые либо затонули, либо в силу образовавшихся течей были выведены из боя и отошли на мелководье или были выброшены на берег. Но действительно тяжелых потерь в корабельном составе римляне не понесли. Судя по всему, это сражение именно в таком режиме продолжалось весь день, и к концу его карфагенские флотоводцы решили выйти из боя и продолжить его на следующий день. Их тактика себя оправдывала, но результат был слишком незначителен. По сигналу карфагенские корабли начали отход. Однако отход этот был совершен в полном беспорядке. Поскольку канал, прорытый из Карфагена, был совсем узким, и через него не могли проходить одновременно несколько судов, началась форменная неразбериха. Малые суда, более быстроходные и маневренцые, ринулись вперед и сгрудились в устье канала, загромождая проход остальным кораблям. Образовавшаяся пробка просто не могла быть растащена быстро, поэтому стало ясно, что крупные корабли — квинкверемы и триремы — обречены принять бой в море. В качестве подспорья при обороне они использовали своего рода грузовой причал: вдоль берега и стен проходила насыпь, сооруженная для погрузки и разгрузки торговых судов. Используя эту насыпь как прикрытие своего тыла, карфагеняне выстроили корабли в плотную линию, борт к борту, развернув их носами к атакующим кораблям римлян. Кроме того, на поддержку своих моряков из города вышли войска с метательным оружием, по возможности использовались и орудия с городских стен.

В определенном смысле повторилась ситуация битвы в гавани Утики в конце Второй Пунической войны, но с зеркальной точностью. Теперь уже римляне штурмовали подобие плавучей крепости. Единственным выходом в этой ситуации могло быть решение всеми способами попытаться атаковать один из флангов карфагенской шеренги кораблей — как это было сделано Олавом Трюггвасоном в «Битве трех королей» при Свёльде. В этом случае строй судов был бы захвачен последовательно, корабль за кораблем. Но римляне предпочли лобовую атаку. И здесь они оказались в весьма невыгодном положении. Атаковать строй было легко, выходить из боя — крайне затруднительно. Видимо, римляне не наваливались всей массой, а атаковали как каждому кораблю заблагорассудится. Не имея возможности нормально отойти задним ходом в силу конструкции своих кораблей, они вынуждены были медленно и неуклюже разворачиваться «на пятачке». Квинкверемы — не боевые танки, и такой маневр для них — дело исключительной тяжести. На него уходило слишком много времени, и корабли в этот момент оказывались под шквальным огнем с неприятельских кораблей. К тому же карфагенские корабли не были связаны, и некоторые из них, давая ход, пронзали таранами обшивку римских судов, топя их. По сообщениям Аппиана, римляне потеряли в этой фазе боя примерно столько же судов, сколько потопили сами.

Обращает на себя внимание факт полного отсутствия на римских судах «воронов». Они не упоминаются прямо, нет и косвенных намеков, позволяющих отследить результаты их применения. Похоже, римляне к концу войны окончательно расслабились. Варианты боя с применением абордажной тактики были отставлены как малореальные в условиях полного преобладания на море. Кажется, корабли абордажными мостиками вообще не оборудовали. Главное техническое достижение римлян в войне на море в финальном акте драмы, разыгравшейся между Римом и Карфагеном, вообще не применялось. Любопытно, что, имея двое суток на подготовку к морскому сражению, римляне в своем лагере даже не сделали попыток соорудить эти приспособления, хотя это было делом нескольких часов. Как бы то ни было, судам пришлось вести обстрел противника и применять замшелую, пусть и надежную, таранную тактику.

Самый оригинальный способ борьбы с карфагенскими «тяжеловесами» изобрели союзники римлян — сидеты, чьи корабли входили в состав римского флота под Карфагеном. В конечном итоге, битва была выиграна именно благодаря им, вернее — благодаря примененной ими хитрости. Особенное уважение вызывает то, что эта хитрость явно была блестящим экспромтом — насколько можно судить, никто и никогда подобную тактику ранее (как и позднее, впрочем) не применял. Измышлена она была в разгар боя и, видимо, была одним из классических примеров той «солдатской сметки», которой всегда очень гордились в своих подчиненных русские, а затем и советские отцы-командиры, старавшиеся оной заменить нехватку оружия и прочих необходимых вещей.

