Римская Слава - Военное искусство античности
Новости    Форум    Ссылки    Партнеры    Источники    О правах    О проекте  
 

Фермопилы (Delbruck H.)

Марафон послужил персам уроком, что победа над эллинами требует более внушительных сил.

Поэтому для нового похода было снаряжено значительно большее войско, – настолько большее, что на одном только флоте его едва ли можно было перевезти; а так как поход был к тому же еще рассчитан на покорение всей Греции, то пришлось избрать сухопутный способ передвижения с тем, чтобы одновременно, по мере передвижения вперед, покорять все лежащие на пути страны и таким образом принудить еще независимые народности к признанию персидского владычества. Сухопутную армию сопровождал большой флот, на котором лежала тройная задача: снабжать армию продовольствием, победить греков на море и обеспечить армии возможность совершения водным путем обходов в тех случаях, когда на суше они окажутся неосуществимыми.

О том, как протекала эта война, мы можем составить себе еще значительно менее ясное представление, чем о первом походе. События при Марафоне настолько просты, что если только отбросить легендарные преувеличения вроде чудовищных размеров персидской армии и полуторакилометрового бега афинской фаланги, то одних намеков и преданий достаточно для того, чтобы понять логическую связь целого. Вторая война сложнее. Политические соображения не только Афин и Спарты, но также и второстепенных государств сталкиваются с соображениями стратегическими; сухопутная армия и флот оспаривают друг у друга верховное руководство. Эти различные силы и противоречивые интересы непрерывно скрещиваются.

При таких обстоятельствах совершенно невозможно из одного лишь легендарного предания извлекать по нитям историческую основу. Однако то, что существенно для нас, а именно выяснение, на каком уровне стояло военное искусство в этот решающий момент мировой истории, оказывается все-таки возможным, даже если мотивы отдельных стратегических операций приходится лишь угадывать.

Естественным стремлением греков было немедленно запереть перед наступающей неприятельской сухопутной армией те немногочисленные горные проходы, которые ведут с севера в Элладу. От обороны первого самого северного прохода – Темпейского ущелья – им пришлось, однако, отказаться, так как выяснилось, что дальше в глубь страны существовали другие проходы и что некоторые племена, жившие по эту сторону Темпейского ущелья, примкнули к персам. Второй горный проход – Фермопильская теснина между горой Этой и морем – был своевременно занят войском под предводительством Леонида.

Здесь возникает вопрос общего порядка: таков ли действительно наилучший способ использования гор при обороне страны и были ли уже известны грекам основные законы стратегического использования гор, возникающие из самой природы войны.

Современная глубоко продуманная стратегия применяет горы не для прикрытия страны, а по способу Леонида. Через любой горный кряж, в том числе и через Эту, всегда найдется, ближе или дальше, поудобнее или потруднее, несколько дорог. Занять все эти пути чрезвычайно затруднительно, а защитить их все никогда не удается1.

Неприятель всегда найдет место, где он сумеет прорваться или благодаря своему численному превосходству, или благодаря недостаточной бдительности противника, или же зайдя в тыл одному из оборонительных заслонов и используя для этого хотя бы простую горную тропинку; когда же линия прорвана где-нибудь в одном месте, то отряды, занимающие все другие проходы, подвергаются величайшей опасности. Если они не будут в кратчайший срок предупреждены и не снимутся тотчас с места, то могут потерять возможность отступления; и даже если им удастся уйти без потерь, они все же остаются отрезанными друг от друга или с большим трудом смогут добиться возобновления взаимной связи.

Следовательно, совершенно не требовалось обманувшее всякую бдительность позорное предательство изменника Эфиальта для того, чтобы персам открылось Фермопильское ущелье.

В неприятельской стране, как и всюду, нужен проводник, и его всегда приобретают добром или силой, подкупом или побоями; идея же обхода отнюдь не является результатом новейшей теории военного искусства, а свойственна полководцам с самых древних времен. Уже в сказании о борьбе Астиага с Киром персы завладевают мужественно защищаемым ущельем благодаря умелому обходу. В непосредственной близости от Фермопил проходит та самая тропа, по которой, по Геродоту, персы в 480 г., галлы в 278 г. и римляне в 191 г. обошли защитников ущелья.

