Римская Слава - Военное искусство античности
Новости    Форум    Ссылки    Партнеры    Источники    О правах    О проекте  
 

Щит и меч Рима: Фабий и Марцелл (Goldsworthy A. K.)

Квинт Фабий Максим (ок. 275-203 гг. до н. э.)
Марк Клавдий Марцелл (271-208 гг. до н. э.)

 
Фабий Максим в борьбе с Ганнибалом… решил уклониться от рискованной решительной схватки и только оборонять Италию. За это он заслужил прозвание Кунктатора и великого полководца.1
 

В ноябре 218 г. до н. э. Ганнибал перешел через Альпы и вторгся в Северную Италию. Римляне были поражены дерзостью и внезапностью этого нападения, столь не похожего на осторожную стратегию, которой следовал Карфаген во время Первой Пунической войны. Вторая война была вызвана нападением Ганнибала на Сагунт — испанский город, являвшийся союзником Рима, именно в Испании сенат ожидал столкновения с карфагенским полководцем. Один из консулов 218 г. до н. э. должен был отвести армию в Испанию, а второй отправиться на Сицилию, чтобы подготовить вторжение в Северную Африку и угрожать самому Карфагену.

Эта стратегия была агрессивной, прямой и типично римской, но почти сразу же римляне начали терпеть неудачу за неудачей. Направлявшийся в Испанию консул Сципион, остановился в Массилии (нынешний Марсель) и узнал, что Ганнибал со своей большой армией недавно прошел неподалеку, двигаясь на восток. Для римлян это явилось полной неожиданностью, и они попытались сориентироваться в новой ситуации. Правда, отдельным командирам вторжение Ганнибала показалось чудесной возможностью прославиться, разбив столь великого врага. Многие горели желанием сразиться с карфагенской армией где угодно, в любых условиях.

Сципион поспешил в долину реки Пад (современная По), чтобы принять там командование легионами, которые воевали с галльскими племенами. Со своей кавалерией и легкой пехотой он, недолго думая, вступил в бой с Ганнибалом возле реки Тиции (совр. Тичино), и был с поразительной легкостью отброшен африканской конницей, превосходившей римскую и численностью, и мастерством. В декабре недавно прибывший коллега Сципиона Семпроний Лонг объединил обе римские армии, вступил в бой у реки Требия и был разбит, понеся тяжелые потери (Все же 10 000 легионеров, образовав каре, прорубились сквозь центр карфагенской пехоты и ушли в город Плацентию. Прим. ред. ). В июне Фламиний, один из консулов 217 г. до н. э., следовал за врагом на слишком близком расстоянии, стремясь навязать бой пунийцам. Но до того как к нему присоединился его коллега-консул, Фламиний попал в засаду и погиб вместе с 15 000 своих людей.2

Потери римлян во время этих ранних операций были ужасающими. Но хуже всего было то, что они терпели поражения на италийской земле. Казалось, что врага невозможно остановить. В некоторых более поздних источниках Ганнибала, сметающего все на своем пути, сравнивают со стихийными силами природы. На этом этапе войны противник поистине превосходил римлян во всем. Ганнибал, несомненно, был одним из талантливейших полководцев античности, а его солдаты были лучше подготовлены неопытных легионеров.

В действительности войско Ганнибала не являлось армией одного Карфагена. Карфагенянами были только старшие офицеры, а само войско представляло собой смесь нескольких рас и народов — нумидийцев и ливийцев из Африки, иберов, кельтиберов и лузитанцев из Испании. Через некоторое время к ним добавились галлы, лигурийцы и италийцы. Основу армии составляли воины, в течение многих лет служившие в Испании под руководством семьи Ганнибала. Все они были опытными и уверенными в себе бойцами, отличающимися высокой дисциплиной. Легионы уступали этому натренированному войску прежде всего в маневренности, в бою римляне больше полагались на личную доблесть и упорство, чем на превосходство в тактике.3

Свирепость атак Ганнибала ужаснула Рим и поставила его на грань полного поражения. Тем не менее римляне каким-то образом выдерживали одно поражение за другим, хотя каждая такая катастрофа вынудила бы капитулировать любое другое государство того времени. В конечном счете римляне выиграли войну. Масштаб этого достижения был оценен уже во времена античности, с победы над Ганнибалом началось господство Рима над Средиземноморским миром.

Позднее, уже в середине II века до н. э., пытаясь объяснить этот внезапный взлет греческим читателям, Полибий начал свою подробную «Всеобщую Историю» именно со Второй Пунической войны. Его задача, как и более поздних авторов, была значительно облегчена, потому что этот конфликт вдохновил и самих римлян начать писать историю в прозе. Первое такое сочинение принадлежало Фабию Пиктору и было написано на греческом языке, но в начале II века до н. э. Катон Старший создал свои «Начала» уже на латыни. Оба историка участвовали в войне с Ганнибалом и поэтому хорошо были знакомы с событиями, о которых рассказывали. Хотя от их трудов ныне сохранились лишь фрагменты, именно с этого периода начинают появляться более-менее полные и достаточно достоверные источники, описывающие кампании римских полководцев.

