Римская Слава - Военное искусство античности
Новости    Форум    Ссылки    Партнеры    Источники    О правах    О проекте  
 

Архидамова война (Паневин К. В.)

Стратегические планы сторон

Первый период Пелопоннесской войны носит название Архидамовой войны, по имени спартанского царя Архидама II, который командовал войсками Пелопоннесского союза в начале войны. Архидамова война продолжалась с начала апреля 431 г. до н.э. вплоть до мира, заключенного между Афинами и Спартой в 421 г. до н. э.

Стратегический план Спарты был сформулирован Архидамом в его речи к пелопоннесцам и союзникам. Архидам отметил, что собранные под его командованием войска представляют собой величайшую армию — «огромнейшее и доблестнейшее войско» (II, 11, 1). Афиняне не могли противопоставить им даже половинного числа гоплитов, и для них было бы безумием пытаться сразиться с врагом в открытом поле. Зная это, Архидам хотел спровоцировать афинян на бой, рассчитывая на их ярость, «когда они увидят, что мы опустошаем их землю и истребляем их достояние» (II, 11, 6). К тому же Архидам надеялся, что афиняне, «в среде которых было много цветущей молодежи и которые приготовились к войне лучше, чем когда-либо раньше, перейдут, быть может, в наступление и не станут относиться равнодушно к опустошению своих полей» (II, 20, 2).

В плане Архидама видно стремление лишить группу Перикла поддержки многочисленного аттического крестьянства, которое в случае пелопоннесского нашествия лишилось бы своего имущества; недовольство крестьян должно было сильно затруднить позицию Перикла.

Таким образом, пелопоннесский главнокомандующий хотел кончить войну одним ударом. Только в случае неудачи этого плана должен был вступить в дело исподволь подготовляемый флот, но и тогда ему отводилась второстепенная роль. Возможно, спартанцы рассчитывали и на помощь афинских олигархов. Недаром Перикл отказался вести переговоры со спартанским послом Мелесиппом, отправленным в Афины, перед вторжением Архидама в Аттику, и афиняне отправили с ним провожатых, «чтобы Мелесипп ни с кем не вступал в сношения» (II, 12, 2).

Афинская стратегия нашла свое выражение в речи Перикла: «Он советовал то же самое, что и прежде, именно готовиться к войне и свезти движимость с полей в город, не выходить на битву, но запереться и охранять город, снаряжать флот, составляющий силу афинян, держать союзников в руках» (II, 13,2). Это была оборонительная часть плана; она должна была, учитывая огромное преимущество пелопоннесцев в сухопутных силах, одновременно навязать им войну на истощение, в которой решающую роль сыграли бы флот и финансовая мощь Афин. Длительная блокада берегов Пелопоннеса и пресечение коринфской торговли должны были согласно плану Перикла раньше или позже заставить врага пойти на мировую. Существенную роль в этом плане1 должен был сыграть афинский плацдарм на Ионическом море. Как уже было указано раньше, здесь проходили основные пути коринфской торговли; из Сицилии также шел хлеб в Пелопоннес. Для успеха блокады требовалось проводить ее с обоих флангов. Поэтому афиняне «отправляли посольства преимущественно в местности, соседние к Пелопоннесу: на Керкиру, Кефаллению, в Акарнанию и на Закинф. Они понимали, что в состоянии будут одолеть окрестности Пелопоннеса, если дружба этих местностей будет им обеспечена» (II, 7, 3).

Лучшим подтверждением правильности этого плана служит признание его целесообразности принципиальным противником Перикла: «Властителям моря можно делать то, что только иногда удается властителям суши, — опустошать землю более сильных; именно, можно подходить на кораблях туда, где или вовсе нет врагов, или где их немного… Если бы они (афиняне. — авт.) владычествовали над морем, живя на острове, им можно было бы, вредя при желании другим, не терпеть ничего худого» (Псевдо-Ксенофонт. Афинская полития, II, 4 и 14).

Стратегический план Перикла, как и всякий военный план, был не только военным, но не в меньшей степени и социально-политическим мероприятием. Наиболее уязвимой стороной его было то, что он приносил в жертву интересы афинских крестьян, все имущество которых подвергалось безжалостному уничтожению и полному разгрому. Это обстоятельство предопределило рост оппозиции курсу Перикла в осажденных Афинах и нанесло громадный урон боеспособности Афин в начале войны. Вторым серьезным минусом афинского плана было то, что флоту отводилась только пассивная задача блокады Пелопоннеса без высадки десантов и создания плацдармов на территории противника. Только пришедшая в ходе войны к власти радикальная рабовладельческая демократия в лице Клеона и Демосфена дополнила план Перикла, включив в него активные действия флота, что и привело к благоприятному для Афин Никиеву миру.

Начало военных действий

В течение первых двух лет военные действия развивались согласно стратегическим планам воюющих сторон. В середине июня 431 г. до н. э. пелопоннесские войска вторглись в Аттику, однако из-за промедления Архидама афиняне успели укрыть людей и все движимое имущество за Длинными стенами и на островах. «Афиняне… стали переселять с полей в город женщин и детей и перевозить остальную движимость… уничтожали даже деревянные части самих жилищ, мелкий скот и вьючных животных они переправили на Евбею и другие прилегающие острова» (II, 14, 1). Пелопоннесцы направились мимо Энои через Элевсин и Триасийскую равнину по направлению к крупнейшему афинскому дему Ахарнам. Расчет Архидама был прост: он хотел вызвать афинян на бой. Угроза опустошения Аттики должна была, по его мнению, сильнее подействовать на афинян, чем само опустошение. Ведь после уничтожения их достояния афинянам нечего было бы уже терять, и они несомненно удержались бы за стенами города. Когда Архидамова политика выжидания не привела к желанному результату, он начал опустошать Аттику, особенно район Ахарн. Этот дем был расположен на расстоянии всего лишь 9 км от Афин, так что ахарняне со стен столицы прекрасно видели, как гибнет их имущество. Число гоплитов, поставляемых в афинскую армию Ахарнами, достигало 3 000, и легко представить себе их возмущение бездействием Перикла.

