Африканские цари перенимают обычай использования слонов (Armandi P. D.)

Африканские цари перенимают обычай использования слонов — Масинисса, Гулусса, Миципса поставляют их римлянам — Югурта тщетно противопоставляет этих животных армиям республики. Помпей разбивает нумидийца Иарба и захватывает его слонов. Юба, царь Мавритании, присоединяется к врагам Цезаря — Захват всех его слонов в битве при Тапсе — Соображения по поводу этих событий.

Цари Африки, были ли они союзниками, или врагами Карфагена, следовали примеру этой республики и переняли обычай использования боевых слонов. Они организовали стойла слонов, которые, как и карфагеняне, пополняли с помощью охоты или торговли с внутренними областями котнинента. Масинисса, этот верный союзник Рима, постоянно имел в своем распоряжении парк слонов, которыми часто снабжал римские армии. Известно, что он отправил 10 слонов консулу Квинту Фламинию во время войны против Филиппа, царя Македонии (Tit. Liv., XXXII, 27), 20 слонов предоставил сенату для войны с Антиохом (Id., XXXVI, 4), 22 слона послал в римскую армию, отправленную в Грецию, чтобы захватить государство Персея (Id., XLII, 62), и 10 слонов отправил в Испанию консулу Фульвию Нобилиору, воевавшему с нумантинцами (Appian., Bell, hispan., 46). Несколькими годами позже юный Сципион, бывший тогда еще простым трибуном, служившим в испанской армии, прибыл к нему, чтобы просить еще слонов; он получил их и привел своему командующему (Id., Bell, punie., 71-72). Наконец, во время Третьей Пунической войны Гулусса, сын Масиниссы, прибыл в римский лагерь с парком слонов, которых использовал с большим успехом против карфагенян (Appian., Bell, hispan., 126).

Таким образом, Масинисса в течение своей долгой карьеры был поставщиком слонов для римлян. Его сын и наследник Миципса следовал примеру отца. И действительно, нам известно, что из числа своих животных он послал 12 Сципиону Эмилиану под стены Нуманции и 10 — проконсулу Фабию Сервилиану, который вел войну с Вириатом (Id., Bell, hispan., 67; 89).

Однако африканские государи не всегда давали слонов римлянам. Иногда этих животных они использовали и против них. Первый, кто значится в подобном списке, — знаменитый Югурта. Известно, как этот кровавый узурпатор отважился бросить вызов римскому народу, как раз за разом, используя покорность, угрозы, подкуп и насилие, он мог говорить на равных с повелителями мира. Известно также, как он оплачивал свои преступления и как закончил, пав в результате происков, столь же бесчестных, как и его собственные, которые он использовал против своих врагов. Но эти события описаны наиболее изящным из римских историков, и я совсем не хочу пересказывать его, а ограничусь тем, что позаимствую несколько деталей, которые будут необходимы в рамках моего исследования.

Нумидийский государь, организовав средства сопротивления, конечно же, не забыл создать многочисленный парк слонов (Veget., De Re milit., Ill, 24). Однако римляне вторглись в Африку еще до того, как он закончил свои приготовления. Почувствовав тогда необходимость выиграть время и обезоружить притворной покорностью гнев сената, он вступил в переговоры с консулом Кальпурнием и в доказательство своих миролюбивых намерений согласился оплатить военные расходы и выдать значительное количество лошадей и 30 слонов (Salllust., Bell. Jugurth., 29). Определенно, они оставались у него в еще большем количестве, поскольку он легко решился возобновить военные действия сразу же после того, как ему удалось своим притворством усыпить бдительность противника. Он и в самом деле начал новую, еще более масштабную, чем раньше кампанию, и тут произошло то, что выходит за рамки всякого понимания: этот царек, правивший одной лишь областью Нумидии, подверг величайшему унижению армию республики и заставил пройти под ярмом те самые легионы, которые победили Карфаген и самых могущественных царей на земле.

Новость об этом бесчестии вызвала в Риме взрыв возмущения и гнева. Была собрана новая армия, командование которой было поручено консулу Метеллу, испытанному военному, известному главным образом своей неподкупностью. Против такого противника все хитрости Югурты и все его уловки должны были оказаться несостоятельными, что в действительности и случилось. На берегу Мутула Югурта потерпел сокрушительное поражение, почти в том же самом месте, где звезда Ганнибала померкла перед звездой Сципиона. Мы не обладаем достаточными сведениями об этой битве, но количество слонов у Югурты вероятно, было большим, поскольку победители захватили 4 из них и убили 40¹. После этого войну можно было считать законченной; все, что последовало потом до собственно пленения нумидийского государя, было лишь цепью интриг и предательств, настолько же далеких от моего сюжета, насколько малодостойных упоминания.