Оба героя настоящей главы были людьми, исключительными во многих отношениях. И тот и другой в течение долгого времени являлись командующими, что было редкостью в республике, за исключением последних десятилетий ее существования. Каждый успел добиться высокого поста и военных успехов еще до войны с Ганнибалом, отличившись во время Первой Пунической войны. В 218 г. до н. э. Фабию и Марцеллу было за уже пятьдесят, такой возраст по римским стандартам считался довольно преклонным для командования на поле боя. Тем не менее значительную часть войны они руководили армиями, выступающими против Ганнибала, и хотя ни одному из них не удалось нанести решающего удара карфагенянам, они смогли избежать поражения от армии грозного Пунийца, что само по себе было большим достижением. Их победы зачастую были весьма скромными и почти всегда — над союзниками Ганнибала. Но тем самым римляне постепенно ослабляли мошь врага.

Кунктатор (Медлитель)
Диктатура Фабия Максима, 217 г. до н. э.

«Нас разбили в великой битве» — таким спокойным и лишенным эмоций было сообщение, оглашенное на Форуме, когда до Рима дошло известие о гибели Фламиния и его армии у Тразименского озера. Ливий сообщает нам, что, несмотря на спокойный тон городского претора Марка Помпония, Город охватили паника и отчаяние, особенно когда несколько дней спустя пришло известие о том, что 4 000 кавалеристов, посланные вторым консулом для объединения с Фламинием, были окружены и убиты или взяты в плен.

Так как одна армия была уничтожена, а другая лишилась своей кавалерии, казалось, ничто более не мешает Ганнибалу напасть на Рим. В этот критический момент сенат решил назначить военного диктатора — магистрата, обладающего высшим империем. Это было исключительной мерой, ибо такой шаг нарушал основной принцип римской политики, согласно которому ни одному человеку не должна принадлежать слишком большая власть. До этого момента диктатора не назначали более тридцати лет.

Диктатора должен был назначить один из консулов, но поскольку Фламиний был мертв, а его коллега не мог или не желал прибыть в Рим, было решено провести выборы. Технически это могло означать, что получивший такое назначение будет являться продиктатором (prodictator), — но как бы то ни было, его власть будет такой же, как и у любого другого диктатора.

Человеком, которого выбрали голосованием центуриатные комидии, стал Квинт Фабий Максим.4

Фабию было 58 лет. Он принадлежал к одной из патрицианских семей, образующих старейшую аристократию Рима. В III веке до н. э. патриции делили свое влияние с небольшим числом состоятельных и упрочивших свое положение плебейских семей, но при этом патриции продолжали занимать высокие посты. Фабий уже дважды избирался консулом — в 233 и 228 гг. до н. э., а также цензором в 230 г. до н. э. Прозвище {cognomen) Максим пользовалось уважением благодаря прадеду Фабия Квинту Фабию Руллиану (консул 322 г. до н. э. и диктатор 315 г. до н. э.), успешно сражавшемуся против самнитов. Семья гордилась этим прозвищем, сенаторская аристократия никогда не упускала возможности напомнить о великих деяниях своих предков, способствуя таким образом успеху на выборах представителей нынешнего и будущих поколений.

Для римлян было обычным делом давать друг другу прозвища, часто по их внешности. С одной стороны это помогало различать членов семьи с одинаковыми именами, с другой — этот обычай был связан с грубоватым юмором римлян. Из-за бородавки на губе молодой Квинт Фабий Максим был прозван «Прыщавым» (Verrucosus). В более поздних источниках его описывают как бесстрастного и осторожного юношу, чьи способности поначалу были не слишком заметны. Благодаря постоянным тренировкам он стал способным офицером и искусным оратором. Его пример лишний раз подтверждал, как тесно были связаны война и политика в жизни Рима.

Подробной информации о жизни Фабия до Второй Пунической войны сохранилось немного. Во время своего первого консулата он провел военную кампанию против лигурийцев — непокорных горцев Северной Италии. Вероятно, эта война была начата в ответ на набеги, опустошавшие земли Рима и его союзников в Северной Этрурии. Фабий разбил горные племена, прекратив (по крайней мере, на время) разорительные грабежи. За эту победу он удостоился триумфа. Но, что куда важнее, Фабий приобрел опыт ведение боевых действий в труднопроходимой местности против врага, умевшего устраивать засады. Возможно, именно во время этой кампании он понял, сколь важно поддерживать в армии строгую дисциплину, чтобы она беспрекословно подчинялась полководцу. Несомненно, именно так он и действовал, командуя армией во время войны с Ганнибалом.5

Став диктатором, Фабий Максим первым делом должен был позаботиться о самом Городе. Были отремонтированы укрепления на тот случай, если Ганнибал предпримет нападение на Город, и набраны два новых легиона. Особое внимание было уделено обеспечению действующей армии всем необходимым. Но прежде всего диктатор занялся религиозными делами. Поражение Фламиния объяснили тем, что погибший консул не исполнил надлежащих обрядов перед началом военной кампании. Поэтому было решено обратиться к Сивиллиным книгам — собранию древних пророчеств, — дабы узнать, какие церемонии следует провести, чтобы вернуть благосклонность богов.

