Римская Слава - Военное искусство античности
Новости    Форум    Ссылки    Партнеры    Источники    О правах    О проекте  
 

Политические последствия военных реформ Септимия Севера (Махлаюк А. В.)

В качестве ведущей общественно-политической силы в Римской империи, с самого начала ее истории, выступала армия, представлявшая, по мнению С. Л. Утченко, не только вооруженную организацию, но и подобие «партии» того или иного класса или слоя1. Для III века вопрос о политической роли армии, несомненно, является ключевым. Не случайно большинство историков политический режим, установившийся в период правления Северов, характеризует (с теми или иными оттенками) как «военную», «солдатскую» монархию, «военнобюро-кратический», «самодержавный» строй2. Возрастание политической активности армии, степени самостоятельности ее политических требований и действий связано с рядом рубежных моментов в развитии самой военной организации, в частности с мероприятиями, энергично проведенными Септимием Севером, который, отойдя от многих традиций предшествующей эпохи, заложил основы армии позднеантичного типа3. Военные реформы первых Северов основательно и разносторонне изучены в литературе и продолжают привлекать внимание исследователей4. Но если с военно-технической стороны в их трактовке достигнута определенная ясность, то вопрос о политической подоплеке и последствиях этих реформ продолжает оставаться дискуссионным, особенно в таких аспектах, как влияние Северовских преобразований на трансформацию государственного строя и социальную опору империи, на корреляцию политических интересов армии с позициями различных социально-классовых сил и политических институтов. И в зарубежной, и в отечественной литературе были высказаны мнения самые разнообразные, вплоть до взаимоисключающих5, что обусловлено, по-видимому, как скудостью материала источников, так и существенными расхождениями в методологических подходах у разных исследователей, а также неоднозначностью и противоречивостью изучаемых процессов.

Предметом нашего рассмотрения станут главным образом те факторы и аспекты военно-административной политики первых Северов, которые в наибольшей степени способствовали превращению армии в самостоятельную социально-политическую силу, ее отрыву от традиционных институтов и ценностей римского общества6. Важно прежде всего оценить конкретно-историческую обусловленность, характер и объективную направленность осуществленных реформ.

Общая цель всех мероприятий Септимия Севера не была секретом уже для его современников, о чем свидетельствуют известные слова Диона Кассия: «И не на преданность своих друзей, а на голую силу своих солдат возлагал Север надежду и видел в ней опору своей власти» (Dio Cass. 72, 2). С такой оценкой, по сути дела, согласны многие исследователи, отмечающие, что политика Севера в виде постоянной и сознательной опоры на армию была принципиально новым явлением в истории Рима7. При этом одни подчеркивают субъективный момент в действиях Севера, считая, что он, как выходец из Африки, был чужд римским традициям и являлся ставленником сильно варваризированной дунайской армии, которой он был обязан своим приходом к власти8; другие сосредотачивают внимание на тех негативных процессах, которые возникли в предшествующий период и объективно поставили вопрос о необходимости преобразований в механизме власти и в военной политике9. Несомненной заслугой советских историков является то, что они связывают начало политического кризиса с существенными изменениями в расстановке классовых сил, вызванными развитием новых форм собственности и соответствующих социально-экономических укладов, ростом провинциального сепаратизма, упадком городского строя и эффективности рабского труда10. В ракурсе нашей темы важно учесть своеобразие той стадии кризиса, на которую приходятся Северовские преобразования, поскольку именно этим во многом объясняются и общий характер, и объективные итоги деятельности Севера. Особенностью периода после гражданской войны 193—197 гг., на наш взгляд, было то, что противоречия внутри господствующего класса не достигли еще уровня антагонизма и между противоборствующими группировками, по-видимому, установился определенный баланс сил, когда ни одна из сторон не могла обеспечить своего полного политического преобладания. Муниципальные круги, несмотря на очевидный упадок, сохраняли свое значение в силу инерции социальной структуры римского общества и соответствующих правовых порядков, а земельная аристократия, весьма неоднородная в это время по своему составу11 и тесно связанная с местническими интересами, еще не смогла консолидироваться в единую политическую силу. Чтобы в условиях такой имманентно противоречивой ситуации не допустить дисфункциональности централизованного начала, императорская власть, призванная обеспечивать единство и стабильность империи, вынуждена была лавировать между противоборствующими сторонами. Реальной опорой императорской власти в этой ситуации могла стать такая социально-политическая сила, которая, завися непосредственно от верховного правителя, не была бы прямо связана ни с одной из противостоящих группировок12. Иной силы такого рода, кроме армии, не было. Таким образом, объективная критическая ситуация, а также возрастающая угроза имперским границам13 закономерно приводила к выделению армии в качестве особого политического центра силы, который приобретал не свойственные армии при обычном порядке функции в политической системе и под сенью которого эта система постепенно модифицировалась. В этом, вероятно, и состояла наиболее общая причина, определившая ориентацию северовской монархии на вооруженную силу.