Именно во время войны с Югуртой вспыхнуло соперничество Мария и Суллы — соперничество, последствия которого распространились до самой Африки и стали причиной военных операций, в которых вновь приняли участие слоны. Эти события не очень важны и не очень хорошо известны, однако, поскольку они напрямую связаны с моей темой, я дам обзор того немногого, что дошло до нас.

После падения Югурты римляне дали Бокху в награду за предательство этого государя часть Нумидии. Остальная ее часть была разделена между Иарбом и Гиемпсалом, двумя из потомков Масиниссы. Первый позднее примкнул к партии Мария, второй — к партии Суллы. Известно, как последнему удалось победить своих врагов и изгнать их из Италии. Остатки побежденной партии попытались собраться в Африке вокруг Домиция, бывшего приближенного Мария, и сделали город Утику центром проведения своих операций. Иарб привел им на помощь свои войска и своих слонов. Однако Помпей, которому Суллой было поручено закончить войну, поспешил в Африку и, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами, напал на неприятеля, проник в его лагерь и почти всех предал смерти.

Домиций погиб в рукопашной схватке, а Иарб — во время своего бегства²; все слоны достались Помпею, который восстановил Гиемпсала на троне Нумидии и отдал ему все владения, принадлежавшие его родственнику (Plut., Pomp., 12; Tit. Liv., Epitoma, LXXXIX; Appian., Bell, civil., I, 62; Val. Max., VI, 2, 8; A. Gell., Noct. attic., IX, 12)³.

После того как в Африке таким образом было восстановлено спокойствие, Помпей, прежде чем возвратиться в Рим, пожелал развлечь себя охотой и провел в стране несколько дней, преследуя львов и слонов. Он приказал доставить в Рим весьма значительное количество последних, поскольку кроме тех животных, которых он поймал во время охоты, и тех, что достались ему в качестве добычи от Иарба, он, несомненно, получил слонов в подарок от Гиемпсала и других государей Нумидии. Помпей приберег слонов для зрелищ, которые намеревался дать народу, а четырех из них запряг в свою колесницу, подготовленную для триумфа, чтобы придать этой церемонии небывалый до того блеск. Он запряг их в ряд, однако ворота города оказались слишком узкими, поэтому пришлось заменить слонов лошадьми (Plin., NH, VIII, 2; Plut., Pomp., 14).

Признательность Гиемпсала по отношению к Помпею стоила жизни Юбе, его сыну и наследнику. Этот государь, известный в истории как царь Мавритании — он расширил свои владения за счет земель, лежавших на западе, — с давних пор был противником Цезаря и собрал многочисленную армию, усиленную 40 слонами, чтобы поддержать в Африке партию Помпея. В действительности он был связан узами дружбы не только с этим полководцем, но также и со Сципионами, которые всегда были покровителями семьи Масиниссы. Он выступил к Баграду, где уничтожил два легиона, находившихся под командованием Куриона, одного из командиров Цезаря (Caes., ВС, II, 23; 44). После сражения при Фарсале он соединил свои знамена со знаменами сторонников Помпея, отовсюду бежавших в Африку, чтобы здесь вновь попытать счастья с оружием в руках, и к 10 легионам, которые тем удалось собрать, добавил много пехоты, бесчисленную кавалерию и 120 слонов (Hirt., Bell, afric., 19).

Во главе этих сил стояли на первом плане Сципион, тесть Помпея, Катон Утический, прославившийся непреклонностью своего характера, и Лабиен, весьма заслуженный офицер, прошедший школу самого Цезаря. Вслед за этими командующими шло множество сенаторов, консуляров и родовитых лиц — infinita nobilitas⁴, как о них говорит Евтропий. Впрочем, эти амбициозные персоны, которых собрало вместе общее чувство зависти к диктатору, не могли прийти к согласию между собой. Неспособность и самомнение большинства парализовало таланты и энергию меньшинства, наконец, надменность и высокомерие Юбы, ранившие каждую минуту римскую гордость, постоянно препятствовали принятию наиболее взвешенных решений (Dion. Cass., XLII, 7; Hirt., Bell, afric., passim.).