Будучи греком, Полибий считал многие аспекты римской религии абсурдными суевериями. Историк был уверен, что значительная часть сенаторов цинично рассматривала их как средство управления эмоциями невежественных бедняков. Безусловно, в поздней республике времен Цезаря и Цицерона так оно и было, но это вовсе не означало, что Фабий и все его современники тоже ломали комедию. Когда сенат подолгу обсуждал религиозные вопросы, это только подчеркивало, как правильно и основательно ведутся общественные дела.

С самого начала Фабий дал ясно понять, что ожидает к себе подобающего его высокому посту отношения. Как и полагалось диктатору, его сопровождали двадцать четыре ликтора, несущих фасции — связки прутьев с воткнутыми в них топорами. Это символизировало право магистрата применять как телесные наказания, так и смертную казнь. Империй других магистратов заканчивался (точнее, становился вторичным), когда назначался диктатор. Направляясь на встречу с оставшимся в живых консулом, Фабий отправил вперед гонца, который должен был уведомить того о необходимости распустить своих собственных ликторов, прежде чем консул предстанет перед диктатором.6

Фабий встретился с консулом и принял командование армией. Он получил в свое распоряжение войско из четырех легионов — и, что почти достоверно, четыре алы союзников, которые обычно оказывали поддержку легионам. Источники не сообщают никакой информации о фактической численности войска, но при полном составе в него должно было входить от 30 000 до 40 000 человек.

По римским стандартам это была сильная армия, но ее боевые качества вызывали большие сомнения. Войско консула состояло в основном из солдат, уцелевших после поражения у реки Требия. Поэтому, хотя они и служили уже более года, их военный опыт был в основном опытом поражений. Этим легионам и их алам также не хватало кавалерии, которая почти вся была уничтожена у Тразименского озера. Многие солдаты держали в руках оружие всего несколько недель и плохо знали друг друга и своих офицеров. Времени, чтобы научить солдат и офицеров действовать слаженно, почти не было. Следовательно, какой бы впечатляющей ни казалась армия Фабия, она ни в каком отношении не являлась достойным противником закаленному войску Ганнибала. Вероятно, пунийская армия превосходила римлян также и численностью — особенно это касалось кавалерии. В таком контексте мы должны рассматривать первую кампанию, проведенную диктатором.

В качестве магистрата с верховной властью у диктатора имелся коллега — точнее, заместитель, которого называли начальником конницы (magister equitum). Это звание восходит к раннему периоду истории Рима, когда армия состояла из фаланг гоплитов, — тогда диктатор вел тяжелую пехоту, а его заместитель руководил кавалерией. Закон запрещал диктатору даже ехать верхом во время кампании, но Фабий обратился к сенату с просьбой разрешить ему обзавестись конем, и перед отъездом из Рима ему было даровано такое право. Пеший человек не мог осуществлять эффективное командование армией из четырех легионов, и в данном случае практичность возобладала над архаической традицией.

По закону диктатор сам выбирал себе начальника конницы, но, учитывая, что избирание Фабия происходило при необычных обстоятельствах, было решено сразу же выбрать и его подчиненного. По результатам голосования им стал Марк Минуций Руф, бывший консулом в 221 г. до н. э. Минуций отличался смелостью и прямотой, подобно Сципиону, Семпронию и Фламинию, и сразу стало казаться, что они с диктатором не слишком ладят.7

После Тразименского озера Ганнибал двинулся на восток. Он пересек Апеннины, а затем через Пицену и плодородные равнины направился к берегу Адриатического моря. В его армии начались болезни: люди страдали от цинги, а лошади от чесотки, — стремительные передвижения Ганнибала не позволило им хорошо отдохнуть после длительного и изнуряющего перехода в Италию. Перерыв в кампании способствовал восстановлению физической формы армии, но мы не знаем точно, сколь долго он длился.

Несколько позднее, уже летом, Фабий разбил лагерь на расстоянии шести миль от Ганнибала возле города Эки (или Арпина, как об этом сказано у Ливия). Карфагеняне отреагировали незамедлительно: они выстроили своих солдат в боевом порядке, чтобы спровоцировать римлян на бой. Римская армия осталась в лагере, и спустя несколько часов Ганнибал отвел войско, заверив своих солдат, что подобное поведение римлян продемонстрировало страх противника перед пунийцами. Дальнейшие попытки вызвать Фабия на бой или устроить ему засаду потерпели неудачу, поскольку диктатор решительно избегал открытой битвы. Через несколько дней Ганнибал отступил, а его солдаты стали разорять земли, по которым шли. Тот факт, что они делали это зачастую прямо на глазах у диктатора, нанесло огромный удар по гордости римлян. В легионах служило множество земледельцев, им было больно сознавать, что они не могут помешать врагу мародерствовать на полях их родственников и друзей.

Тем не менее Фабий неотступно следовал за армией Ганнибала на расстоянии одного или двух дней пути, отказываясь приближаться. Он продвигался с осторожностью, поддерживая в армии строгую дисциплину и используя знание ландшафта своими солдатами для перемещения от одной благоприятной позиции к другой. По возможности он старался держаться горной местности и избегал открытых равнин, где вражеская кавалерия, по-прежнему превосходившая римскую, представляла большую опасность. Ганнибал в свою очередь никогда не нападал на армию Фабия, если та занимала более выгодную позицию. Тщательная подготовка к походу большой римской армии, запасы провианта и хорошие вьючные животные обеспечивали мобильность армии Фабия. Ему не нужно было постоянно менять местоположение для пополнения запасов. Когда римлянам все же приходилось отправлять небольшие группы за продовольствием, за фуражирами всегда следовал сильный отряд в качестве прикрытия, сформированный из кавалерии и легкой пехоты, обеспечивавший защиту от засад. В небольших стычках между патрулями и аванпостами двух армий именно у римлян обычно было преимущество.