Конкретные же преобразования первых Северов в военной организации решали следующие основные задачи, диктуемые прежде всего реалиями конца II в.: сделать армию надежным проводником воли императорского правительства, обеспечить оборону границ и ведение наступательных операций, усилить административный контроль над провинциями, решительно преодолеть возникшие ранее трудности в комплектовании войск. Не вдаваясь в детальный разбор всех мероприятий по реализации этих задач, рассмотрим только наиболее важные для нашей темы моменты, начав с проблемы комплектования армии, так как именно этот институт, отражая изменения в обществе, в первую очередь обусловливает социальный состав контингента и вместе с тем детерминирует характер всей военной организации14.

Столкнувшись, как и его предшественники, с серьезными трудностями в наборе войск, с падением престижа военной службы15, но сохраняя в силу традиции и наличных условий принцип преимущественной добровольности при наборе рекрутов16, Септимий Север пошел по пути создания более привлекательных условий службы и ориентации на новые социальные слои. С этой целью Септимием Севером, а затем Каракаллой были существенно увеличены и упорядочены жалование (stipendium), которое не повышалось со времени Домициана, и денежные выплаты (donativa и praemia)17. Эти меры имели тем более важное значение, что материальное положение военнослужащих серьезно ухудшилось не только из-за инфляции, но и из-за перебоев в снабжении, о чем свидетельствовали факты вымогательства солдатами у провинциалов дров, масла и разных услуг, а также широкого распространения взяточничества среди командиров (SHA. Pescenius Niger, 3, 6—8). От решения данного вопроса во многом зависело и состояние дисциплины, в чем не могли не отдавать себе отчета императоры. (Характерное высказывание в этом плане принадлежит Александру Северу: «Воин не внушает опасение, если он одет, вооружен, обут, сыт и имеет кое-что в поясе» (SHA. Alexander Severus, 57, 3) ).

С тем чтобы сделать службу более привлекательной и повысить социальный статус военнослужащих, при Севере им был предоставлен ряд льгот, не допускавшихся в прежние времена: право заключать официальные браки для легионеров, носить золотое кольцо (Herodianus, 3, 8, 4—5)18, а также создавать в военных лагерях коллегии и клубы (scholae)19. Легионеры и младшие командиры получили значительно более широкие возможности для продвижения по службе20, в том числе и в гвардии, которая стала теперь пополняться простыми солдатами из провинциальных войск в соответствии с их заслугами и способностями (Dio Cass. 72, 2, 5). Расширились также права легионеров на приобретение движимого имущества и земельных участков в тех провинциях, где стояли легионы, что расценивалось и как предоставление награды ветеранам (Dig. 49, 16, 9, 1; 49, 16, 13). В данном контексте нельзя не отметить и тот факт, что при Северах ведущие римские юристы активно разрабатывали правовые вопросы, связанные с положением военнослужащих и ветеранов (известны, например, сочинения с одинаковым названием «De re militari» у Аррия Менандра и Эмилия Мацера).

При первых Северах продолжается и расширяется практика привлечения варварских отрядов, чему способствовали такие меры, кал предоставление земель для поселения, повышение статуса вспомогательных войск и numeri21, выделение особых легионных земель, передаваемых по наследству на условиях несения службы22.

