Римская Слава - Военное искусство античности
Новости    Форум    Ссылки    Партнеры    Источники    О правах    О проекте  
 

Диадохи (Delbruck H.)

Древняя Македония • 6 сентября 2010 г.

Из мирового государства Александра выросло несколько небольших государств, основанных его военачальниками. Эти государства представляют собой то, что мы могли бы назвать военной монархией, – термин, еще не применимый к власти Александра. Наибольшее из этих государств – Сирия – лишено каких-либо естественных, национальных или географических основ; Египет хотя и не имеет национального единства, зато обладает географической базой; наконец, Македония сохраняет отчасти характер национального государства.

Войска этих государств по большей части состоят из наемников; большой приток варваров в большей или меньшей степени ассимилируется греко-македонской основой. Качество войск значительно падает, ибо отблески героической романтики, падавшие на воинов от личности и мировых завоеваний Александра, теперь потухли, а ведение войны свелось к лишенным всякой идеи междоусобным сражениям мелких царьков и было поставлено на деловую ногу. Но наемные войска как войска профессиональные обладают все-таки настоящей добросовестностью и выучкой, и мы не можем не признать этой тщательной выучки за эллинистическими войсками в течение полутора веков после Александра. Источники определенно свидетельствуют о наличии инструкторов строевого дела и тщательном обучении1.

Первоначальный размах в военном деле, принесенный македонянами еще из полуварварских времен или данный им двумя великими их царями, теперь возмещается искусной военной выучкой. Часть наемников образует постоянное войско2.

Эта эпоха ставит вопросы военного искусства в трех плоскостях. Первый из них – вопрос о слонах.

Этот новый род войск является центральной проблемой эпохи. Как он был введен в уже готовый военный организм? Как его комбинировали с пехотой и кавалерией? Как далеко простиралось влияние нового элемента на функции прежних? Как протекало сражение, когда с обеих сторон имелись слоны?

Второй проблемой является внутреннее развитие фаланги, постепенное удлинение сариссы.

Третий вопрос – это развитие взаимоотношений различных родов войск. Кёхли и Рюстов выдвинули положение, по которому кавалерия постепенно становится единственным решающим родом войск; она постепенно развивается все больше, и фаланга, собственно говоря, не участвует в сражении, а только выжидает исхода кавалерийского боя и подчиняется ему.

Непосредственно из военной истории тех времен можно мало что вывести. У нас, правда, имеется достаточно рассказов (Диодор и Плутарх), но они в высшей степени недостоверны. Хотя многое в них может быть правильно, но правильное в них нельзя с уверенностью отличить от ложного. Многие факты кажутся достаточно достоверными, чтобы просто пересказать их, но они недостаточно достоверны, чтобы сделать из них выводы, нужные нам для нашей цели.

Вопрос о слонах мы разберем после того, как просмотрим все дальнейшие сражения, в которых участвовали эти животные, вплоть до последнего сражения – сражения при Тапсе.

Вопрос о сариссах мы тоже будем обсуждать там, где столкнемся с ним практически, особенно при последних сражениях македонян с римлянами. Эпирского царя Пирра, который принадлежит в военном деле к последователям Александра Македонского, тоже лучше всего касаться в связи с историей военного искусства у римлян.

Третий вопрос, о взаимоотношении пехоты и кавалерии, мы можем разрешить, просто оставив его в стороне. Дело в том, что при ближайшем исследовании первоисточников предположение Кёхли и Рюстова оказывается несостоятельным; численное взаимоотношение со времени Александра существенно не изменилось.

Значит, исключая слонов и удлинение сарисс, македонское военное дело не изменилось в основном со времен Александра, и мы из этого можем вывести заключение, что греческие государства, самостоятельность которых была довольно непрочной, подражали усовершенствованному военному искусству македонян и переняли у них даже сариссу.

Удивительно то, что когда галлы напали на страну, преемникам Александра оказалось не под силу с ними бороться. Дело было не в личностях; скорее можно сказать, что искусство и выучка в военном деле просто не выдержали естественного натиска храбрых и решительных варваров. Только огромная мощь сирийского царя Антиоха I с его слонами удержала напор галлов. Предание передает его слова: «Мне стыдно, что мы обязаны своим спасением этим 16 животным». Но о подробностях этих событий мы недостаточно осведомлены.

1. Мнение Рюстова и Кёхли, что конница росла в то время и по значению, и по числу, уже Бауэром не принималось во внимание. Дошедшие до нас цифры (Дройзен, стр. 134) устанавливают соотношение пехоты и кавалерии, как и в войсках Александра, в пропорции 5–7 к 1. Отклонения в ту или другую сторону могли быть обусловлены особыми обстоятельствами, о которых мы можем высказывать более или менее вероятные предположения. При этом совершенно отпадает вопрос, который ставит Дройзен на стр. 154, не найдя на него ответа, именно: почему в более поздние эллинистические времена фаланга снова приобретает такое большое значение, тогда как конница свое значение теряет.