От самой Трахиды, где начинается эта тропа, проходит еще и другая дорога, ведущая прямо через горы в Дориду. Эта дорога была использована частью персидских войск. Несколькими милями дальше, у горы Коракс, в 191 г. перевалил свое войско консул М. Ацилий Глабрион. Переход был очень труден и стоил больших потерь, но все же он удался2. Ксеркс был достаточно силен, чтобы использовать одновременно все эти проходы; его войско и без того было разделено на три части и шло по параллельным дорогам. Следовательно, рано или поздно, он все равно зашел бы защитникам ущелья в тыл, если бы ему не удалось справиться с ними с фронта.

Оборона горных проходов имеет смысл лишь тогда, когда она ставит себе целью не окончательное задержание неприятеля, а лишь принуждение его к известной потере времени и к принятию кровопролитных боев. Если же хотят использовать горы для того, чтобы действительно отразить вторжение превосходящих по численности войск, то по теории тактики следует собрать все силы против того прохода или одного из тех проходов, которым должен воспользоваться неприятель; затем, в тот момент, когда из теснины вышла лишь часть его войск, на него нападают врасплох. Если удастся разбить эту – еще относительно слабую и не развернувшуюся в боевой порядок – часть, то неприятель понесет большие потери. Ему придется вернуться в ущелье, а отдельные отряды могут оказаться совершенно отрезанными и будут поголовно истреблены.

В том же случае, когда неприятель предпринял переход через горы в нескольких местах одновременно, можно бросить все свои силы на какую-либо часть его войск и таким порядком порознь разделаться со всеми частями противника, действуя все время объединенными силами. Эта уловка настолько проста, что мы встречаем ее применение уже в древнейших военных преданиях. Первым великим народом-завоевателем по легендарным историческим преданиям были ассирийцы при царе Нине. И вот, когда царь Нин, как рассказывает предание, пошел на бактрийцев, бактрийский царь дал одной части ассирийцев спуститься по горным ущельям в свою страну, а затем напал на нее и разбил. Но Нин оказался настолько силен, что проникших через другие ущелья отрядов было достаточно для того, чтобы в конечном счете все-таки победить бактрийцев3.

Итак, мы должны признать, что принципы стратегического использования гор были известны уже в древнейшие времена, но греки в 480 г. не имели возможности следовать им. Пришлось бы собрать все силы у горы Эты и здесь дать наступательный бой. Но это было невозможно уже по чисто политическим соображениям. Нельзя ждать от конгломерата мелких республик, чтобы они выслали так далеко от дома все свои силы и подвергли их всем опасностям наступательного боя еще до того, как над их собственной страной нависнет непосредственная угроза; при этом значительная часть их, а именно афиняне, была занята во флоте. Но прежде всего греки не имели тактической возможности дать наступательный бой ввиду наличия у персов конницы. Только искусно выбранная оборонительная позиция с обеспечением флангов дала победу при Марафоне. Если бы грекам снова удалось занять подобную же позицию, то, конечно, персы на этот раз на них не напали бы, а, обойдя ее – в данном случае при помощи флота, – искали бы сражения в открытом поле.

Позднейшее предание4 рассказывает, что Фемистокл, избранный афинянами в полководцы, с самого начала отказался от всякой обороны на суше и хотел как можно дальше выйти с флотом навстречу персам. В сущности это было бы в то время наилучшим решением. Все равно морское сражение было неизбежно; а в случае удачи победа над персидским флотом создала бы более благоприятные условия для победы на суше: большая часть экипажа могла выйти на сушу, надеть гоплитские доспехи и составить подкрепление сухопутной армии. Персы же для своих стратегических маневров лишились бы дополнительного средства – обхода морским путем.

Но при подобном плане действий могли бы возникнуть разного рода препятствия. Отдельные контингенты греческого флота едва ли смогли бы так скоро приготовиться и собраться в далекую экспедицию, к самому Геллеспонту; риск был очень велик, тем более что персидские суда держались с большой осторожностью у берегов, пока сухопутное войско не подошло к границам Эллады.