Корабли сидетов один за другим стали применять следующее. На достаточно большом удалении от строя карфагенских кораблей одно за другим их суда бросали кормовые якоря. Когда те достаточно прочно закреплялись в донном грунте, команда налегала на весла и судно, разогнавшись, наносило мощный таранный удар противнику. После этого незамедлительно якорный канат начинали выбирать, подтягивая судно строго кормой к якорю и, соответственно, все время оставаясь носом к противнику — чем максимально сокращали поражаемую площадь и время нахождения в зоне поражения метательного оружия противника. Вероятно, суда были не слишком легкими, поэтому канат выбирали, либо применяя мускульную силу нескольких десятков человек, либо употребляли для этой цели кабестаны. Протараненное судно противника тем временем, потеряв точку опоры в виде вонзенного тарана, стремительно заливалось водой и отправлялось на дно морское, после чего атакующие могли выбирать себе новую жертву. Посмотрев на такую чрезвычайную тактику, остальные суда флотилии — кто с большим, кто с меньшим успехом — стали подражать ему. Наверняка многие сделали это неумело и успеха не добились, но в результате все равно римляне одержали победу. Метод этот, сколь непривычный, столь же и эффективный, был блестящей находкой. Ясно, что применен он мог быть только в зоне прибрежного мелководья, иначе протяженность каната была бы слишком большой, что маловероятно. Однако сама по себе принципиальная простота и доступность этого решения привели к общему успеху. Стоит отметить, что такими ухищрениями римляне расплатились не только за отсутствие на их кораблях «воронов», но и за принципиальный конструктивный минус своих судов — несимметричность их оконечностей. Будь на месте римлян скандинавы эпохи викингов, проблема отступления кормой вперед просто не возникла бы.

Как бы то ни было, победа осталась за римлянами. Перетопили они явно не все суда противника, а, вероятно, лишь большинство тяжелых кораблей. Потери самих римлян в этом бою также неизвестны. Помимо тактических новшеств — весьма активного и относительно нетривиального использования маломерного флота и подтягивания кораблей к якорям — это сражение при Карфагене вошло во всемирную морскую историю как последний морской бой Третьей Пунической войны и Пунических войн в целом. Насколько известно, после этого боя и вплоть до падения Карфагена никаких сражений на море не происходило. Карфагеняне, напрягши последние силы и соорудив из всего, что только можно было найти, боевой флот, лишились его главной ударной силы — тяжелых кораблей. Маломерная флотилия в море больше не вышла — глупо было бы надеяться застать римлян врасплох еще раз и напасть на них с небольшими челноками. Римский флот продолжал обеспечивать блокаду крепости с моря и осуществлять масштабные перевозки, но уже практически никого и ничего не опасаясь. Карфаген-город еще держался, но с Карфагеном как морской державой, властелином и бичом Средиземноморья, было покончено. Теперь уже навсегда. А в следующем году пришел черед и самого города.

Не следует думать, что взоры римлян в эти годы были обращены исключительно на восток. Со 154 г. до н. э. римляне вели тяжелую и неоднозначную войну на Иберийском полуострове. Утвердившись в Испании после Второй Пунической войны, римляне постепенно расширяли сферу своего влияния. Трения с племенами Иберии, вызванные весьма нечистоплотной политикой наместников и притеснениями со стороны войск, вскоре стали неизбежны. «Запалом» стали лузитаны, жившие на западе полуострова, однако поражения, римлян всколыхнули и большинство ранее лояльных племен. Затяжная и жестокая с обеих сторон война шла с переменным успехом полтора десятилетия. В конечном итоге, склонив на свою сторону часть племенной знати и устранив с ее помощью вождя и идейного вдохновителя освободительной антиримской борьбы, римлянам удалось в 139 г. до н.э. полностью покорить Лузитанию. Таким образом, к концу 130-х годов до н. э. римские легионеры победным маршем вышли на берега Атлантического океана.

Это не было завоеванием всего мира — всего лишь достижением его пределов. Ведь Средиземое море на протяжение веков и даже тысячелетий продолжало оставаться зоной актуальности для целого ряда цивилизаций. Именно вокруг его берегов вращались основные события древней и античной истории. Никто и никогда прежде не становился господином на таком обширном пространстве в Средиземноморье. Конечно его еще предстояло освоить. Но римляне наметили и попрали своей ногой крайние точки этого пространства и, казалось, более не имели достойных противников в этой акватории. Правда, это действительно только казалось.

Уместно отметить, что римляне в период 160-130-х годов до н. э. весьма ограниченно применяли свой флот. Точных сведений ни о его численности, ни о динамике развития мы, естественно, не имеем. Ряд демаршей вблизи берегов Эллады, отправка посольств, разовые поручения, патрульная служба и, конечно, переброска войск на Балканы, в Азию и в Иберию — вот основные задачи римского флота в этот период. Состав флота сократился по сравнению с периодом Пунических войн, ибо численность противников в Средиземноморье серьезно уменьшалась. Однако традиции военного флота уже были несокрушимы. Римляне обзавелись главным — опытом, который уже передавался от поколения к поколению моряков вне зависимости от позиции самого государства. Римляне окончательно стали морским народом. Два процесса — самообучения и обзаведения морскими базами — шли параллельно. В результате Средиземное море во второй половине II в. до н. э. стало понемногу превращаться в то, что нам известно из истории последующих веков, — mare nostrum, «наше море».

Источник:

Хлевов А. А. Морские войны Рима. «Издательский дом Санкт-Петербургского государственного университета». Санкт-Петербург, 2005.

 
© 2006 – 2019 Проект «Римская Слава»