Для лучшего обзора я свожу дошедшие до нас цифры в общую таблицу, хотя и не хочу этим сказать, что все они абсолютно верны.

2. В сражении при Кранноне (Диодор, XVIII, 17) греческая кавалерия победила македонскую, хотя она состояла из 3 500 всадников против 5 000 македонян. Но греческая пехота, численностью в 25 000 чел., была опрокинута македонской, насчитывавшей 43 000. Греки, надеясь на боеспособность своих всадников, поставили их впереди фаланги («перед фалангой пеших»). Греческая фаланга отступила на более высоко расположенную местность и этим отразила натиск враждебной фаланги. Победоносная греческая конница повернула назад, когда увидела отступление своей фаланги, но не вмешалась в сражение. Все это чрезвычайно неясно.

3. Диодор и Плутарх рассказывают об Эвмене. Он в мудром предвидении обеспечил себя многочисленной, хорошо обученной конницей; с ней он победил сначала Неоптолема, причем разбил также его фалангу, после того как та, победив его пехоту, расстроила свой боевой порядок. Во втором сражении дело не доходит до столкновения с пехотой, так как Эвмен, разбив кавалерию противника благодаря своему численному перевесу (5 000 против 2 000), завязывает переговоры с неприятельской фалангой, чтобы склонить ее к переходу на свою сторону.

4. Бой при Оркинии не может дать ничего для истории военного искусства, так как успех был достигнут в результате предательства.

5. У Кретополиса Антигон имел такой большой перевес, а описание Диодора так мало наглядно, что для истории военного искусства и тут материалов не найти.

6. Диодор дает очень подробное описание (XIX, 27–31) сражения при Паретакене между Антигоном и Эвменом (317 г.); однако я сомневаюсь, насколько все эта описание можно считать исторически верным. Не останавливаясь на подробностях, я укажу сейчас те пункты, которые заставляют меня подозрительно относиться ко всему повествованию, не говоря уже об общей ненадежности этого источника. Диодор указывает силы довольно точно, но, как уже заметили Рюстов и Кёхли, цифры не совпадают между собой (примеч. к стр. 371).

Эвмен будто бы построил перед своим левым крылом уступом 45 слонов с лучниками и пращниками в интервалах3.

Рюстов и Кёхли считают этот уступ за уступ, вынесенный вперед. Это возможно, но едва ли целесообразно. Выдвинутый вперед уступ, если только он не упирается флангом в непроходимую местность, всегда может быть обойден.

В центре стояла пехота, на правом крыле – опять кавалерия и перед ней 80 слонов с легковооруженными. Спрашивается: почему слоны стояли на одном крыле уступом, а в центре и на другом крыле – впереди остальных войск? Как могла действовать фаланга позади тех 40 слонов, которые были ей приданы? Должна ли она была, двигаясь за ними, атаковать неприятельскую фалангу, когда она будет расстроена слонами? Антигон будто бы тоже ставил слонов впереди своей фаланги. Но в описании боя мы ни слова не находим о слонах обеих сторон: фаланги наступают друг на друга, как всегда. Антигон обращает внимание на то, что правое крыло противника было особенно сильно благодаря слонам и лучшим всадникам. Но из собственного рассказа Диодора видно, что большая часть слонов и значительный перевес всадников были именно на другом месте.

Антигон тоже построил, подобно своему противнику, всадников всего левого крыла уступом4.

Рюстов и Кёхли рассматривают этот уступ как осаженный назад. Антигон шел в наступление косым строем, с выдвинутым правым крылом. Несмотря на это, наступление было начато не этим, а отставшим левым крылом. Оно состояло главным образом из легкой кавалерии, которая, боясь прямо идти на слонов, попыталась напасть на неприятеля с фланга. Так как Эвмен со своей тяжелой кавалерией не мог равняться с ними, то он взял в подкрепление легкую кавалерию с другого крыла. Спрашивается, почему он не направил своих слонов, которые были у него под рукой, против неприятельских всадников, а в особенности, — как он решился так ослабить свое левое крыло, которое было под наибольшей угрозой наступающего крыла противника.

С помощью этого подкрепления, в котором действуют и слоны, но только «следуя» (???????????????) за войском, Эвмен побеждает левое крыло противника; точно так же его фаланга, имея численный перевес (35 000 против 28 000), побеждает фалангу противника.