Таким образом, становится понятным, почему греки, наконец, избрали средний путь; они попытались закрыть проход при Фермопилах, тогда как флот поджидал неприятельские корабли у северной оконечности Эвбеи близ мыса Артемизия. Афиняне, еще принимавшие большое участие при занятии Темпейского ущелья, теперь изменили свой взгляд, сосредоточили все силы исключительно на флоте и не доставили контингента в войско Леонида. Занятие Фермопил является, очевидно, лишь дополнительным штрихом к основному стратегическому плану: дать сражение в открытом море, к северу от Эвбеи. Дальше к северу невозможно было бы собрать все разрозненные контингенты флота, даже у Артемизия их не удалось собрать полностью; отойти же дальше на юг значило бы оставить Среднюю Грецию без обороны на разгром сухопутному персидскому войску, так как Фермопилы были единственной позицией, где была еще надежда его задержать, покуда флот прикрывает с моря фланг фермопильского отряда. Часто высказывалось удивление, почему греки не усилили войско Леонида; хотя и нельзя полагаться на дошедшие до нас цифры, но все же достоверно известно, что при общей численности воинов-спартиатов около 2 000 чел. Леонид имел в своем распоряжении лишь 300 из них. Из этого следует, что и другие государства выслали лишь небольшие отряды ил же вовсе ничего, однако это легко поддается объяснению. Грекам была знакома опасность обороны в горах. Когда закрытие прохода не удается, то это означает не только потерю позиции, но и гибель большей части всего войска, и чем последнее сильнее, тем большая часть его обречена, так как более многочисленному войску труднее отступать. Для отступающего войска персидские всадники и лучники были особенно опасными преследователями. Между тем, чтобы закрыть ущелье, было достаточно и не большого войска; в самом деле греки проиграли в конечном итоге сражение не потому, что их отряд был численно слаб, а лишь из-за недостаточной бдительности.

Фермопилы же – хотя я и впервые высказываю это здесь – являются, в общем стратегическом замысле греческой обороны лишь второстепенным вспомогательным действием. Ведь расчет при занятии этой позиции был основан на надежде, что греческому флоту удастся победить персидский у Артемизия, и тогда неприятельскому сухопутному войску придется отказаться от своих намерений и отступить. Сама по себе оборона Фермопил не имела почти никаких шансов на успех; она являлась, если рассматривать ее изолированно, лишь героической попыткой, при которой отнюдь не было поставлено на карту сразу все. С формальной и с материалистически-военной точки зрения это было, можно сказать, ошибкой, но в то же время этого требовала необходимость иного порядка. Не отдавать варварам без боя доступ в исконно эллинские земли было неизмеримо важно с моральной точки зрения.

И Леонид понял и выполнил сущность своей задачи. Как только стало известно, что персы совершили обход, он приказал главной части своего войска начать отступление; сам же со своими спартиатами остался для того, чтобы прикрыть это отступление и вместе с тем достойным образом осуществить идею возложенной на него борьбы. Гибель спартиатов является не только одной искупительной жертвой и не только одной геройской смертью в бою, прикрывавшем отступление, она – и то и другое одновременно.

Критики утверждают, что Леонид должен был отступить; несомненно, сами критики на его месте отступили бы. Эти слова Генриха Лео можно привести и в нашем военно-историческом обзоре как наилучшую характеристику сражения при Фермопилах.

Как Мильтиад своей оборонительно-наступательной тактикой при Марафоне доказал, что Эллада уже усвоила основные законы военного искусства, так Леонид воплощает моральное начало в войне, его значение, его ценность; не только рыцарскую личную храбрость и геройскую смерть, но и геройство как органический элемент войны, как сознательное военное действие.

Доказательство тому, что греки сознавали эту идею, дает нам поэт, который в словах, классических, как само событие, запечатлел его смысл на все времена:

«Путник, когда ты прибудешь в Спарту, сообщи там, что ты видел нас здесь павшими, как повелевал нам закон».

***

1. Чем больше себе уясняешь, что греки не могли принять сражение с персами на суше до победы над персидским флотом, тем поразительнее кажется то, что афиняне выслали сначала к Темпейскому ущелью большое сухопутное войско, да еще под предводительством Фемистокла, который из всех греков наиболее правильно сумел оценить стратегическое положение.

Возможным кажется следующее объяснение. Когда греки шли к Темпейскому ущелью, то не только беотяне, но и фессалийцы были на их стороне, причем те и другие, в особенности же фессалийцы, располагали прекрасной конницей. Следовательно, Фемистокл, может быть, имел в виду не запирать Темпейский проход, – что являлось совершенно безнадежным, так как персы имели возможность обойти его не только по суше, но и с моря, – а с фессалийской конницей дать сражение выходящим из ущелья персам. Этот замысел оказался невыполненным главным образом потому, что на фессалийцев трудно было положиться, а остальные греки явились с недостаточными силами; только тогда Фемистокл повел афинян по другой линии – померяться сперва с персидским флотом – и к Фермопилам уже вовсе не послал войска.