Цезарь, от которого Александрийская война и война с Фарнаком потребовали напряжения всех сил, видел, как надвигается новая гроза, не имея возможности ее предупредить. Наведя порядок в делах, удерживавших его в Азии, он сразу поспешил в Африку и, движимый той удивительной решимостью, которая составляла отличительную черту его характера, не испугался высадиться на побережье, имея всего 3 тысячи легионеров и 150 всадников. Подкрепления, которые прибывали к нему друг за другом, скоро дали ему возможность захватить несколько городов и начать военную кампанию. По правде сказать, в различных столкновениях Цезаря с Юбой или Лабиеном удача не всегда была на стороне Цезаря, но он настолько поразил своих противников мощью сопротивления, что они отказались от нападений на него в открытом поле и ограничились тем, что препятствовали подвозу провианта в надежде медленно истощить его силы и уничтожить их по частям.

Этот план был отлично просчитан и, возможно, положил бы конец предприятиям Цезаря, в интересах которого, напротив, было как можно быстрее вступить в решающее сражение. Он хорошо понимал это и поспешил принять решение, которое заставило конфедератов вступить с ним в бой. Цезарь направился к Тапсу и разбил свой лагерь под стенами этого города, чтобы начать его осаду⁵. Сципион не мог, не обесчестив себя, позволить, чтобы на его глазах во власть неприятеля попал важный город и гарнизон, преданный его партии. Он последовал за диктатором и, чтобы снять блокаду с Тапса, решился пойти на риск сражения (Hirt., Bell, afric., 79).

Битва при Тапсе (707 г. от основания Рима, 47 г. до P. X.)

Сведения, оставленные нам историками относительно этой битвы, не позволяют с точностью определить силы обеих армий; все, что известно, — это то, что у Цезаря было 9 легионов, а его неприятели, не намного превосходя его в линейной пехоте, располагали очень многочисленной конницей, множеством иррегулярных войск и 64 слонами. Согласно Аппиану, два лагеря Юбы и Сципиона могли выставить 80 тысяч бойцов. Резюмируя, мы можем с достаточной вероятностью предположить, что армия Цезаря была на треть меньше сил его противников.

Что касается плана битвы, то большое количество его деталей мы находим в труде историка Африканской войны: Сципион поставил свою пехоту в центре, а кавалерии, размещенной на флангах, было придано с каждой стороны по 32 слона. Он весьма рассчитывал на этих животных, против которых войска Цезаря не имели опыта сражения; с помощью слонов он надеялся испугать кавалерию диктатора и таким образом привести ее в беспорядок; поэтому он настоял на том, чтобы Юба привел этих животных к нему в большом количестве, и действительно, царь предоставил ему 30 слонов за несколько дней до сражения. Армия Сципиона выстроилась, как мы только что сказали, фронтом к городу Тапсу и левым флангом упираясь в море.

Цезарь поставил свои войска перед лагерем в три линии, обратившись тылом к городу. Пять легионов образовывали центр, по два были поставлены на каждом фланге и поддержаны кавалерией. Наконец, чтобы оказать сопротивление слонам, он усилил фланги десятью отборными когортами и отрядами лучников и пращников, которым предстояло отразить атаку этих животных и помешать им прорвать порядки легионов. С той же целью он добавил отряды легких войск и кавалерии⁶.

Но даже если бы он не принял подобных предосторожностей, можно думать, что вид слонов не сильно испугал его солдат, поскольку именно они жаждали начать атаку. Мы расскажем ниже, какими способами этот великий человек добился того, что освободил солдат от страха перед слонами. К распоряжениям, о которых мы только что сказали, Цезарь добавил одно, доказывающее, что ничего не ускользало от его предвидения. Его флот стоял на якоре на рейде перед Тапсом, и он приказал ему собраться у берега позади линии строя противника, а потом находившиеся на кораблях люди по сигналу должны были громко кричать и делать вид, что собираются высадиться, чтобы внести смятение в решения Сципиона. После того как все было устроено подобным образом, Цезарь пешком обошел строй, вселяя во всех мужество словами и своей уверенностью в победе. Солдаты, горящие нетерпением вступить в рукопашную схватку, громко требовали сигнала, по каким-то причинам, оставшимся нам неизвестными, Цезарь отказывался его дать и старался сдержать их порыв. Наконец внезапно трубач на правом фланге по собственной инициативе возвестил о начале атаки, и тут же вся армия двинулась на противника. У Цезаря осталось время только для того, чтобы вскочить в седло, и, избрав паролем слово «СЧАСТЬЕ»⁷, он возглавил легионы.