Ливий и Плутарх утверждают, что с самого начала Ганнибал был в глубине души обеспокоен нежеланием Фабия вступать в бой. По стандартам военной теории того времени диктатор поступал правильно. Большинство тогдашних военных трудов особое внимание уделяло обстоятельствам, при которых командующему следовало проводить решающее сражение. Сначала нужно было получить как можно больше преимуществ, включая самые незначительные. И только в том случае, когда шансы на успех будут достаточно велики, стоило принимать серьезный бой.

После побед у реки Требия и возле Тразименского озера воины Ганнибала были уверены в своих силах, так что при сражении в равных условиях армия Карфагена, превосходившая римлян численностью и обладавшая гораздо большим опытом, почти наверняка разбила бы римское войско. Учитывая это, Фабий, как хороший командир из учебника по военному делу, постоянно избегал боя и одновременно искал возможность создать перевес своих сил.

В течение активной военной кампании постепенно улучшалась боеспособность римской армии; победы в небольших стычках поднимали ее боевой дух и уже начинали изматывать врага. Требовалось много времени, чтобы оправиться после прежних поражений и создать армию, способную противостоять Ганнибалу, не имея позиционных преимуществ, — и Фабий начал этот процесс.8

Стратегия диктатора была на редкость разумной по стандартам военной теории того времени, хотя мы не знаем, имел ли Фабий серьезное военное образование или же просто действовал так, как ему казалось наиболее подходящим в данной ситуации. Армия Рима, по сути дела, все еще представляла собой временную милицию, а не профессиональное войско, как у других больших государств. Сенаторы, из которых выбирались командующие, не были хорошо знакомы с военной теорией. В результате их методы ведения боевых действий выглядели примитивно, римляне более полагались на напор и грубую силу. Это было характерно для сражений у реки Тичино, возле Требии и Тразименского озера, — но даже эти поражения, казалось, не ослабили желания римской элиты расправиться с врагом как можно быстрее. Осторожное движение Фабия за армией противника было очень непопулярным в войске, особенно среди старших офицеров. Самым заметным было недовольство начальника конницы. Вскоре его неприятие данной стратегии стало открытым. Фабию дали прозвище педагог (paedogogus) Ганнибала — так называли раба, который сопровождал римского школьника из богатой семьи, носил его книжки и другие личные вещи.9

Тем временем Ганнибал неуклонно двигался на запад. Он направился в Кампанию и опустошил Фалернскую область (ager Falernus) — плодородную землю, чье вино позже удостоится похвалы поэта Горация. Мародерствуя в этой местности, Ганнибал надеялся спровоцировать римлян на бой и заодно продемонстрировать союзникам Рима, что тот уже недостаточно силен, чтобы защитить их. Заодно карфагеняне рассчитывали таким образом убедить кампанцев нарушить верность Риму.

Несмотря на подначивания Минуция и других офицеров, Фабий продолжал держаться в горах, окружавшей Кампанскую равнину. Он наблюдал за врагом и не вступал в бой. Как пишет Ливий, один патруль в 400 кавалеристов-союзников под предводительством Луция Гостилия Манцина ослушался приказа, но в результате стычки все конники были убиты либо взяты в плен.10

Наконец Фабий почувствовал, что враг допустил-таки ошибку. Диктатор догадался, что Ганнибал будет отводить войска по тому же пути, по которому вступил на равнину, и теперь римляне смогли занять эту дорогу раньше врага. Римский отряд из 4 000 человек разбил лагерь в самом ущелье, а основные силы Фабия расположились на ближайшем холме. Позиция эта была очень сильной. Фабий надеялся, что если Ганнибал попытается прорваться через проход, то римляне смогут нанести ему значительный ущерб и как минимум лишить пунийцев большей части добычи, собранной за время рейда по равнине.

Армия Ганнибала была отрезана от основной базы в Испании и от союзников в Цизальпинской Галлии; не имея в своем распоряжении порта, она не могла поддерживать связь с Карфагеном. Даже незначительное поражение могло сильно повредить Ганнибалу, разрушив миф о его непобедимости, созданный его прежними победами, и удержать союзников Рима от измены.

Итак, армия Карфагена находилась на расстоянии двух миль от римской. Ливий утверждает, что Ганнибал предпринял прямую атаку на ущелье, но был отброшен; однако Полибий, чьи записи являются более достоверными, об этом не упоминает. Но все источники сходятся на том, что произошло дальше, ибо это стало одной из классических уловок или военных хитростей в Древнем мире, Ганнибал приказал Гасдрубалу — офицеру, ответственному, помимо всего прочего, за контроль над обозом, собрать побольше хвороста. Затем хворост привязали к рогам 2 000 волов, взятых из захваченного стада. Ночью слугам было приказано зажечь эти факелы и гнать скот через ущелье. С ними отправилась опытная карфагенская легкая пехота, чьей задачей было не позволять животным разбегаться.