Отмеченные меры, безусловно, стимулировали приток добровольцев, что позволило увеличить и численность армии23. Следует особо подчеркнуть, что пополнение армии стало осуществляться преимущественно за счет новых социальных групп: прежде всего сельского свободного населения (главным образом из Придунайских провинций), возможно колонов, варваров, сыновей ветеранов24. Рекрутирование из италиков, жителей западных романизированных провинций, горожан сильно сокращается25. Нельзя согласиться с теми историками, которые объясняют эти факты отсутствием у Севера римского патриотизма, тем, что он действовал исключительно в интересах дунайских легионов, не останавливаясь даже перед физическим истреблением командиров из италийцев26, хотя невозможно отрицать возрастание в римской армии роли иллирийских и дунайских войск, являвшихся наиболее боеспособной и политически активной частью вооруженных сил. Е. М. Штаерман увязывает данный факт с глубинными социально-экономическими процессами эпохи, считая, что в придунайских областях рабовладельческий способ производства не вступил еще в состояние кризиса, охватившего другие западные провинции, и поэтому там сохранялись те слои населения, которые могли служить резервом для армии27. По мнению Е. М. Штаерман, в условиях упадка античной формы собственности и основанного на ней городского строя возрастает значение свободного крестьянства28 и колонов разных категорий, которые, пройдя через службу в легионах и auxilia, превращаются в новых земле- и рабовладельцев, пополняют класс деградирующих муниципальных собственников. Благодаря этому армия сближается с муниципальными кругами по экономическому и правовому положению, в сфере идеологии и имеет общие политические интересы29. Трактуя муниципальные городские круги как главную социальную опору империи, как противовес растущему влиянию крупных собственников, Е. М. Штаерман и мероприятия первых Северов по укреплению регулярной армии расценивает как направленные в конечном счете на воспроизводство античной формы собственности30. При этом Е. М. Штаерман не может не констатировать наличие противоречий в политике Северов. Однако, не объясняя их по существу, она лишь отмечает, что эти противоречия, как и несостоятельность политики в целом, выявились не сразу31.

С выводами Е. М. Штаерман не согласился В. Н. Дьяков, по мнению которого, солдаты III в., набиравшиеся по большей части среди свободного сельского населения и варваров, не могли быть представителями мелких и средних рабовладельцев и поэтому неправомерно говорить о единстве армии в целом и муниципалов32. Социальной опорой военно-монархического самодержавного режима Северов была, по его словам, «весьма варваризированная дунайская армия и средние, уже мало связанные с рабовладением слои населения»33. Согласно В. Н. Дьякову, в силу провинциализации и варваризации армии политический аппарат рабовладельческого государства утратил ту твердую опору, которую он имел в однородной ему в классовом отношении военной силе34.

Действительно, привлечение в армию преимущественно сельских жителей отрывало их от своих односельчан (и отрыв этот не ликвидировался после поселения ветерана на территории сельской общины в силу особого статуса ветеранского землевладения). Не приходится говорить в условиях III в. и о массовом пополнении класса муниципалов за счет ветеранов, поскольку, во-первых, в состав декурионов удавалось войти лишь очень немногим ветеранам35; во-вторых, получая теперь при отставке не землю, а денежное вознаграждение (missio numaria), ветераны чаще селились вне городов, на легионных землях, в канабах или на территории сельских племенных общин; выведение колоний прекратилось вследствие отсутствия у государства земель, которые оно могло бы предоставить ветеранам36. Наделение землей ветеранов вспомогательных пограничных войск (miles limilanei ct ripariensis) создавало землевладельческую общину, стоявшую вне городской организации, поскольку эти земли находились в распоряжении военного начальства37. На примере Паннонии Ю. К. Колосовская показала, что по мере своего развития ветеранское землевладение все менее оказывается связанным с городом, а ветераны образуют отдельную сословно-корпоративную группу38.

Нельзя забывать о том, что, попадая в армию, вчерашний крестьянин, полуварвар-провинциал на долгие годы превращался в профессионального солдата, чей социальный статус определялся отныне жалованием и подарками императора, долей в добыче, чинопроизводством и т. д. Это приводило к коренной перемене всей системы ценностных ориентации. Основная масса солдат состояла теперь из своего рода маргинальных слоев, что значительно облегчало императору проведение независимой политики как в отношении крупных собственников, так и населения городов.