Таким образом, Фермопилы представляли заранее потерянную позицию (надежда могла быть только одна, а именно, что персы сперва проиграют сражение на море и вынуждены будут отступить), и на Леонида была возложена задача с честью умереть в пример всем эллинам.

2. У Диодора (XI, 4) приводится (по Эфору) не получивший до сей поры никакого доверия рассказ, который, однако, исходя из всего вышеизложенного, очень похож на истину. По этому рассказу Леонид хотел взять из Лакедемона лишь 1 000 чел.; когда же эфоры предложили ему больше, он ответил, что для закрытия ущелья не хватит и тех, но что в действительности ему предстоит не запереть ущелье, а вести спартиатов на смерть. Если он пойдет туда со всем народом, то Лакедемон погибнет. Возможно, что число 1000 является в рассказе произвольным, так же как и предложение эфоров дать царю большее войско. Они, вероятно, понимали положение не хуже Леонида. Но для нас существенно то, что здесь в популярной форме сохранилась фактически правильная стратегическая идея. Также и относительно Марафона мы нашли у Эфора предание, правильно оценивавшее военную обстановку.

3. По Геродоту, Леонид удержал при себе также и 700 предложивших себя для этой цели феспийцев, а также фиванцев. Фиванцы передались персам, феспийцы же пали вместе со спартиатами.

Если самопожертвование спартиатов, составлявших военное сословие, кажется незабываемым героическим подвигом, то добровольное участие в нем гражданского ополчения небольшого городка как будто превосходит все человеческие возможности. Факт, что целый город был населен подобными героями, – Феспии не могли иметь больше 700 гоплитов, – совершенно неправдоподобен, и мы не можем принять его на веру по свидетельству одного лишь легендарного предания. Логически рассуждая, это можно объяснить так: персы нагнали феспийцев при их отступлении и, ввиду их сопротивления, перебили их; фиванцы же предпочли сдаться.

4. Против моего взгляда на подвиг Леонида Бузольт (стр. 686, примеч.) возражает, что Леонид, если он хотел прикрыть отступление остального войска, мог во всяком случае и сам отступать до тех пор, пока персидская обходная колонна не очутилась бы снова перед его фронтом; ведь и дальше нашлись бы узкие места, где удобно было бы обороняться. Это возражение совершенно не выдерживает критики. У персов была, конечно, хорошо поставлена дозорная служба, и они немедленно начали бы натиск, как только заметили бы отход неприятеля из ущелья. В результате греки сперва понесли бы большие потери от стрел преследователя, а затем в ближайшем месте были бы снова обойдены. Может быть, незначительной горсточке спартиатов и удалось бы в конце концов спастись, но вся моральная ценность борьбы была бы утрачена. Две стоявшие перед спартанцами задачи связаны между собой безраздельно: самопожертвование ради его моральной ценности и чисто военная цель.

5. (2-е изд.). Я не внес существенных изменений в мое изложение фермопильских событий, как оно дано в 1-м издании, хотя в своем превосходном топографическом исследовании (The great Persian war and its preliminaries; a study of the evidence, literary and topographical, London 1901) Грэнди (Grundy) оспаривает возможность пройти через горы поблизости от Фермопил и, в частности, отрицает существование в древности дороги из Трахиды на Дориду. Но если и не было дороги, то была тропинка, как говорит Мунро (Munro, The journal of Hellenic studies, т. 22, стр. 314, 1902 г.), настолько вообще исправивший и ограничивший выводы Грэнди, что в принципе мое толкование остается в силе.

Какой тропинкой фактически воспользовались персы для обхода, является чисто топографической проблемой, которую нам нет необходимости рассматривать.

Примечания:

[1] Увеличение в новейшее время численности войск вносит поправку в это положение. Чудовищные массы наших нынешних армий позволяют так плотно занять даже длинную горную цепь, что прорваться через нее нелегко. Так, в течение зимы 1914/15 г. австрийцам удалось долго отстаивать Карпаты против русских.
[2] Ливий. XXXVI, 30.
[3] Диодор, II, 6, из Ктесия.
[4] Плутарх, Фемистокл, гл. 7.

Источник:

Дельбрюк Г. История военного искусства в рамках политической истории. «Директмедиа Паблишинг». Москва, 2005.

 
© 2006 – 2019 Проект «Римская Слава»