Для того чтобы полностью осознать социальноэкономическую значимость ущерба, нанесенного вторжением Архидама в Аттику, необходимо еще обратить внимание на два обстоятельства. Во-первых, несмотря на значительное развитие ремесла и торговли, все же даже во время Перикла, «как в древнее, так и в последующее время, до настоящей войны, большинство их (афинян. — авт.) от рождения жило семьями на своих полях в силу привычки; поэтому нелегко им было сниматься с места всем домом, в особенности потому, что после Персидских войн они лишь незадолго до того устроились снова со своим хозяйством» (II, 16, 1). Конец приведенной выдержки мог бы показаться преувеличением со стороны Фукидида, — ведь со времени отражения Ксеркса прошло уже полвека. Однако нельзя забывать об особенностях сельского хозяйства Аттики. Жители Аттики в основном занимались не полевыми, но садовыми культурами — виноградарством и оливководством, требующими многолетнего труда до получения первых плодов.

Достаточно вспомнить ту яркую картину, которую рисует идеолог аттического крестьянства Аристофан в «Ахарнянах» (175—203). Прорицатель Амфитей приносит в бутылках три сорта договора из Лакедемона. Узнав об этом, его преследуют ахарняне.

Кряжистый, древний, крепкий, несговорчивый,
Кремневый люд, вояки марафонские,
И криком закричали: «А, негоднейший!
Ты мир принес, а наши виноградники
Потоптаны2.

Отведывая от трех сортов договоров: пяти-, десяти- и тридцатилетнего, герой комедии Дикеополь заявляет, что первый пахнет смолою и воинским набором (намек на службу во флоте и в армии), второй — послами и проволочками союзников, третий же — нектаром и амвросией. Сцена заканчивается словами Дикеополя:

Его беру и пью его и черпаю;
Ахарняне ж пускай себе провалятся!
Свободен от войны и от забот ее,
Вернусь домой и справлю Дионисии.

Итак, уничтожение садовых культур должно было вселить горечь отчаяния в сердцах укрывшихся за неприступными стенами Афин крестьян3. Однако Перикл, откладывая созыв народного собрания в Афинах, долго сдерживал недовольство гоплитов из сельских демов и тем фактически спас афинскую сухопутную армию от несомненной гибели. Пробыв на территории Аттики около месяца, пелопоннесцы вынуждены были отступить от Ахарн через Ороп в Беотию, а затем распустили союзные контингенты и возвратились по домам.

В следующем, 430 г. до н. э. вторжение повторилось, с той только разницей, что Архидам вступил в Аттику в начале июня и от Ахарн повернул на юго-восток, в направлении на Лаврийские рудники. В эту летнюю кампанию пелопоннесцы оставались в Аттике дольше всего — около 40 дней. На этот раз страна была опустошена значительно больше, чем в предыдущем году. Но все же и в 430 г. до н. э. афинские гоплиты не вышли навстречу врагу.

В течение первых двух лет войны активные действия афинян согласно плану Перикла имели место в основном на море. Летом 431 г. до н. э. мощная эскадра в составе 100 афинских, 50 керкирских и некоторых ионических триер опустошила побережье Пелопоннеса. Определенный успех имела афинская эскадра в ионических водах. Здесь была взята в Акарнании коринфская колония Соллий, что прервало сухопутные сообщения Коринфа с северо-западом, и привлечены на сторону Афин все четыре полиса Кефаллении. Стратегически очень важный остров Закинф еще раньше выступил на стороне Афин. Переход населения Кефаллении и Закинфа на сторону афинян тем более показателен, что это были колонии Коринфа, дорические по своему составу. Правда, возможно, тут повлиял пример Керкиры, которая, несмотря на родственные связи с пелопоннесцами, тоже вступила в Афинский морской союз. Важным мероприятием афинян в первый год войны было изгнание эгинян. Весь остров был очищен от прежних жителей и распределен между 2 700 клерухами.

На следующий год мощный афинский флот с 4 000 гоплитов и даже конницей вышел в море под командованием самого Перикла. Флот состоял из 100 афинских и 50 хиосских и лесбосских триер. Были опустошены пелопоннесские земли вокруг Эпидавра, Трезена, Гермионы и, кроме того, Прасии в Лаконике. Зимой 429 г. до н. э. была, наконец, после больших трудностей взята Потидея4.

Вообще на севере афиняне в течение первых двух лет войны добились значительных политических успехов. Им удалось привлечь на свою сторону немало фессалийских полисов (II, 22, 3). Кроме того, они заключили союз с Ситалком, царем крупнейшего фракийского племени одрисов, и обеспечили себе его военную помощь против Халкидикского союза. Уступив македонскому царю Пердикке Ферму, афиняне привлекли и его в число своих союзников. Таким образом, с военной точки зрения ни одна из сторон за первые два года не добилась решающих ycпexов; в общем и целом война развивалась согласно прогнозу Перикла.