Во время этого сражения нападающее – якобы продвинутое вперед — крыло Антигона держалось совершенно пассивно. Надо было бы полагать, что победоносное войско Эвмена под превосходным его руководством выделит несколько отрядов в тыл и во фланг еще стоящего на месте неприятельского крыла, дабы закончить победу. Вместо этого Диодор повествует нам о том, как победоносные войска Эвмена занимаются исключительно преследованием разбитого противника; левое крыло остается на месте, так что боевой порядок нарушается и получается разрыв. В эту брешь врывается Антигон со своими всадниками и разбивает до тех пор пассивное, ослабленное отделением от прочих войск крыло противника; получив это известие, его разбитое войско останавливается, а Эвмен возвращает своих солдат из наступления. Каким образом вышло, что частичная победа одной девятой всего войска, при восьми девятых, обращенных в полное бегство, решила победоносный исход сражения, – совершенно неясно. При превосходной дисциплине своих войск Эвмен мог бы еще из преследования отозвать несколько отрядов и противопоставить их Антигону.

И, наконец, уже совершенно непонятен и фантастичен последующий рассказ Диодора о том, как оба войска ночью идут на расстоянии 400 футов друг от друга.

7. В сражении под Габиеной (в 316 г.) Эвмен снова поставил 60 лучших своих слонов уступом перед своим левым крылом, а остальных, как и Антигон, поставил перед фронтом (Диодор, XIX, 40–43).

В кавалерийском бою левого крыла Эвмен, – и без того более слабый в отношении кавалерии, а к тому же предательски покинутый одним из корпусов, – был разбит наголову. Мы не находим сообщения о том, чтобы ему принес какую-либо пользу большой перевес в числе слонов. Мы слышим только, что слоны дрались друг с другом и что слон-вожак этой стороны пал в битве с противником.

В пехотном сражении решительно побеждает превосходящая своей численностью и качествами фаланга Эвмена: она без единой потери в своих рядах убивает 5 000 чел. в войсках противника. О слонах и легковооруженных, которые должны были стоять перед фронтом, вообще ничего не сказано.

О боях на другом фланге, на котором находилась конница и который удерживали оба противника, тоже ничего не сказано.

Собственно, теперь должна была развернуться весьма своеобразная картина боя, так как на одной стороне была очень сильная и хорошо обученная пехота (36 700 чел.) и много слонов, а с другой стороны – кавалерия (9 000) и половинное число слонов. Перевес, несомненно, находился на одной стороне – именно у Эвмена, тем более что он имел в своем распоряжении еще часть кавалерии. Фаланга отбивает атаку кавалерии Антигона, образуя каре, но тут ход сражения внезапно нарушается, так как войска Эвмена предают своего полководца и выдают его противнику; Антигон во время сражения занял своей более сильной кавалерией лагерь Эвмена, где находились жены и дети солдат, и это будто бы изменило настроение воинов; однако непонятно, почему их не двинули сразу на лагерь, чтобы очистить последний от вторжения, – тем более, что лагерь был расположен всего в 1 500 шагах за полем сражения.

8. Бой при Газе (312 г.) был бы весьма интересен в военно-историческом отношении, если бы до нас дошли сколько-нибудь достоверные описания. По единственному имеющемуся источнику (Диодор, XIX, 80–84), Деметрий имел перевес в кавалерии (5 0005 против 4 000) и в слонах (40 голов), которых у его противника, Птолемея, совсем не было. Зато последний был гораздо сильнее в пехоте (18 000 против 11 000 тяжеловооруженных и «огромное количество» легкой пехоты против 18 000). Мы должны были бы ожидать сражения, подобного габиенскому. Сражение разыгрывается исключительно между левым крылом Деметрия, состоящим из всадников, 30 слонов и стрелков, и правым крылом Птолемея, состоящим из тех же родов войск, за исключением слонов. В них-то и был перевес Деметрия. Но Птолемей изобрел против слонов своеобразный способ обороны. Он выставляет перед своим правым крылом загородки, соединенные между собой цепями и окованные железом. Каким образом эти загородки должны были удержать слонов, ясно не сказано. Нельзя наспех сделать такой частокол, который смог бы удержать слонов. Дальше, при описании сражения, говорится о мягких ногах слонов и о том, что они натыкались на острия этого частокола. Тогда надо предположить, что речь идет о каких-то силках или, как предполагает Г. Дройзен, о перевернутых боронах, связанных цепями, чтобы нельзя было их убрать. Но ????? (кол) вовсе не имеет этого значения, а, кроме того, нам это толкование мало чем поможет. Расстановка и сковывание «борон» цепями производились ведь на глазах у неприятеля. Очевидно, всадники тоже видели это, а, следовательно, благодаря препятствию, какое представляет такая преграда не только для противника, но и для своих войск, конное сражение разыгрывается на внешнем крыле, причем обход войск Птолемея развивает его еще дальше в ту же сторону, с уклонением, таким образом, от «частокола». Только те, для кого он предназначен, т.е. слоны, -вместо того, чтобы оказывать свое всегдашнее действие на всадников, — идут прямо туда, где их ожидают. Тут их встречают легковооруженные с метательными снарядами, частокол или бороны задерживают их и ранят. Они попадают в плен; храбрых, побеждающих вначале всадников Деметрия охватывает страх, они обращаются в бегство, и сражение проиграно.