Следует также заметить, что политика военных союзов с зарейнскими и задунайскими племенами была вызвана не тем, что, «несмотря на все мероприятия правительства первых Северов, начавшийся кризис уже стал подрывать боеспособность армии»39. Такая политика скорее, объясняется тем, что в острой внутриполитической борьбе императоры (равно как и узурпаторы, и ставленники сената) искали некую «надпартийную» силу40.

Реализация мер по укреплению армии, естественно, требовала изыскания и перераспределения в пользу военных значительных финансовых ресурсов. «Обогащайте солдат и не обращайте внимания на остальных», — завещал, по свидетельству Диона Кассия (77, 17, 4), Север своим сыновьям, один из которых, Каракалла, став императором, сформулировал суть этой политики еще более категорично: «Никому не полагается иметь деньги кроме меня, чтобы я мог раздавать их солдатам, ибо им принадлежат все мои богатства» (Dio Cass. 78, 3, 10). Приоритет такого рода мог быть обеспечен лишь чрезвычайно жесткими средствами, за счет широких слоев населения. Септимий Север начал, а Каракалла расширил практику «порчи» монеты; усилился налоговый гнет41, применялись репрессии и конфискации имущества (SHA. Severus. 12, 1—2; Ibid. Caracalla. 2, 4; 4, 10. Herodianus. 4, 6, 2—3; 4, 4, 2; Dio Cass. 75, 7, 4; 76, 7, 3.). Судя по всему, фискальные цели преследовал и эдикт Каракаллы от 212 г. (Dio Cass. 77, 9; Dig. fr. Ulp. 17, 1, 1).

Такая политика не могла не привести к серьезному обострению социальных противоречий, в частности между интересами армии и гражданского, прежде всего провинциального населения, которое должно было содержать гарнизоны и страдало от злоупотреблений местной администрации и солдатских волнений. Высшая землевладельческая аристократия не только несла потери от конфискаций и сокращения рабочих рук в своих имениях42, но и оказалась постепенно отстраненной от влияния в администрации и военном командовании (что позднее логично завершилось запретом Галлиена поступать сенаторам на военную службу (Aurelius Victor. De Caesar. 23, 34). Попытки сенатских кругов изменить развитие событий в свою пользу или найти приемлемый компромисс (как это было в правление Александра Севера) оказывались в конце концов неудачными, встречая отпор со стороны солдатских масс, и приводили лишь к усугублению кризиса.

Политическое доминирование армии возрастало также благодаря предоставлению военным широких административных и полицейских функций, что, очевидно, было связано с недостаточной эффективностью гражданского управления в условиях острой социальной напряженности. Младшие армейские командиры (principales) шире используются на службе у наместников провинций для сбора налогов и податей, контроля за транспортом и торговлей, нередко подменяют чиновников и судей43. Возрастает строительная активность армии и ее хозяйственная автаркия, что приводит к большей независимости армии от городов, а также к увеличению числа канцеляристов в легионах и расширению сферы их деятельности44.

Суммируя сказанное, можно, наверное, признать, что со времени Северов явно усиливается превращение армии в особую корпорацию со своими собственными интересами, все более обособляющимися от интересов различных слоев гражданского общества. Очевидно, такая тенденция была вызвана не просто общим падением боевого духа и дисциплины в связи с варваризацией и новыми льготами, как полагали некоторые авторы, почти буквально повторяя мнение источников (Herodianus. 3, 8, 5; Dio Cass. 78, 36, 2)45. Думается, причины заключались в изменении характера армии как политической силы, ее места в государственной структуре, а также в противоречивости реформ Севера, в том числе и мер по обеспечению дисциплины и лояльности войска. Эта проблема остро встала перед Севером в первые годы его правления (см.: SHA. Severus. 7, 6—7; Ibid. Pescenius Niger. 3, 9 ел.; Herodianus. 3, 3, 8; Dio Cass. 26, 12, 3—5). Решая ее, он, во-первых, преобразовал преторианскую гвардию, являвшуюся чаще всего источником волнений и заговоров, во-вторых, как уже отмечалось, упорядочил систему обеспечения и выплат. В-третьих, как показал А. Л. Смышляев, очень важным шагом Севера стало формирование надежной опоры режима внутри самой армии в лице prineipales, которые, получив ряд привилегий и дисциплинарную власть, конституировались в особую группу, что обуславливалось не только расширением и усложнением административных функций, но и необходимостью усилить контроль над массой простых солдат из легионов и auxillia46. Однако не совсем убедительным представляется вывод А. Л. Смышляева о бюрократизации армии47. На наш взгляд, правильнее было бы говорить об определенной милитаризации государственного управления48, не смешивая функции управления самой армией и ее участие в деятельности государственного аппарата.