Падение Перикла

Однако два взаимно связанных обстоятельства значительно ухудшили положение Афин и лично Перикла. Первым из них было стечение в Афины беженцев из всей Аттики. Красочный рассказ Фукидида ярко показывает, какие бедствия приходилось переносить жителям: «Когда они явились в Афины, то помещений там нашлось только для немногих: кое-кто нашел приют у друзей или родственников. Большинство же афинян поселилось на городских пустырях, во всех святынях богов и героев… Под давлением теперешней нужды заселен был даже так называемый Пеларгик, лежащий у подошвы Акрополя и необитаемый в силу заклятия… Многие устроились в крепостных башнях и вообще, где и как могли; город не мог вместить в себе всех собравшихся; впоследствии они заняли даже Длинные стены, поделивши их между собой, и большую часть Пирея» (II, 17, 1—3). О скученности населения в Афинах говорит и Аристофан во «Всадниках» (791—792):

Хороша же любовь! Ты ведь видишь его, ведь восьмую он зиму ютится
В подземельях, и в бочках, и в башнях сырых, в погребах, в ястребиных гнездовьях.

Во-вторых, внутреннее положение Афин осложнилось на втором году войны в связи с ужасающей эпидемией моровой язвы, которая вспыхнула в перенаселенном до крайности городе. Болезнь была занесена сначала в Пирей, а затем и в Афины из Персии. Скученность населения, антисанитарные условия, неподготовленность афинских властей к приему и размещению беженцев из Аттики усилили бедствие. «Афиняне были угнетены еще скоплением народа с полей в город, особенно пришельцы. Так как домов не доставало и летом они жили в душных хижинах, то и умирали при полнейшем беспорядке: умирающие лежали один на другом, как трупы, или ползали полумертвые по улицам и около всех источников, мучимые жаждой. Святыни, где расположились в палатках пришельцы, полны были трупов, так как люди умирали тут же» (II, 52, 1—3).

Эпидемия продолжалась два года и после короткого перерыва еще один год. О громадной смертности населения свидетельствует то, что из 27 000 гоплитов погибло от моровой болезни 4 400 человек, т. е. 15%. В отряде гоплитов, посланном под Потидею, из 4 000 воинов в течение 40 дней погибло от болезни 1 500 человек. Значительное уменьшение числа афинских граждан делало совершенно невозможным активное выступление гоплитов и одновременно из-за убыли в гребцах значительно уменьшало возможности активных действий флота.

Эти бедствия, неожиданно обрушившиеся на Афины, вызвали существенные изменения в соотношении сил в составе экклесии. То стабильное большинство демоса, на которое опирался Перикл, в значительной степени растаяло. Активизируют свою деятельность олигархи, не потерявшие еще надежды договориться со Спартой; кроме того, крестьяне Аттики, лишившиеся всего своего достояния, резко выступают против Перикла, которого они считают виновником постигших их бедствий. В результате Перикл подвергся большому денежному штрафу и на следующий год его уже не переизбрали в стратеги. В августе 430 г. до н. э. были направлены афинские послы в Спарту, но условия мира оказались чересчур жесткими, и переговоры остались без результата. Хотя в следующем году настроение демоса изменилось и Перикл вновь был избран стратегом, однако внутриполитическая борьба в Афинах все более обострялась. После смерти Перикла от чумы (сентябрь 429 г. до н. э.) афинский демос остался без своего признанного руководителя. Это еще более обострило политическую борьбу в Афинах. Правда, землевладельческая аристократия воздерживается от активных политических выступлений, скрывая свои лаконофильские настроения и ограничиваясь клеветническими памфлетами на рабовладельческую демократию (типа псевдоксенофонтовой «Афинской политии»). Зато тем более остро проявляются противоречия внутри демоса, идет борьба между двумя основными течениями: умеренным, опирающимся на крупных рабовладельцев, возглавляемым Никием, и радикальным, представляющим интересы кругов, заинтересованных в сохранении и расширении архэ, под руководством Клеона.

Осада Платей

Первые два года войны показали военную неуязвимость Афин с суши. Ближайшая цель первых двух походов на Аттику в 431 и 430 гг. до н. э., состоявшая в разрушении многолетних садовых культур, в основном была уже достигнута. Однако сами Афины оставались все так же недосягаемыми для противника. Кроме того, серьезные опасения у пелопоннесцев вызывала свирепствующая в Аттике эпидемия. Ввиду всех этих обстоятельств военные планы Спарты и ее союзников подверглись некоторым изменениям. В 429 г. до н. э. их армии не вторгались в Аттику. В последующие годы Архидамовой войны они появлялись здесь только дважды: в 428 г. до н. э. под командованием Архидама, ограничившись опустошением плодородной Триасийской равнины, и в 427 г. до н. э., когда экспедиция в Аттику была вызвана прежде всего желанием оказать поддержку восставшей Митилене. С тех пор на протяжении 15 лет — вплоть до Деклейской войны — Аттика не подвергалась непосредственному нашествию врага.

Отчаявшись разгромить афинян одним решительным ударом, спартанцы обращают основное внимание на второстепенные театры военных действий, рассчитывая хотя бы здесь добиться успеха. Одним из них были Платеи. Этот небольшой полис, правда окруженный высокими стенами, насчитывал всего лишь 400 боеспособных воинов. Он имел важное значение в качестве афинского форпоста в Беотии и всегда был угрозой на путях сообщения между Фивами и пелопоннесской армией, вторгавшейся в Аттику. Платеяне после победы над Ксерксом пользовались «защитой всех эллинов», но всегда ориентировались на союз с Афинами, опасаясь агрессии Фив. Против этого-то маленького полиса в 429 г. до н. э. двинулась 60-тысячная армия гоплитов Архидама. Осада Платей, подробно описанная Фукидидом, представляет большой интерес с военно-технической точки зрения. Поэтому мы остановимся на ней несколько подробнее.