Все это описание — пустые россказни; из них нельзя ни слова взять для исторического изображения события.

Читая об искусственных препятствиях для слонов, можно еще представить себе то, о чем рассказывает Диодор (XVIII, 71). Но тут речь идет совсем о другом. Дамис, для того чтобы произведенную противником при осаде Мегалополя брешь в стене сделать недоступный для слонов, велит разложить доски, в которые вбиты крепкие гвозди, и слегка прикрывает землей. Через них слоны, конечно, не могут пройти, но ведь тут речь идет об определенном участке при обороне, времени на эту работу было достаточно, и она могла вполне быть скрыта от противника.

9. О сражении при Ипсе (301 г.), кроме нескольких отрывков у Диодора (XXI, 1), имеется краткое сообщение у Плутарха («Деметрий», гл. 29). Союзники имели, при приблизительно одинаковой силе пехоты и кавалерии, большой перевес в слонах (400 или 480 против 75). Деметрий сначала разбил враждебную кавалерию и стал ее преследовать; когда же он повернул обратно, ему на пути стали слоны противника так, что он не мог напасть на фалангу противника, ни защитить фланг свой фаланги. Угрожаемая остатком кавалерии противника, фаланга Антиоха частью перешла к неприятелю.

Если верить этому описанию, то сражение при Ипсе было первым, которое было решено слонами. У Гидаспа, при Паретакене, при Габиене и Газе всегда терпит поражение та сторона, где больше слонов, да собственно и при Ипсе они не приводят к настоящему тактическому решению.

10. Победа Антиоха над галлами рассказана у Лукиана в «Зевксис или Антиох» (изд. Якобица, 1, стр. 398). Рассказ довольно подробен, но маловероятен. У галлов будто бы имелись боевые колесницы; сирийское войско состояло большей частью из легковооруженных. Победу решают исключительно 16 слонов, вид которых совершенно незнаком галлам. Лошади сразу поворачивают и врезаются с колесницами в ряды своих войск; общая паника охватывает варваров, и все войско погибает или попадает в плен.

Примечания:

[1] Дройзен (стр. 155) делает на основании этого тщательного обучения неправильный вывод об ухудшении солдатского состава. Скорее, это указывает на энергию, с какой проводилось военное воспитание, на крепкий военный дух. Мысль, высказанная им на стр. 132, что по мере того как росло войско, ухудшался его состав, тоже неосновательна. В огромных владениях диадохов пригодный для военной службы материал едва исчерпывался 100 000 человек, и «пираты» могли быть прекрасными солдатами.
[2] Афиней (V, 35, 202 и сл.) говорит о наборе, произведенном в Александрии около 275/4 г., когда в состав войска вошло 57 600 пехотинцев и 23 210 всадников.
Аппиан (в «Prooemium», гл. 10) сообщает, что Птолемей II имел к концу своего царствования войско в 200 000 чел. пехоты, 40 000 всадников, 300 слонов, 2 000 боевых колесниц, 1 500 военных и 2 000 грузовых кораблей.
Пауль М. Мейер (Paul M. Meyer, Das Heerwesen der Ptolemaer und Romer in Aegypten, стр. 8 ) принимает эти цифры. Но нетрудно установить, насколько они преувеличены. Надо только представить себе 57 600 пехоты и 23 210 всадников проходящими по улицам города. Если в Египте тогда было 3–4 млн. населения (Beloch, Bevolkeruhg, стр. 258) или 7 млн., как указывают источники, с мнением которых согласен У. Вилькен (U. Wilcken, Griech. Ostraka aus Aegypten und Nubieh, стр. 490), то постоянное войско в 240 000 составляло от 3,5 до 7% всего населения. Даже пятая часть приведенных цифр была бы достаточно велика.
[3] «Перед ними он на загнутом фланге расставил 45 слонов, а в промежутках между слонами поставил достаточное число стрелков (лучников) и пращников».
[4] «У левого крыла… он загнул фланг».
[5] Согласно гл. 69, у Деметрия было 5 000 всадников; но если сложить перечисленные в описании боя отдельные части, то выходит только 4 400 всадников.

Источник:

Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. «Директмедиа Паблишинг». Москва, 2005.

 
© 2006 – 2019 Проект «Римская Слава»