Стрелки на правом фланге начали атаку, забросав слонов перед собой градом метательных снарядов. Это энергичное нападение, поддержанное другими войсками, имело полнейший успех: слоны, теснимые со всех сторон, испуганные свистом камней и стрел, придя в ярость из-за полученных ран, повернули назад и, прокладывая путь по телам собственных солдат, побежали в ворота лагеря. Но когда все вместе они не смогли пройти, большинство бросилось направо и налево, на частокол, делая в нем широкие проломы с тем большей легкостью, что это сооружение, недавно возведенное, было достаточно непрочным. Солдаты Цезаря, преследовавшие слонов, воспользовались этим обстоятельством, чтобы проникнуть в лагерь и захватить его. Африканская кавалерия на левом фланге Сципиона оказалась открытой и, будучи к тому же приведенной в беспорядок прорывом слонов, обратилась в бегство и бросила пехоту, которая, в свою очередь, не замедлила дрогнуть. Не имея возможности отступить в лагерь, который был уже во власти противника, она искала себе убежища дальше — в лагере, который Сципион занимал за несколько дней до начала битвы. Гарнизон Тапса, видя, какой печальный оборот принимают события, сделал вылазку. То ли он хотел нападением поддержать свою партию, то ли желал покинуть город и искать спасения в другом месте, однако слуг и рабов, которые были оставлены Цезарем в лагере, оказалось достаточно, чтобы противостоять ему и прогнать обратно.

Правый фланг конфедератов был не более удачлив в сопротивлении армии Цезаря. Но здесь нам не хватает деталей: мы знаем только, что разбитые и преследуемые буквально по пятам, войска, составлявшие это крыло, с трудом смогли достичь старого лагеря Сципиона, куда уже скрылись беглецы с левого фланга. Возможно, они попытались бы здесь защищаться, но, не имея никакого предводителя, способного принять на себя командование, утратили мужество и, оставив эту позицию, бежали в поисках спасения до самого лагеря Юбы. К сожалению, это укрепление было уже во власти противника, тогда эти несчастные потеряли всякую надежду и, поспешно собравшись на возвышенности, опустили свое оружие в знак признания поражения и просили пощады. Эта демонстрация смирения не принесла им никакой пользы, поскольку ветераны Цезаря, пришедшие в ярость, безжалостно перебили их вопреки не только приказам их командующего, но даже его просьбам. Таковы зверства, которые всегда влекут за собой гражданские войны. Нужно сказать, что Юба и Сципион первыми дали пример подобной бесчеловечности⁸.

Победа Цезаря была полной, и, если верить в этом Гирцию, ему выпало счастье заплатить за нее потерей небольшого числа солдат. Со стороны побежденных, согласно тому же историку, погибло 10 тысяч, согласно Плутарху, 50 тысяч, но последняя цифра кажется мне явным преувеличением. Очевидно, однако, что отныне партия Помпея была полностью разгромлена в Африке.

Шестьдесят четыре слона противника оказались во власти Цезаря: на следующий день он предстал перед Тапсом, пустив их впереди, в боевом снаряжении и с башнями на спинах. Он надеялся, что при виде этого материального доказательства поражения собственной партии гарнизон нетрудно будет заставить сдаться. Этого не произошло, и Цезарь был вынужден поручить продолжение осады одному из своих приближенных, а сам отправился принимать изъявления покорности от других городов провинции. Последние открывали ему ворота без сопротивления, и вся Африка вскоре подчинилась ему (Hirt., Bell, afric., 79, sqq.; Appian., Bell, civil., II, 95; 100; Dion. Cass., XLIII; Plut., Caes., 52; 53; Caton. Utic., 56, sqq; Flor., Epitoma, IV, 2; Jul. Cels., Caes. vit.)⁹.

Размышления относительно битвы при Тапсе

Достойно сожаления то, что об этом великом сражении до нас не дошло других сообщений, кроме тех, на которые я опирался. Гирцию, описания которого обычно достаточно подробны, в этом случае не хватает ясности: после рассказа об атаке правого фланга он неожиданно переходит к финальному результату, оставляя нас в неведении относительно того, как развивались события на остальных участках боевого строя. Но у Аппиана мы находим, что битва была долгой и упорной и что победитель стал известен лишь под конец дня. Эта версия, мне представляется, лучше соответствует большой численности обеих армий и той ненависти, которую они испытывали друг к другу; в самом деле, Флор без колебаний утверждает, что битва при Тапсе была ожесточенней Фарсальского сражения¹⁰. Дополнительное доказательство тому, что победа была не из легких, следует, как кажется, из решения перебить пленных, поскольку гнев победителя всегда пропорционален сопротивлению, которое он встретил, и потерям, которые он понес. Это меня заставляет верить, что потери Цезаря не были столь незначительными, как передает Гирций.