В конечном итоге все мероприятия первых Северов дали лишь временный эффект и не могли радикально изменить ситуацию. Многие события последующего периода доказывают, что важнейшей «двигательной пружиной» политического поведения армии стали в первую очередь ее профессионально-корпоративные интересы. Это отнюдь не означало, что государственная власть перешла к легионерам49 или изменился классовый характер римского государства50. Скорее всего, речь должна идти о трансформации политического режима в сторону своего рода «бонапартизма», с характерным лавированием между различными противостоящими силами при опоре на армию и промежуточные социальные слои. Связь армии с вовлеченными в политическую борьбу силами не была однозначной, не оправдано поэтому отождествление политических позиций армии и какого-либо класса или социального строя (крестьянства, муниципальных кругов и т. д.), либо вообще признание армии сборищем деклассированных элементов51.

Нельзя забывать и о том, что сама армия не была гомогенным институтом. Как особым образом структурированная, иерархическая организация, имеющая разнообразные каналы комплектования и жизнеобеспечения, она подразделялась на различные «фракции» с собственными, нередко узкогрупповыми интересами. Не выясняя в рамках данной работы differentia specifica этих интересов, отметим, что реформы первых Северов определенным образом стимулировали процесс внутриармейской дифференциации (например, между рядовыми и принципалами, новыми и старыми командирами, дунайскими легионами и другими частями и т. д.). Это неизбежно порождало политические противоречия в армии, которые проявлялись параллельно их обострению во всей империи52. Размежевание армии по «партийному признаку», вероятно, вызывалось не только неоднородностью социально-этнического состава войск или различиями в характере службы, но могло быть прямо или косвенно связано с влиянием различных сословно-классовых и региональных группировок, например с интересами провинций в распределении доходов фиска53.

Углубление противоречий внутри армии, наряду с другими факторами, явилось одной из основных предпосылок периода «военной анархии» и провинциальных узурпации 30—80-х гг. III в. События этого периода ясно показали, что политический режим, сложившийся в результате трансформации позднего принципата в «военную монархию», вследствие внутренней противоречивости был не способен предотвратить социальную и политическую дезинтеграцию Римской империи. Для этого потребовалось качественное видоизменение политического строя, которое стало возможным благодаря вызреванию протофеодальных отношений и произошло с переходом к Доминату. Важным фактором этого процесса была эволюция военной организации, которая окончательно приобрела позднеантичные черты после военно-административных реформ Диоклетиана и Константина54.

Примечания:

[1] Утченко С. Л. Кризис и падение Римской республики М., 1965. С. 193, 197.
[2] В западной историографии взгляд на эпоху Северов как на «военную монархию», существенно отличающуюся от принципата, получает распространение после работ О Гиршфельда (Die kaiserlichen Verwaltungsbeamten his auf Diocletian В., 1905) и А. Домашевского (Geschichte der Romischen Kaiser. Bd 1. Leipzig, 1909), концепцию которых развил и дополнил М. Ростовцев (Social and Economic History of the Roman Empire L., 1957). Из советских историков термином «солдатская монархия» для характеристики правления Северов пользовался В. С. Сергеев (Очерки по истории древнего Рима. Ч. II М., 1938); В. Н. Дьяков определил этот период как «самодержавный военно-монархический режим» (Начало политического кризиса Римской империи (180—235 гг.) // Уч. зап. МГПИ им В. И. Ленина Т. CIV Вып. 5. М., 1957. С. 27). В «Советской исторической энциклопедни» и в ряде учебных изданий последнего времени используется термин «военно-бюрократическая монархия» Северов.
[3] См.: Глушанин Е. П. Город и армия поздиеантпчной эпохи в советской историографии // Город и государство в древних обществах Л., 1982 С. 88.
[4] Из специальных работ последнего времени см : Вirly Е. Septimius Sevcrus and the Roman Army // Epigraphische Studien. 1969. Bd. 8, Campbell J. B. The emperor and the Roman army: 31 BC-235 AD. Oxford, 1984; Develin R. The Army Pay Rises under Severus and Caracalla and the question of annona militaris // Latomus. Vol. XXX, f. 3. 1971; Graham A. J. Septimius Severus and his Generals // War and Society. N. Y., 1973; Smith R. E. The Army Reforms of Septimius Severus // Ilistoria. 1972. Bel. 21.
[5] Так, например, А. Домашевский полагал, что в результате северовских преобразований государственная власть перешла к иллирийским и восточным легионам (Op. cit. S. 256; idem Die Rangordnung des romischen Heeres. Bonn, 1908. S. 133—134). Того же взгляда придерживается и А. Пфлаум (Essai sur les procurateurs equestres sous Г Haut Empire Romain. P., 1950. P. 96—98). M. Платнауэр, отмечая, что с правления Севера начинается эпоха открытого военного деспотизма, отрицал в то же время вину самого императора в том, что империя оказалась в руках военщины и варварских элементов (The Life and reign of the emperor Lucius Septimius Severus. Oxford, 1918. P. 162, 165—166). M. Ростовцев считал опорой Ceверовского режима «вооруженный сельский пролетариат» (Op. cit. P. 413). По мнению С. Миллара, основой новой государственной структуры стало «военизированное крестьянство»; The Army and Imperial House // Cambridge Ancient History. V. XII. P. 31).
[6] Такой подход к римской армии был намечен еще С. Л. Утченко (См. его статью: Римская армия в I в. до н э. // ВДИ. 1962 №4 С. 41 ел.), но не получил развития применительно к эпохе поздней империи. Его поддержала Е. М. Штаерман (О классовой структуре римского общества // ВДИ 1969. № 4. С. 56—57), обратив внимание на то, что вопрос не сводится только к тому, была ли армия некоей надклассовой, независимой корпорацией, либо же была связана с тем или иным (и каким именно) классом. По ее мнению, суть дела состоит в том, что в условиях острой социально-классовой борьбы и эрозии старых политических институтов армия выступала как единственная организованная политическая сила, способная заставить правительство проводить ту или иную политику; с другой стороны, армия использовалась правительством как проводник его влияния среди определенных слоев населения.
[7] Веsniеr М. Histoire Romaine. V. IV. L’Empire romain de I’Avenement des Severes au Concile de Nicee. P., 1937. P. 109; Domaszewski A Die Rangordung… S. 65; Pflaum H. G. Op. cit. P. 96f; Platnauer M. Op. cit. P. 158; Rostovtzeff M. Op. cit. P. 405.
[8] Domaszewski A. Die Rangordnung… S. 66; idem. Geschichte der Romischen Kaiser… S. 256; Hasebroek I. Untersuchungen des Kaiser Septimius Severus Heidelberg. 1921. S. 99; Millar S. Op. cit. P. 19f.
[9] Ceulneer A. Essai sur la vie et le reigne de Septime Severe. Brussels, 1880. P. 59; Hammond M. Septimius Severus, Roman Bureaucrat // Havard Studies in Classical Philology. 1940. V. 51. P. 170—171; Platnauer M. Op. cit. P. 162; Smith R. E. Op. cit. P. 489f. 72.