Тем временем оставшаяся часть армии Ганнибала, которой ранее было велено подкрепиться и отдохнуть, выстроилась в походную колонну. Ее возглавили лучшие пехотинцы — вероятнее всего, ливийцы. Римские силы в ущелье по ошибке приняли огни за главную колонну и спустились по склону, собираясь атаковать, но стычка прекратилась, когда значительная часть ударившегося в панику скота прорвала середину римского строя. После того как проход был открыт, карфагенская армия смогла пройти вражескую оборону, не встретив сопротивления.

Фабий и основные римские силы ничего не предпринимали, ожидая рассвета. Они видели огни факелов, слышали шум сражения, но оставалось неясным, что происходит. Поэтому диктатор категорически отказывался вступать в бой, не зная точно ситуации и опасаясь ловушки. Ночной бой был редкостью в Древнем мире, особенно для больших армий, так как командирам было очень трудно руководить действиями своих солдат, которые в свою очередь легко могли заблудиться и удариться в панику. Вероятно, Фабий понимал, что при подобных обстоятельствах его армия, скорее всего, окажется в невыгодном положении при столкновении с более опытными и лучше подготовленными воинами Ганнибала.

К восходу солнца основной отряд Ганнибала вместе со своим обозом прошел через ущелье. Карфагеняне даже смогли послать обратно отряд испанских пеших воинов, чтобы они помогли выбраться легкой пехоте. В ходе этой операции было убито около 1 000 римлян.11

То, что армии Карфагена удалось вырваться из ловушки, лишний раз доказало высокий профессиональный уровень пунийских солдат и гениальность их полководца. Но прежде всего это было унижением диктатора Фабия. Лето уже близилось к концу, и Ганнибал начал подыскивать подходящее место для зимовки. Когда он снова направился на восток, римская армия последовала за ним, но присутствие Фабия потребовалось в Риме для проведения религиозных ритуалов, и поэтому командование армией перешло на время к Минуцию.

Тем временем Ганнибал взял штурмом и разграбил город Геруний, а затем начал отправлять большие отряды для сбора провизии на зиму. Пользуясь тем, что войско карфагенян оказалось рассредоточено и его командующий из-за этого не мог проводить масштабные боевые операции, начальник конницы предпринял атаку и выиграл большую стычку возле Геруния. Преувеличенные сообщения об этой победе дошли до Рима, изголодавшегося по хорошим новостям за минувших два года. На волне народного ликования (которое, как утверждают, не разделял никто из сенаторов, за исключением одного) Минуцию даровали власть, равную диктаторской. Это можно было считать возвратом к привычному положению, когда оба консула обладали равной властью и она не сосредоточивалась в руках одного верховного магистрата.

Когда Фабий вернулся к войскам, они с Минуцием разделили армию на две равные части. Диктатор, по-видимому, отклонил предложение каждому командовать всей армией через день. Но скоро Минуций попал в засаду Ганнибала, и лишь появление солдат Фабия спасло его отряд от полного поражения. Начальник конницы отвел своих людей в лагерь Фабия и там приветствовал диктатора не просто как командующего, а как отца. По римским стандартам это было очень важным жестом, ибо отцы обладали огромной властью над своими детьми, и было почти немыслимо, чтобы сын политически противостоял своему отцу.

Краткий эксперимент с двумя командующими закончился, а оставшаяся часть кампании прошла без серьезных боев. К концу шестого месяца пребывания на посту Фабий сложил с себя полномочия диктатора и вернулся в Рим. Он дал римлянам передышку, и они могли восстановить и перестроить свои силы. На следующий год под командованием консулов уже собралась одна из самых больших армий, которую когда-либо выставляла республика. Но в конечном счете она потерпела даже больше неудач, чем любая из предшествовавших армий.12

Герой старой школы — Марк Клавдий Марцелл

Второго августа 216 г. до н. э. почти 50 000 римских воинов и солдат союзников полегли на узкой равнине к северу от маленького разоренного города Канны. Все, чего добился Фабий, пошло насмарку. Этого поражения, несомненно, можно было избежать. Но нам не следует автоматически принимать на веру более позднюю легенду Ливия и других авторов, заявлявших, что бывший диктатор желал, чтобы консулы 216г. до н. э. продолжали его стратегию ведения войны.

В боевых действиях наступил кризис, и римляне снова назначили военного диктатора — им стал Марк Юний Пера, который начал медленный процесс восстановления армии. После Канн Ганнибал не пошел на Рим. Римляне не понимали причину такого решения — но, несмотря на временную панику, это позволило им немного приободриться и вновь поверить в то, что любую войну можно закончить лишь окончательной победой — и это будет победа Рима. Тем не менее ситуация оставалась крайне безрадостной, так как значительная часть Южной Италии к концу года перешла на сторону Карфагена.13

Консулами 215 г. до н. э. были избраны Луций Постумий Альбин и Тиберий Семпроний Гракх. Однако через несколько месяцев после Канн первый попал в засаду и погиб вместе с основной частью своей армии в Цизальпинской Галлии. Это стало еще одним страшным ударом для Рима. На замену Альбину избрали Mapкa Клавдия Марцелла. Он вступил в эту должность 15 марта, но вскоре голосование было объявлено недействительным из-за дурных предзнаменований. Вероятно, за этим решением стоял Фабий Максим, ибо после быстро проведенных новых выборов он вновь получил освободившуюся должность.