Ввиду того, что исторических документов, дошедших до нас, недостаточно для прояснения других обстоятельств этой битвы, я позволю себе смелость высказать несколько предположений, базирующихся на самом ходе событий. Для меня очевидно, что поражение армии союзников должно быть приписано тому малому согласию, которое царило между руководителями. Юба был человеком жестоким и надменным. Гордый своим могуществом в Африке, он смотрел на римлян как на несчастных изгнанников, у которых не было других путей, кроме как искать его покровительства. Он презирал Сципиона и отправлял властные сообщения сенаторам — одним словом, как говорит Гирций, это был наиболее надменный и заносчивый из варваров¹¹.

Сципион лишь в слабой степени поддерживал доброе имя своего рода. Из всех свойств своих предков он обладал лишь личной храбростью, в остальном недалекий, упрямый, высокомерный, он с завистью взирал на таланты и большую опытность Лабиена; последний же, со своей стороны, презирал бездарность и зазнайство своих коллег. При подобном положении у союзников не могло быть ни единства в планах, ни энергии в их осуществлении.

В соответствии с планом Сципиона необходимо было использовать численное превосходство и вытянуть фланги, чтобы охватить армию Цезаря. Если это так, то командование флангами делалось почетным, и, естественно, один из них он оставил для себя, а другой доверил царю Мавритании. Что касается Лабиена, то ему, по всей видимости, доверили командование центром, где он должен был оставаться простым зрителем предполагаемых успехов коллег. Я мог бы даже добавить на основании одного пассажа из Флора, который я приведу ниже, что Юба принял командование над левым флангом, состоявшим из африканцев и слонов, которых он недавно привел. Сципион тогда должен был находиться на правом фланге вместе с римлянами. Это можно доказать, опираясь на текст, который я процитировал, рассказывая об избиении тех его солдат, которые сдались, прося пощады, поскольку очевидно, что они должны были быть римлянами, чтобы отважиться после своего поражения взывать к покровительству и гражданским чувствам (fidem) Цезаря¹².

Эти решения и расчеты конфедератов были расстроены предвидением диктатора. Благодаря дезертирам, которые каждый день прибывали к нему, он знал все, что происходило во вражеском лагере. Ему было известно, что Юба должен был командовать левым флангом и что слоны этого государя, недавно отловленные, еще не приучены к сражениям. Отсутствие дарований у командира и худшие качества вражеских войск должны были стать для Цезаря залогом его победы. Тогда он решился атаковать своим правым флангом и не без оснований поставил на этом участке самый бесстрашный из своих легионов, этот грозный Десятый, который он всегда приберегал для решающих ударов. События оправдали его ожидания: «Избиение, — говорит Флор, — началось с войск Юбы. Его слоны, недавно пойманные в лесах и еще непривычные к битвам, испугались при первом звуке горна; тут же и армия обратилась в бегство»¹³. В действительности, как только левый фланг противника оказался прорван, Цезарь должен был совершить маневр, чтобы обогнуть центр и правый фланг помпеянцев, которые, находясь под угрозой окружения и уже наполовину побежденные, тут же кинулись искать спасения в бегстве.

Такова идея, сложившаяся у меня относительно плана этой битвы и действий Цезаря. Мне могут возразить, что атака произошла скорее из-за нетерпения войск, чем по воле командира, потому что, согласно Гирцию и Флору, трубы дали сигнал к наступлению, не получив на то приказа. Я отвечу, что этот факт, каким бы странным он ни был, ничего не меняет в моих предположениях, поскольку в тот момент, когда сигнал раздался на правом фланге, не только был выработан план атаки, но каждое подразделение заняло свое место и получило соответствующие приказы. Как бы там ни было, я с трудом поверю, что столь суровый в отношении дисциплины командующий, каким был Цезарь, позволил бы проявить неповиновение в подобных обстоятельствах, поэтому я склонен видеть в его нежелании давать сигнал к началу боя психологический расчет — задеть самолюбие своих солдат и вынудить их принять решение победить либо умереть, раз уж они посчитали, что бросились в бой сами и вопреки воле своего командира.