Весь город был окружен деревянным частоколом и земляным валом. Насыпь возводилась непрерывно в течение 70 дней и ночей, с тем чтобы превзойти уровень стен осажденного города. Однако платеяне одновременно наращивали внутреннюю стену, параллельную насыпи. Деревянные части стены обивались кожами во избежание пожара. Кроме того, осажденные делали подкопы под насыпь и убирали землю внутрь города, так что насыпь постоянно оседала. В качестве дополнительной меры предосторожности они возвели внутри города еще одну стену. Попытки пробить стены города осадными машинами были парированы при помощи огромных брусьев, прикрепленных наверху к стенам на больших железных цепях. Брусья сбрасывались на осадные машины и пробивали их выдающиеся вперед части, после чего брусья вновь подтягивались на цепях вверх. Видя безуспешность своих попыток, пелопоннесцы решили выкурить платеян дымом. Это мероприятие давало шансы на успех, так как город был невелик. Наполнив все пространство между насыпью и стенами вязанками хвороста, пелопоннесцы подожгли их. «Поднялось такое пламя, какого, поскольку этого можно было достигнуть руками человеческими, до того времени никто еще не видел» (II, 77, 4). Однако случайный проливной дождь предотвратил и эту опасность. Только после всего этого пелопоннесцы возвели осадное укрепление5 вокруг Платей и оставили гарнизон для осады; вся их армия была распущена по домам. Осаде подверглось 400 платеян, 80 афинян и 110 женщин, добровольно оставшихся в городе. Все рабы были заблаговременно отправлены из Платей, по-видимому во избежание измены. Стариков, детей и большинство женщин платеяне эвакуировали еще раньше в Афины. Однако, несмотря на громадные усилия, пелопоннесцы еще долгое время не могли овладеть храбро защищавшимся городом. Зимой половина осажденного гарнизона в составе 220 человек, воспользовавшись непогодой, сделала вылазку с заранее заготовленными лестницами. Платеяне взобрались на стены и, перебив в ночной тьме значительную часть осаждавших, прорвались сначала по направлению к Фивам, а затем повернули к Афинам и благополучно туда прибыли.

Только летом пятого года войны, после двух лет осады, оставшиеся в городе 200 платеян и 25 афинян сдались лакедемонянам и были ими поголовно истреблены, женщины же обращены в рабство. Сам город спартанцы сровняли с землей.

Осада Платей ярко показывает несовершенство осадной техники того времени и еще лучше иллюстрирует полную неприступность Афин, обладавших Пиреем, для пелопоннесской армии. Длительная оборона Платей еще раз убедительно доказала, что стратегия Пелопоннесского союза находится в тупике.

Гражданская война на Лесбосе и Керкире

Таким образом, развитие военных операций пелопоннесцев в течение 2½ года после смерти Перикла вновь показало неуязвимость Афин. Афины даже расширили сферу своего влияния на западе, в Акарнании и на Ионических островах. Однако план Перикла в его наступательной части далеко не дал того эффекта, который ожидался афинянами. Блокада Пелопоннеса проводилась довольно интенсивно, но не в такой степени, чтобы можно было вынудить врага к капитуляции. Правда, среди спартанских союзников замечается некоторая усталость. Так, например, Фукидид говорит, что пелопоннесцы уже не «имели охоты идти на войну» (III, 15, 2), однако без активных и рискованных военных операций вроде десанта на Пелопоннесе афиняне вряд ли могли рассчитывать на победу. Притом внутреннее положение архэ, равно как и самих Афин, начинает в это время резко ухудшаться. На четвертом и особенно на пятом году войны олигархи в подчиненных Афинам полисах, убедившись в военной неприступности Афин, начинают открыто выступать с оружием в руках на стороне Пелопоннесского союза. Если в начале войны столкновения имели в основном внешнеполитический характер и определялись прежде всего спартанско-афинским антагонизмом, то теперь военные действия принимают уже иной оттенок. Основную роль начинает играть внутриполитическая борьба — борьба между олигархией и демократией,— что проявлялось обычно в форме гражданской войны в союзных Афинам полисах.

Местом первого выступления против державной власти афинской экклесии олигархи избрали «прекрасную страну вина и песен» — Лесбос. Этот остров, расположенный на северо-восточной окраине Эгейского моря, площадью в 2 400 кв. км и с населением 150 000 человек, является крупнейшим и наиболее богатым во всем Эгейском архипелаге. В отличие от большинства членов архэ Лесбос, как и Хиос, пользовался некоторой автономией и располагал собственным военным флотом. Лесбос не представлял собой единого государства. На нем был ряд независимых полисов. В северной части острова находилась Метимна, имевшая демократический государственный строй. На юго-востоке был расположен крупнейший полис Лесбоса — Митилена, в которой господствовали олигархи. Прочие поселения острова: Антисса, Арисба, Пирра и Эрес — политически тяготели к Митилене. Население Лесбоса в значительной части было связано узами родства с беотийцами (III, 2, 3; VIII, 100, 3), и лесбосская аристократия поддерживала политические связи с фиванскими олигархами.

С начала войны сепаратистские стремления Митилены значительно усилились, и местная аристократия приступила к серьезной подготовке восстания. Митиленяне начали ограждать гавани плотинами, укрепляли стены, снаряжали корабли, нанимали на Понте лучников, скупали хлеб и т. д. Важнейшим их мероприятием была организация принудительного синойкизма с прочими лесбосцами. Кроме того, они официально искали контакта с Пелопоннесским союзом.