Возражения против предыдущего консула отчасти могли мотивироваться тем, что и Марцелл и Гракх были плебеями, в то время как каждый год один из консулов обычно являлся патрицием. Но в действительности очень трудно понять, что же происходило за кулисами римской политики. Одна из самых поразительных особенностей Второй Пунической войны заключалась в невероятно сильной внутриполитической борьбе в самом Риме. Она шла даже во времена страшного кризиса и была вызвана тем, что многие хотели проявить себя как можно ярче. Возможно, Фабий считал, что Марцелл был слишком безрассудным полководцем в нынешних обстоятельствах, но поскольку тот все равно получил командование армией в качестве проконсула, это кажется маловероятным. Когда Фабий председательствовал на выборах следующего года, он потребовал, чтобы граждане как следует подумали, прежде чем выбрать консулами двух неопытных по его мнению людей, которые, казалось, вот-вот должны были одержать победу на голосовании. В результате Фабий был переизбран, а Марцелл стал его напарником, — хотя неизвестно, до какой степени эти выборы можно было назвать свободными.14

В 214 г. до н. э. Марцеллу было 57 лет, он уже занимал должность консула в 222 г. до н. э., а также был претором в 224 и в 216 гг. до н. э. В молодости он сражался на Сицилии во время Первой Пунической войны, заслужив много наград и репутацию храброго воина за неоднократно проявленный героизм. Среди этих наград был «гражданский венок» (corona civica) — одна из высших наград Рима, который вручался за спасение жизни римского гражданина. На Сицилии он спас от гибели своего брата Отацилия (По-видимому, двоюродный или приемный брат. Прим. ред.).

Во многих отношениях, особенно своей храбростью и воинственным пылом, а также жаждой биться один на один, Марцелл походил на Ахилла, Гектора и других воинов-аристократов гомеровской «Илиады» или на ранних героев Рима. Его тактика была весьма старомодной, она больше подходила для войны между племенами, когда сражались небольшие отряды, а не для огромных армий. Незадолго до Второй Пунической войны в 222 г. до н. э. Марцелл со своим коллегой консулом

Гнеем Корнелием Сципионом предпринял совместное вторжение на территорию инсубров в Цизальпинской Галлии. Это племя потерпело серьезное поражение от рук Фламиния в предыдущем году, но Марцелл и Сципион так жаждали провести какую-нибудь военную кампанию, что убедили сенат прогнать нескольких галльских посланников, явившихся вести переговоры о капитуляции.

Консулы предприняли наступление и окружили укрепленный город Ацерры, расположенный на вершине холма. В ответ инсубры вместе со своими союзниками либо наемниками с севера Альп, известными как гезаты, окружили Кластидий — городок, являвшийся союзником Рима. Оставив Сципиона с главным отрядом, Марцелл взял две трети их совместной кавалерии и 600 легких пехотинцев для противодействия новой угрозе. То, что произошло потом, казалось, достойно было поэмы Гомера и было использовано в качестве сюжета поэтом Невием, хотя наше описание взято из более позднего источника.15

Когда римляне приблизились к Кластидию, галлы под предводительством царя Бритомарта вышли им навстречу. В наших источниках говорится, что их было 10 000, но это может быть преувеличением. Всадниками в галльской армии, как и в римских легионах того времени, являлись более состоятельными людьми, способными приобрести коней и необходимую экипировку. Галльская кавалерия была в целом хорошо подготовлена (позднее римляне переняли у галлов конскую сбрую и приемы дрессировки лошадей), но излишне храброй — точнее, неискушенной в тактике. Всадникам приходилось оправдывать свое привилегированное положение в обществе мужеством в бою. Кавалерия галлов во главе с Бритомартом (как и подобает царю, он выделялся богато украшенными позолотой и серебром доспехами) поспешила вступить в бой с римлянами, которых превосходила числом. Плутарх сообщает, что Марцелл бросился в бой с таким же пылом, но во время наступления его конь рванулся в сторону. Недолго думая, консул, не желая лишать своих солдат мужества, притворился, что сознательно повернул коня, чтобы помолиться Солнцу. Таким образом, умение придать положительный характер тому, что казалось дурным предзнаменованием, являлось еще одним качеством хорошего полководца.