[10] Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской империи М., 1957 С 97, 116, 151, 321 и др.; она же Кризис III века в Римской империи // Вопросы истории 1977, № 5 С 145, История древнего мира / Под ред И. М. Дьяконова и др., 2-е испр. изд. М., 1983. Кн. 3 С. 223—224; Дьяков В. Н. Ук. соч. 5 слл.
[11] Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя С. 98—99.
[12] Ср.: Дьяков В. Н. Ук соч С. 9, 34.
[13] На этот фактор специально в связи с развитием политического кризиса обратил внимание В Н. Дьяков (Ук. соч. С. 6—7) См. также: Smith R. E. Op. cit. P. 482—483.
[14] Игнатенко А. В. Армия в государственном механизме рабовладельческого Рима эпохи Республики Историко-правовое исследование Свердловск, 176 С. 6.
[15] Особенно серьезными были трудности в наборе войск в период Маркоманнских войн, когда Марк Аврелий из-за эпидемии вынужден был набирать в войско даже рабов, гладиаторов, разбойников и диогмитов (SHA Marcus Antoninus. 21, 6—7) О падении привлекательности воинской службы может свидетельствовать, например, восстание под руководством беглого солдата Матерна в 187 г. (Herodianus. 1, 10; SHA Pescenius Niger. 3, 3—5) Подробнее о проблемах комплектования см : Forni G. II reclutamento delle legioni de Augusto a Diokleziano. Milani, Roma, 1953.
[16] Dig. 49, 16, 4, 10. E. П. Глушанин (Военные реформы Диоклетиана и Константина // ВДИ. 1987 № 2 С. 64) отмечает, что Септимий Север, пытаясь возродить на новой основе традиционные методы и источники пабора, в то же время объективно готовил основу для их устранения.
[17] Dio Cass. 46, 46, 6; 78, 24, 1; 78, 28, 2; Herodianus. 3, 8, 4—5; 4, 4, 7; SHA. Severus. 7, 6; 12, 1; Caracalla. 2, 8. О характере, размерах и др. аспектах повышения жалования и выплат см : Watson G. R. Roman Soldier. N. Y., 1969. P. 89 ff.; Van Berchem D. L’Annona militaire dans rEmpire romain au troisieme siecle. P., 1937. P. 129 ff.; Smith R. E. Op. cit. P. 492 Наиболее тщательный анализ данного вопроса принадлежит Р Дэвелину (Op. cit P. 490 ff.).
[18] Бёрли (Op. cit. P. 63 f.) и А Домашевский (Die Rangordnung… S. 42 f) полагали, что это право получили только principales, что давало им статус всадников М. Платнауер, не признавая, что золотое кольцо означало причисление к всадничеству, говорил в то же время, об определенной «эквестрианизации» армии (Op cit Р. 164). А Штайн (Der Romische Ritterstand. Munchen, 1927. S. 46 f.) считал, что это право было дано не юлько принципиалам, но и другим военнослужащим.
[19] Эту привилегию получили младшие командиры и специалисты (immunes). Cm: Ginsburg M. Roman military clubs and their social functions // Transactions of the American Philological Association 1940. Vol. 71, Murphy G. The Reign of the emperor L Septimius Severus from the evidence of the inscriptions Philadelphia, 1945. P. 67 ff.; Rostovtzeff M. Op. cit. P. 403. Смышляев А. Л. (Септимий Север и principales // Вестник МГУ Сер. 9. 1976 № 6. С. 89—90) считает, что коллегии должны были не только обеспечить вспомоществование и приятный досуг своим членам, но и контроль правительства над ними.
[20] Смышляев Ук. соч. С. 88—90; Breeze D. G. The Career Structure below the Centurionate // Aufstieg und Niedergang der Romischen Welt. Abt. 2. Bd. 1. Berlin, New York, 1974. P. 436; Domaszewski A. Die Rangordnung… S. 75, 82, 172, Birley A. Op. cit. 285, Passerini A. Le Cohorte pretorie Rome, 1939. P. 172.
[21] Alfoldi A. The Army and its transformation // Cambridge Ancient History. V. XII. P. 212; Albertini E. L’Empire Romain. P. 1929. P. 249.
[22] Колосовская Ю. К. Ветеранское землевладение в Панионии // ВДИ 1963 № 4. С. 113—114; Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя… С. 370; она же Этнический и социальный состав римского войска на Дунае // ВДИ. 1946 № 3. С. 263.
[23] В частности, Север создал новые легионы I, II и III Parphica, один из которых был расположен в Италии, в Альбане (Dio Cass. 55, 24, 4), став ядром мобильных резервных сил под командой префекта претория. См. Durry M. Les Cohortes pretoriennes, P., 1938. P. 35, 169; Forni G. Op. cit. P. 99, note 2; Birley A. Op. cit. P. 283—284.