Ввиду этого афиняне задержали у себя в гавани 10 митиленских триер и направили 40 кораблей, снаряженных для отправки в рейд вокруг Пелопоннеса, под командованием Клеиппида в Митилену. Однако митиленяне были об этом заблаговременно извещены и приняли меры предосторожности. Клеиппид не решился открыто напасть на город. Переговоры окончились ничем, и митиленяне послали триеру в Лакедемон с просьбой о помощи. Ни Клеиппид, ни повстанцы не начинали активных действий, ожидая помощи: первый — из Афин, вторые — из Лакедемона. Однако впоследствии афиняне, усиленные отрядами союзников, обложили с моря обе гавани Митилены.

Тем временем митиленские послы прибыли в Лакедемон и были приглашены спартанцами на празднества в Олимпию, где происходило общепелопоннесское совещание. Обрисовав в мрачных красках положение афинян, послы подчеркнули истощение ресурсов Афин и призвали Спарту выслать вспомогательное войско на Лесбос и одновременно вторгнуться с суши и с моря в Аттику. Это предложение было охотно принято спартанцами.

Однако объявленная мобилизация союзников шла очень вяло, и на Истм явились одни спартанцы, навстречу которым вышло 100 афинских триер. Кроме того, еще 100 афинских кораблей опустошало побережье Лаконики, что вынудило спартанцев немедленно отступить восвояси. Только с большим опозданием, в конце мая 427 г. до н. э., 40 пелопоннесских кораблей было направлено на Лесбос. К этому времени прибывший сюда с 1 000 гоплитов афинский стратег Пахет уже окружил Митилену стеной и обложил город и с суши, и с моря.

Не дождавшись медленно продвигавшейся пелопоннесской эскадры, митиленские олигархи вынуждены были для защиты города вооружить демос. Однако, получив оружие, рядовые митиленяне восстали против олигархов и потребовали распределения хлеба между всеми гражданами, угрожая в случае отказа сдать город афинянам. Тогда, опасаясь народного возмущения, сами олигархи предпочли власть афинян и сдались в начале июля 427 г. до н. э. Пахету. Тот отправил 1 000 плененных олигархов в Афины. Пелопоннесская эскадра, прибывшая после капитуляции Митилены, не отважилась встретиться в открытомморе с афинянами и возвратилась в Пелопоннес.

В афинской экклесии вопрос о наказании митиленян вызвал большие разногласия. На первом собрании (середина августа 427 г. до н. э.) по предложению Клеона, сына Клеэнета, было решено казнить не только отправленных Пахетом в Афины митиленских олигархов, но всех вообще митиленян; дети и женщины подлежали продаже в рабство. Однако на следующем собрании этот вопрос был поставлен вторично на обсуждение, и, несмотря на противодействие Клеона, экклесия незначительным большинством голосов решила казнить только 1 000 аристократов, срыть стены Митилены и отобрать ее флот. Лесбосские земли (за исключением верной Афинам демократической Метимны) были разделены между 2 700 афинскими клерухами. Лесбосцы платили ежегодно клерухам 54 таланта.

События, аналогичные митиленским, происходили и на Керкире. Здесь смуты начались со времени возвращения из Коринфа аристократов, плененных в битвах под Эпидамном и при Сиботских островах. В начале войны керкиряне решили сохранить оборонительный союз с афинянами, но не объявлять войны Пелопоннесскому союзу. Однако олигархи организовали заговор, убили главу проафинской партии Пифия и 60 других демократов. Только несколько вождей демократов успели убежать в Афины. Пришедшие к власти олигархи сначала объявили, что Керкира будет придерживаться вооруженного нейтралитета по отношению к обеим воюющим сторонам. Однако после прибытия коринфской триеры и спартанских послов было организовано вторичное нападение на демократов. Бои продолжались несколько дней. «Обе стороны посылали на окрестные поля вестников, призывая на свою сторону рабов обещанием свободы. Большинство рабов примкнуло к демократам, а к противникам их явилось 800 человек с материка» (III, 73). Упорная борьба окончилась победой демократов.

Это вызвало вооруженное вмешательство обеих воюющих сторон, так как Керкира была ключом ко всему Ионическому архипелагу. Пелопоннесцы отправили на Керкиру 53 корабля, афиняне же — сначала 11, а затем еще 60 триер, что вынудило пелопоннесцев к отступлению.

После прибытия второй афинской эскадры керкирские демократы в течение семи дней расправлялись с олигархами и их сторонниками. «Иные впрочем пали жертвой личной вражды, другие убиты были должниками из-за денег, которые они были должны» (III, 81, 4). Часть изгнанных олигархов укрепилась на горе Истоне (к югу от города Керкиры). Борьба между изгнанниками и горожанами продолжалась очень долго, до тех пор, пока на остров не прибыла в 425 г. до н. э. сильная афинская эскадра, остановившаяся здесь по пути в Сицилию. При помощи афинян демократы напали на Истонское укрепление и взяли его штурмом. Все пленные были убиты, женщины обращены в рабство6. В заключение Фукидид меланхолически констатирует: «Так кончилось это большое междоусобие, по крайней мере на время этой войны; то, что уцелело от другой партии (олигархов. — авт.), не заслуживает упоминания» (IV, 48, 5).