Предполагается, что Марцелл пообещал посвятить самые красивые вражеские доспехи Юпитеру Феретрию (Феретрий — «несущий победу», «податель военной добычи». Прим. пер.), если бог дарует Риму победу. Затем, решив, что самое лучшее снаряжение носит сам Бритомарт, римский консул пустил коня во весь опор и, опередив своих воинов, устремился на царя. Оба командующих вступили в бой раньше собственных солдат. Марцелл вонзил свое копье в тело галла, выбив его из седла, а затем прикончил противника еще двумя ударами. Потом он спешился, чтобы снять с трупа доспехи. Если верить Плутарху, обе стороны не успели сблизиться, пока все это происходило. Затем римская конница устремилась вперед и после упорного сражения разгромила галлов.16

К тому моменту, как Марцелл снова присоединился к Сципиону, город Адерры пал и римляне двинулись на Медиолан (современный Милан) — самый большой город инсубров, который в конечном итоге сдался им после упорного сражения. По возвращению в Рим Марцелл провел триумф и посвятил Юпитеру Феретрию тучный доспех (spolia opima) в храме на Капитолии. Он стал лишь третьим человеком в истории Рима, удостоившимся подобной чести. Она даровалась полководцу, убившему предводителя противника в бою один на один перед началом сражения. Предполагалось, что первым из них был Ромул, и именно он установил следующую традицию: военачальник, исполняющий данный ритуал должен нести доспехи поверженного врага, повесив их на обтесанный молодой дуб.17

Несмотря на свой возраст, Марцелл почти без перерыва занимал командные посты с самого начала Второй Пунической войны. Он был первым римским военачальником, столкнувшимся с главной армией Карфагена после Канн. Бои, которые он провел в 216 и 215 гг. до н. э. возле города Нола, скорее всего, были незначительными и лишь немногим отличались от простых стычек — но они происходили во времена, когда Рим отчаянно нуждался хотя бы в небольшом военном успехе. Марцелл воевал в местности очень неровной, где было мало открытых участков, позволявших армиям построиться в боевом порядке. Ливий описывал эти сражения очень драматично, нодаже он сомневался в том, что потери были столь тяжелыми, как утверждали некоторые его источники.

Марцелл командовал войсками в обычной агрессивной манере, но эта готовность атаковать врага не должна была затмевать стремления делать это, по возможности, в наиболее благоприятных ситуациях. Ганнибал не мог перехитрить Марцелла и застать его врасплох так, как Пуниец сбивал с толку других римских военачальников. В этом смысле осторожный стиль командования Фабия и дерзкая манера Марцелла были очень похожи, поскольку оба строго контролировали свои армии. Во время передвижения солдатам не позволялось отходить от своих подразделений, колонна двигалась за аванпостами по маршруту, который был уже тщательно проверен патрулями, иногда их возглавлял сам командующий. Места для временных лагерей выбирались после тщательного осмотра, а бой начинался только по решению полководца.

Возможно, ныне такие предосторожности кажутся очевидными, почти тривиальными, но в прошлом им часто не придавали должного значения. Готовность граждан Рима служить в организованной армии со строгими военными законами не могла компенсировать недостатки временной по своей сути природы легионов. Неуклюжесть маневрирования римских армий можно назвать типичной для данного периода — как и частоту, с которой они попадали в засады или неожиданно сталкивались с колонной противника. Длительная служба, особенно успешное проведение кампании, увеличивала боеспособность римской армии, но требовалось значительное время, чтобы она достигла уровня профессионального войска. Среди большинства римских военачальников того времени Марцелла и Фабия выделяет наличие таланта и значительный опыт прошлых кампаний. Эти два качества приблизили стиль их командования к эллинистическому идеалу.18

Насколько мы можем судить, оба полководца умело сотрудничали друг с другом, когда это было необходимым. Следует отметить, что нежелание Фабия вступать в бой с Ганнибалом не распространялось на малочисленные отряды пунийской армии — особенно на италийских союзников Рима, перешедших на сторону врага. Фабий избегал сражения с армией, которую не мог разбить, но он раз за разом совершал атаки на второстепенных направлениях, надеясь постепенно ослабить Ганнибала.

И Фабий, и Марцелл очень заботились о том, чтобы сохранить верность союзников Рима — особенно когда казалось, что последние колеблются. О каждом из них рассказывают очень похожие истории, как римлянам удалось склонить на свою сторону знаменитого полководца-союзника, который был недоволен непризнанием его заслуг и собирался переметнуться к Ганнибалу.

В 214 г. до н. э. оба консула объединились, чтобы отбить город Казилин, захваченный Ганнибалом в предыдущем году. Осада поначалу шла плохо, и Ливий утверждает, что именно решимость Марцелла продолжать осаду предотвратила уход римлян, но нет ни малейшего намека на то, что между двумя консулами возник при этом серьезный разлад. Их поведение соответствовало идеалам римских аристократов, поскольку они и в мыслях не допускали, что Рим может проиграть войну. Говорят, что Ганнибал был разозлен решимостью, с которой Марцелл возобновлял бои, даже после того как терпел неудачу днем ранее. Утраченное письменное свидетельство греческого философа Посидония сообщало, что из-за различного подхода к войне Марцелла и Фабия окрестили «мечом и щитом Рима». Это подчеркивает, что, какими бы различными ни были характеры или даже политические амбиции этих людей, во время войны с Карфагеном один дополнял другого.19

Самым значительным достижением Марцелла во время Второй Пунической войны было взятие Сиракуз на Сицилии после долгой осады. Первая попытка взять город штурмом окончилась неудачей. Отчасти это было вызвано рядом хитроумных устройств, использованных защитниками — их разработал геометр Архимед, уроженец Сиракуз. Поэтому римлянам пришлось прибегнуть к блокаде. В конце концов в 212 г. до н. э. внезапной атакой римлянам удалось захватить внешнее кольцо укреплений, а оставшаяся часть города была захвачена квартал за кварталом в течение следующего года; последние укрепления были взяты благодаря предательству самих защитников. Противники Марцелла в сенате утверждали, что Сицилийская кампания слишком затянулась; сенаторы отказали полководцу в триумфе за эту победу, и Марцелл удостоился просто овации (Овация — малый триумф. Прим. ред.). Возглавляя процессию, он ехал верхом на коне, а не на колеснице. Среди добычи, привезенной из Сиракуз, имелось немало произведений эллинистического искусства, которые в то время были редкостью в Риме.