Примечательной особенностью баталии при Тапсе является то, что она закрывает первый период военной истории слонов. В течение трех столетий вопрос о применении этого средства ведения войны более не стоял, и чтобы увидеть этих животных в составе армий, нужно перенестись во времена сасанидских царей и снова оказаться на равнинах Персии и Месопотамии. Другое обстоятельство, достойное быть отмеченным, заключается в том, что первый и последний из полководцев, против которых сражались слоны в этот начальный этап своей военной истории, были самыми великими военачальниками древности — Александр, который открыл для них дорогу на Запад, и Цезарь, положивший конец их участию в сражениях эпохи¹⁴.

Примечания:

[1] «Elefhanti quatuor capti, reliqui omnes num?ro quadraginta interfecti» («Четыре слона были захвачены, все остальные, числом 40, убиты») (Sallust., Bell. Jugurth., 57). Мутул, восточный приток Макара или Баграда, протекает на небольшом расстоянии от Замы. Именно так его обозначил д’Анвиль на своих картах.
[2] Согласно Плутарху, Иарб не погиб, а попал в плен.
[3] Эти события произошли спустя приблизительно 26 лет после смерти Югурты. То немногое, что мы знаем о них, было изложено президентом Броссом, попытавшимся восстановить «Римскую историю» Саллюстия, собрав с величайшей проницательностью сохранившиеся фрагменты труда этого писателя.
[4] «Бесчисленная знать».
[5] Тапс (Thapsus или Tapsus) находился приблизительно в 30 лье на юго-восток от Карфагена, на побережье напротив Мальты. Путешественник Шау полагает, что он нашел его руины в Демассе, около Эль-Мадии, в Тунисском регенстве.
[6] «Ante ipsa cornua quinis cohortibus contra bestias conlocatis, sagittariis, funditoribusque in utrisque comibus dispositis, levique armatura inter ?quit?s interjecta» («Перед самыми флангами против слонов были поставлены по пять когорт, лучники и пращники были размещены на обоих флангах, легкая пехота — между всадниками») (Hirt., Bell, afric., 81).
[7] «Signo felicitatis dato» (Hirt., Bell, afric., 83).
[8] «Desperata salute, in quodam colle consistant, atque, armis demissis, salutationem more militari faciunt. Quibus miseris ea res parvo praesidio fuit: namque milites veterani, ita et dolore incensi, ut parcerent hosti non poterant adduci… Itaque ii omnes Scipionis milites, quum fidem Caesaris implorarent, inspectante ipso Caesare, et a militibus deprecante, eis uti parcerent, ad unum sunt interfecti» («Отчаявшись в спасении, они собрались на каком-то холме и, опустив оружие, салютовали по военному обычаю. Но это обстоятельство принесло мало пользы несчастным, ведь ветераны были так озлоблены, что врагу нельзя было склонить их к пощаде… Поэтому все эти солдаты Сципиона, хотя и умоляли Цезаря о пощаде, были перебиты до одного у него на глазах, несмотря на то, что он упрашивал воинов, чтобы они сжалились над ними») (Hirt., Bell, afric., 85).
[9] Guischardt Ch. Th. Campagne de C?sar en Afrique // M?moires militaires…
[10] «Nihil ergo inter Pharsaliam et Thapson, nisi quod amplior eoque acrior Caesarianorum impetus fuit» (Flor., Epitoma, IV, 2).
[11] «Juba homo superbissimus inertissimusque» (Hirt., Bell, afric., 57).
[12] «Ii omnes Scipionis milites, quum fidem Caesaris implorarent, etc…» (см. выше с. 142).
[13] «Strages a Juba coepit. Ejus elephanti bellorum rudes et nuperi a silva, constemati subito clangore; statim et exercitus in fugam» («Первым понес поражение Юба. Его слоны, недавно отловленные в лесах, непривычные к войнам, были напуганы внезапным шумом; тут же обратилось в бегство и войско») (Flor., Epitoma, IV, 2).
[14] В главе X следующей книги мы расскажем о дальнейшей судьбе слонов, захваченных Цезарем в битве при Тапсе. Напоминанием об этой великой победе станет часто встречающаяся фигура слона на медалях диктатора и рода Юлиев (gens Julia). Изображение № 8 воспроизводит одну из этих медалей.

Источник:

Арманди П. Д. Военная история слонов. «Филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета», «Нестор-История». Санкт-Петербург, 2011.
Перевод: А. Банников.