Керкирские и митиленские события имеют много общих черт, но немало и различий. Отметим прежде всего то, что наиболее ожесточенная социально-политическая борьба разгорается именно в самых развитых, передовых полисах. В этом слабая сторона рабовладельческой демократии в целом. В этом кроется и одна из основных причин окончательного поражения Афин. Общим для событий на Лесбосе и Керкире является то, что инициатива и там, и тут находилась на стороне олигархов. И там, и тут олигархи обращаются за помощью к Спарте, демократы же ориентируются на Афины. «Что же касается союзников, то у них толпа, очевидно, тоже преследует злостными клеветами и ненавистью благородных», — пишет, по-видимому, под впечатлением рассмотренных нами событий аристократически настроенный автор псевдо-ксенофонтовой «Афинской политии» (I, 14).

Если в течение первого периода войны олигархи в ряде полисов, надеясь на неизбежную, по их мнению, победу Спарты, терпеливо выжидали, то теперь они открыто становятся на путь восстания и первым делом ищут помощи Пелопоннеса. Социальная опора митиленских аристократов была очень узка. Их власть фактически держалась не на доверии большинства граждан, а лишь на том, что митиленский демос не имел тяжелого вооружения. Социальная база керкирской олигархии была и того уже. Она добивается власти путем заговора и считает возможным удержать власть, только опираясь на вооруженную силу пелопоннесцев. А ведь керкиряне, по происхождению доряне, с точки зрения древнеэллинских понятий, как никто другой, должны были чувствовать себя чуждыми Афинам и близкими Спарте.

Описание керкирских событий у Фукидида дает нам несколько интересных черточек, характеризующих социальный состав олигархов. Прежде всего это родовитая знать и богачи: ростовщики, крупные судо-, земле- и рабовладельцы. Напряжение политической борьбы на Керкире, так красочно переданное Фукидидом, нельзя объяснить только племенной рознью. Решающую роль здесь играли социальные моменты. Эксплуатируемая свободная беднота сводила счеты со своими угнетателями.

Исключительно важно процитированное нами выше свидетельство об участии рабов в гражданской войне на Керкире. Мы вообще плохо осведомлены о настроениях греческих рабов в V в. до н. э. и еще меньше знаем об их прямом или косвенном участии в социально-политической борьбе того времени. Из слов Фукидида ясно, что, во-первых, на Керкире было значительное число рабов; во-вторых, они, как этого и следовало ожидать, были сконцентрированы на полях и были, следовательно, заняты на уборке урожая (середина августа); в-третьих, «большинство рабов примкнуло к демократам», так как их основные эксплуататоры, по-видимому, входили в состав олигархической группировки. Наконец, в-четвертых, большинство рабов было привлечено на сторону демократов обещанием свободы. Однако и в данном случае рабы были только пешками в руках господствующих классов. Весь контекст Фукидида свидетельствует не о самостоятельной роли рабов, а только о напряжении гражданской борьбы на Керкире, так как рабы стояли вне гражданского общества и сам факт обращения к их помощи против сограждан казался современникам чем-то из ряда вон выходящим.

Обострение социально-политической борьбы в Афинах

Мы не коснулись еще важнейшего вопроса о внутренней борьбе в Афинах во время напряженных событий 427 г. до н. э. Предварительно, однако, необходимо бросить взгляд на состояние афинских финансов. В одной из речей Перикла у Фукидида указывается на богатство государственной казны как на решающий фактор в военных расчетах: «Сила афинян зиждется на приливе денег от союзников, а в войне большей частью побеждают рассудительность и обилие денег» (II, 13, 2). Действительно, в Афинах хранилось в начале войны не менее чем на 9 000 талантов денег и ценностей. Кроме того, афиняне получили за первое пятилетие войны минимум 3 000 талантов фороса от союзников.

Однако военные расходы первых лет войны почти полностью поглотили эту громадную по греческим масштабам сумму — 2 000 талантов стоила осада Потидеи. Одно только содержание флота обходилось в 1 000 талантов ежегодно. Таким образом, афинская казна находилась в далеко не блестящем положении, а продолжающиеся военные действия требовали дополнительных средств.

На повестке дня стояли решительные меры как в финансовой, так и в чисто военной области. Уже во время митиленской экспедиции афиняне пошли на такое совершенно исключительное для того времени мероприятие, как введение единовременного прямого налога на имущество граждан. «Сами афиняне в первый раз тогда внесли прямой подати (ειδφορα) двести талантов» (III, 19, 1). Эйсфора являлась чрезвычайным налогом на военные нужды, введенным по специальному решению экклесии. Взимался он с граждан трех первых солоновских классов в зависимости от их доходов. Налог отдавался на откуп. Одновременно Афины снарядили «к союзникам, для взыскания денег, двенадцать кораблей под начальством стратега Лисикла7 с четырьмя товарищами» (там же). Лисикл объезжал земли афинских «союзников» в Малой Азии и собирал деньги. Он погиб вместе с большим количеством афинских воинов на равнине Меандра во время нападения карийцев. Такая же участь постигла еще раньше другого сборщика податей среди «союзников», Мелесандра.

Однако как эйсфора, так и взимание денег Лисиклом — все это было лишь каплей в море военных расходов.

Финансовый вопрос осложнялся еще и тем, что кроме необходимости пополнения опустошенной государственной казны для активизации военных операций перед Афинами стояла еще одна не менее важная, чем военные дела, проблема — прокормление городской бедноты и пауперизованных крестьян, согнанных в город со всей Аттики. Решения о «взбунтовавшихся союзниках» принимались вождями демоса при учете всех указанных обстоятельств. Так, например, как уже говорилось выше, окончательным постановлением экклесии по митиленскому вопросу предусматривалось распределение всей территории Лесбоса (кроме Метимны) среди 2 700 афинских клерухов. Притом это не были клерухии обычного типа, когда сами клерухи переселяются на новую территорию и хозяйничают на своих участках. «Лесбияне сами обрабатывали свою землю и должны были выплачивать деньгами ежегодно за каждый надел по две мины» (III, 50, 2). Таким образом, клерухия была номинальной. Собственники лесбосских участков — афиняне могли оставаться в Афинах, но около 3 000 граждан получило дополнительный доход по два обола в день.