В 209 г. до н. э. во время своего пятого консульства и последнего командования на поле боя Фабий Максим снова захватил город Тарент благодаря хитрости вкупе с предательством защитников города. В 210 г. до н. э. Марцелл, будучи в четвертый раз консулом, одержал незначительную победу над Ганнибалом близ города Нумистрона. Через два года, получив должность консула в пятый раз, он сблизился с карфагенским войском в надежде навязать противнику бой. Со своим напарником-консулом Марцелл во главе 220 кавалеристов отправился на рекогносцировки холма, который находился между двумя лагерями. Патруль угодил в ловушку, так как Ганнибал предусмотрительно спрятал там своих солдат, подозревая, что римляне попытаются занять холм. Марцелл погиб в рукопашном бою. Второму консулу и сыну Марцелла удалось спастись, хотя оба были ранены — консул, как оказалось, смертельно.

Потеря обоих консулов была большим несчастьем для Рима, но, хотя сам Марцелл попал в ловушку карфагенского полководца, его армия осталась непобежденной. Полибий считал, что этот инцидент был не заранее продуманной засадой, а всего лишь случайным столкновением с нумидийскими фуражирами. Историк сильно критиковал полководцев, которые рисковали своей жизнью, возглавляя подобные патрули. Тем не менее как мы увидим дальше, многие римские военачальники сознательно шли на такой риск ради того, чтобы лично осмотреть ту или иную важную позицию.20

Такие люди, как Фабий и Марцелл, принадлежали к поколению военных, которые достигли зрелости во времена Первой Пунической войны. Они оба смогли провести Рим через самые трудные годы войны с Ганнибалом. Тем не менее, на заключительном этапе войны не они, а представители более молодого поколения завоевали победу для Рима. В их числе был Гай Клавдий Нерон, внесший наиболее значительный вклад в разгром Гасдрубала, брата Ганнибала, в 207 г. до н. э., одержав над ним победу у реки Метавр. Но самым великим из этих полководцев нового поколения, а также самым молодым из них являлся Публий Корнелий Сципион.

Примечания:

[1] Фронтин, Стратегемы 1.3.3.
[2] Относительно записей о начальном периоде Второй Пунической войны см.: J. Lazenby, Hannibal’s War (1978), pp. 1-66, A. Goldsworthy, The Punic Wars (2000), pp. 143-190.
[3] О пунийских армиях см.: A. Goldsworthy (2000), стр. 30-36.
[4] Ливий, 22.7.6-14, 8.2-7; Полибий, 3.87.
[5] Плутарх, Фабий Максим 1-5; о его первом консульстве см.: S. Dyson, The Creation of the Roman Frontier (1985), pp. 95-96.
[6] Плутарх, Фабий Максим 5; Ливий 22.9.7-10.10.
[7] Плутарх, Фабий Максим 4.
[8] Полибий 3.89.1-90.6, Ливий 22.12.1-12, Плутарх, Фабий Максим 5.
[9] Плутарх, Фабий Максим 5.
[10] Ливий 22.15.4-10.
[11] Ливий 22.13.1-18. 10, Полибий 3.90.7-94.6, Фронтин, Стратегемы 1.5.28.
[12] Полибий 3.100.1-105.11, Ливий 22.18.5-10, 23.1-30.10.
[13] Подробнее о битве при Каннах см.: A. Goldsworthy, Cannae (2001).
[14] Плутарх, Марцелл 12 и обсуждение у Lazenby (1978), стр. 94-95.
[15] Плутарх, Марцелл 1-3.
[16] Плутарх, Марцелл 4-7; полководцы, делающие так, чтобы дурные предзнаменования не лишали мужества их солдат, Фронтин, Стратегемы 1.12.1-12.
[17] Плутарх, Марцелл 8.
[18] Ливий 23.15.7-17.1.
[19] Обзор кампаний в Италии в течение этих лет см.: А. Goldsworthy (2000), стр. 222-229; Ливий 23.15.7-16.1, Плутарх, Марцелл 10, Фабий Максим 20; «Щит и меч Рима» — Плутарх, Фабий Максим 19; Марцелл 9.
[20] О Сиракузах: см. A. Goldsworthy (2000); о Таренте: там же, стр. 229-233, 235-236 Смерть Марцелла описал Ливий 27.26.7-27.14, а также Плутарх, Марцелл 29-30 и Полибий 10.32.

Источник:

Голдсуорти А. Во имя Рима. «Транзиткнига». М., 2006.
Перевод М. Алферовой и М. Королева.

 
© 2006 – 2019 Проект «Римская Слава»