[24] См. например: Штаерман Е М. Этнический и социальный состав С. 259, слл.
[25] Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя. С. 222, 238; Rostovtzeff M. Op. cit. P. 128 if.
[26] Domaszewski A. Die Rangordnung. S. 133—134; Birley E. Op. cit. P. 78.
[27] Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя. С. 354.
[28] Подробнее см.: она же. К вопросу о крестьянстве в западных провинциях Римской империи // ВДИ. 1952. № 2. С. 103 слл.
[29] Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя С. 277, 319.
[30] Там же. С. 335.
[31] Там же. С. 358.
[32] Дьяков В. Н. Рец. на кн.: Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя в западных провинциях Римской империи. М. 1957 // ВДИ. 1958 № 4 С. 126—127.
[33] Он же. Начало политического кризиса… С. 22—23.
[34] Там же. С. 9.
[35] Колосовская Ю. К. К вопросу о социальной структуре римского общества I—III вв (Collegia veteranorum) // ВДИ. 1969 № 4 С 122 (со ссылкой на Forni G. Op. cit. P. 42 f).
[36] Она же. Ветеранское землевладение… С. 100—101; Штаерман. Кризис рабовладельческого строя С. 356.
[37] Колосовская Ю. К. Ветеранское землевладение. С. 113—114.
[38] Она же. К вопросу о социальной структуре.. С. 122.
[39] Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя С. 366.
[40] Глушанин Е. П. Город и армия С. 89 Так, например, действовал сам Север в борьбе за императорский престол (Herodianus. 2, 9, 12); на отряды германцев пытались опереться после победы над Максимином и ставленники сената Максим и Бальб (SHA. Maximus et Balbinus 13, 5).
[41] Геродиан (4, 4, 7) сообщает, что Каракалла повысил жалование воинам, «в один день безжалостно расточив все то, что Север 18 лет копил и сохранял, причиняя несчастья другим» По мнению Р. Дэвелина (Op cit. Р 494—495), одним из источников повышения жалования стало введение annona militaris. При Каракалле вдвое был увеличен налог с наследства, за счет которого преимущественно пополнялась военная касса (См : Кулаковский Ю. Praemia militia в связи с вопросом о наделе ветеранов землею // ЖМНП 1880, июнь С. 274).
[42] На это, возможно, указывает замечание Вегецпя (Epitomae rei militaris. 1, 7) о том, что владельцы крупных поместий с явной неохотой отпускали своих людей на военную службу, стараясь отпустить только таких, «которыми тяготятся сами». См также: Штаерман. Кризис рабовладельческого строя… С. 305—306.
[43] Dig. 1, 16, 4, 1; 5, 1, 61, 1. Mac Mullen R. Soldier and civilian in the Later Roman Empire. Cambridge, 1963. P. 53, 59—60; Davies R. W. Police work in Roman Times // History today. 1968. Vol. 18. P. 706; Смышляев А Л. Ук соч. С. 85; он же. Об эволюции канцелярского персонала Римской империи // ВДИ. 1979. № 3. С. 75.
[44] Mac Mullen R. Op. cit. P. 37 ff.
[45] Domaszewski A. Die Rangordnung… S. 123. Против этого мнения решительно возражали многие исследователи. См например: Platnauer M. Op. cit. Р. 169; Smith R. E. Op. cit. Р. 494, 498; Forni G. Op. cit. P. 123 f.; Birly A. Op. cit. P. 285.
[46] Смышляев. Септимий Север… С. 90.
[47] Там же С. 90—91; он же. Об эволюции канцелярского персонала… С. 78—79. При этом мы разделяем возражения А. Л. Смышляева против мнения о демократизации армии.
[48] Мillаr S. N. Op. cit. P. 29; Grant M. The Army of Caesars. L., 1974. P. 259; Mac Mullen R. Op. cit. P. 60.
[49] Domaszewski A. Die Rangordnung… S. 66; Pflaum H. G. Op. cit. P. 96 f.
[50] Rоstоvtzeff M. Op. cit. P. 413.
[51] Машкин Н. А. История древнего Рима М., 1949. С. 518—519; Разин Е. А. История военного искусства. Т I. M., 1955. С. 444.
[52] Штаерман Е. М. Кризис рабовладельческого строя С. 488.
[53] Белова Н. Н, Сюзюмов Н. Я. К вопросу о кризисе в Римской империи в III в. // Античная древность и средние века. Вып. 15. Свердловск, 1978. С. 17.
[54] Глушанин Е. П. Военные реформы… С. 64, 72.

Источник:

Из истории античного общества: Межвузовский сборник. «Издательство ННГУ». Нижний Новгород, 1991.

 
© 2006 – 2019 Проект «Римская Слава»