Периклу удалось столь долго (в течение целых 15 лет) руководить бурной и постоянно колеблющейся в своих настроениях экклесией прежде всего потому, что он, с одной стороны, пользовался полным доверием широких масс демоса как борец против олигархических порядков, с другой — сам он социально был связан с аристократическими кругами. Принадлежа по происхождению к роду Алкмеонидов, будучи сам довольно богатым человеком, Перикл внушал доверие многим из аристократов, которым дороги были государственные интересы Афин. Аристократов примиряло с господством Перикла и то, что он все дальше отходил от демократических порядков. Фукидид очень метко характеризует его управление: «По имени это была демократия, на деле власть принадлежала первому гражданину» (II, 65, 9). «Его, — говорит Плутарх,— не смущало и то, что к нему постоянно приставали с упреками многие из его собственных друзей …что хоры распевали язвительные песни, стыдя его и понося его за способ ведения войны» («Перикл», 33).

Только опустошение Аттики Архидамом и ужасающая эпидемия чумы временно подорвали доверие к Периклу. Атаки против него направлялись с двух сторон. Прежде всего лаконофильски настроенные аристократы выступают под лозунгом мира со Спартой. О популярности этого лозунга, о его привлекательной силе даже в неаристократических кругах может свидетельствовать хотя бы лейтмотив «Ахарнян» Аристофана. Как блаженствует заключивший в одиночку мир со спартанцами Диксополь (1069—1234) по сравнению со злосчастным горе-воякой Ламахом!

С другой стороны, крестьяне Аттики и простой люд Афин, на плечи которых пала основная тяжесть войны, тоже начинают активно выражать свое недовольство Периклом. Это двустороннее недовольство прекрасно охарактеризовано Фукидидом. «Афиняне в своей политике следовали его (Перикла. — авт.) внушениям… но в их частной жизни несчастия их огорчали, простой народ потому, что он потерял и то немногое, что имел, людей богатых потому, что они лишились прекрасного состояния, заключавшегося в великолепных домах, расположенных на территории Аттики, драгоценной утвари, а больше всего потому, что вместо мира у них была война» (II,65, 2).

Несмотря на то что не следует ставить знака равенства между олигархической оппозицией и настроениями широких масс крестьянства, обе эти группы представляли две составные части, если можно так сказать, «оппозиции справа». Кроме этой оппозиции, которая, понятно, не могла преобладать в афинской экклесии, существовала еще одна социальная группа, не менее опасная для власти Перикла. Это были те круги демоса, экономические интересы которых зависели от мощи архэ: ремесленники и торговцы,
занимающиеся экспортом, «корабельная чернь», граждане, работающие на постройке храмов, масса клерухов, гелиастов и т. д. Признанным вождем этих групп постепенно становился Клеон. Он сыграл значительную роль в падении авторитета Перикла. Плутарх («Перикл», 35) считает вполне вероятным, что даже последний процесс против Перикла был возбужден не кем иным, как Клеоном. Об опасениях Перикла свидетельствуют и стихи Гермиппа:

Стоит только тебе (Периклу. — авт.) увидать, как кинжал
На наждачном бруске начинают точить,
Как блестит лезвие, ты визжишь, убоясь
Молниеносного гнева Клеона.

(там же, 33).

На совместные действия богатых землевладельцев и бедноты против Перикла намекает и Фукидид, характеризуя настроения афинян в первые годы войны: «…но в их частной жизни несчастия их огорчали, простой народ (δημος) потому, что он потерял и то немногое, что имел, людей богатых (δυνατοι) потому, что они лишились прекрасного состояния…» (II, 65, 2).

Таким образом, временное осуждение Перикла, по-видимому, было результатом блока оппозиции «справа и слева». Однако союз двух групп, из которых одна требовала мира, а вторая ратовала за активизацию военных действий, не мог быть долговечным. Падение, а затем смерть Перикла стали прелюдией к ожесточенной политической борьбе в экклесии.

То большинство демоса, опираясь на которое правил Перикл, окончательно раскололось. Верхушка демоса, принадлежавшая к крупным землевладельцам и крупным богачам ростовщикам, временно объединилась со старыми противниками Перикла, лаконофильски настроенными аристократами. Целью этой группы был мир со Спартой, с тем чтобы впоследствии с ее помощью раздавить радикальную демократию. Однако в военной обстановке главари этой группы должны были действовать очень осторожно, чтобы не подвергнуться обвинению в измене.

Признанным вождем этой группировки был Никий. Основная масса городского демоса, руководимая богатыми ремесленниками-эргастериархами, выступала за активизацию военных усилий Афин, за войну до победного конца. Эти слои городского населения после вторжений Архидама пользовались, по-видимому, поддержкой некоторых групп крестьянства, потерявшего все свое имущество и ожидающего улучшения своего положения только в результате полной победы над пелопоннесцами. Недаром ахарняне в одноименной комедии Аристофана выступают как заклятые противники мира со Спартой. Во главе этой группы стоял Клеон.

Политические течения в Афинах после смерти Перикла ярко характеризуются личностями Никия и Клеона. Никий, сын Никерата, принадлежал к цвету афинской знати. Он начал свою политическую карьеру еще при Перикле и вместе с ним занимал должность стратега. «После смерти Перикла Никий тотчас был выдвинут на высшую должность, главным образом, богатыми и знатными, противопоставлявшими его дерзкому Клеону; впрочем и народ относился к нему благожелательно и содействовал его честолюбию» (Плутарх. Никий, 2).

Аристотель, сторонник умеренной аристократии, считает Никия наряду с Фукидидом, сыном Мелесия, и Фераменом «самым лучшим из политических деятелей в Афинах» («Афинская полития», 28, 5). Сдержанный в своих оценках Фукидид тоже характеризует Никия как человека, который «во всем своем поведении следовал установленным принципам благородства» (VII, 86, 5) и как «испытаннейшего стратега» афинян (VI, 34, 6).

Понятно, все эти блестящие характеристики обусловлены не личными качествами Никия, а прежде всего тем, что его политическая линия в напряженной обстановке Пелопоннесской войны полностью соответствовала личным взглядам Фукидида, Аристотеля и Плутарха.

Никий был одним из богатейших людей всей Эллады. Его имущество составляло не меньше 100 талантов, причем большая часть этого состояния находилась в наличности (Лисий, XIX, 47). Благодаря этому он мало пострадал от Архидамова вторжения. Согласно Ксенофонту, у Никия было 1 000 рабов, которые работали в Лаврийских рудниках, принося каждый своему хозяину по одному оболу в день («О доходах», IV, 14). Особенно прославился Никий своей щедростью во время столь частых в Афинах празднеств. Он «завоевывал благосклонность народа хорегиями, гимнасиархиями и другими подобными же щедротами, превосходя пышностью и уменьем угождать всех своих предшественников и современников» (Плутарх. Никий, 3). В поговорку вошли боязливость и нерешительность Никия. Действительно, в накаленной политической атмосфере Афин того времени ему надо было быть все время начеку. Может быть, этим и объясняется стремление держать свое имущество в наличных деньгах, чтобы тем легче можно было его увезти с собой. Именно эти черты характера Никия использует в качестве объекта для насмешек Аристофан во «Всадниках» (1—154).

В военной обстановке Никий не мог открыто провозглашать лозунг мира со Спартой, но зато он максимально использовал все возможности для ведения переговоров о мире. Во всей своей военно-административной деятельности Никий старался не брать на себя ответственности за какие-либо решительные меры. Это видно из его поведения как во время пилосской кампании, так и на Сицилии. Поэтому он оказался весьма подходящей фигурой для тех кругов, которые стремились не к развитию, а скорее к свертыванию военных операций. Ясно было, что руководитель типа Никия никак не сможет привести Афины к победе.

Противником Никия был Клеон, сын Клеэнета, признанный вождь афинской радикальной демократии. В отличие от Никия он был выходцем из простого народа. Согласно схолиям к «Всадникам» Аристофана (к строке 44), отец Клеона «держал мастерскую рабов-кожевников».

Насмешки, которыми осыпает его Аристофан, лучше всего свидетельствуют о том, сколь ненавистным был Клеон афинской знати именно из-за его происхождения. Одно из действующих лиц «Всадников» Демосфен, спрашивающий Колбасника: «Иль ты из благородных?», узнает, что тот происходит из народа и заявляет ему:

Счастлив жребий твой!
С рождением, я вижу, повезло тебе — и продолжает:
Ведь демагогом быть — не дело грамотных,
Не дело граждан честных и порядочных,
Но неучей, негодных.

(«Всадники», 191—193).

Дальше Колбасник в той же комедии упрекает Демос:

Ведь ты похож на мальчиков балованных
И благородных гонишь прочь поклонников.
А свечникам, кожевникам, дубильщикам
И шкуродерам отдаешься с радостью.

(«Всадники», 191—193).

Клеон, человек сильного характера, целеустремленный, решительный и к тому же прекрасный оратор, выступил с программой смелых мероприятий как военного, так и политического и финансового порядка. Никий, несмотря на все свое богатство и связи, вынужден был постоянно отступать перед своим настойчивым и энергичным противником.

Прежде всего Клеон был тесно связан с широкими массами афинского демоса. Даже Фукидид, личный враг Клеона, характеризующий его как «наиболее склонного к насилию из граждан», все же вынужден признать, что «в то время он пользовался во многом величайшим доверием демоса» (III, 36, 6)8. Оптимизм в оценке шансов воюющих сторон Клеон черпал из тесной связи с демосом, и в этом была его сила.

Основная идея Клеона заключалась в том, что Афины в состоянии победить Спарту при том условии, что они не ограничатся обороной, а будут вести наступательные операции на территории самого Пелопоннеса. Предпосылками для таких действий должны были стать: 1) усмирение «союзников»; 2)материальное обеспечение афинских граждан и 3)финансовое обеспечение широких наступательных операций. Именно в плане этой программы в целом надо рассматривать отдельные мероприятия и выступления Клеона. Взгляды Клеона по союзническому вопросу четко изложены Фукидидом (III, 37—40). В экклесии Клеон требовал казни всех митиленян и продажи в рабство их жен и детей. Мера эта кажется очень жестокой и несправедливой. Однако надо признать, что его жестокое предложение было логическим следствием его же (а кстати и Перикловой) предпосылки о том, что власть афинян над союзниками является тиранией, следовательно, и поддерживать ее можно только тираническими средствами.

Столь же много нападок снискало Клеону его предложение повысить оплату гелиастам (членам суда) с 2 до 3 оболов за заседание (Аристотель. Афинская полития, 62, 2).

Аристофан во «Всадниках» называет его не иначе как «трехгрошовым Клеоном». Между тем эта мера должна была, по замыслу Клеона, хоть частично смягчить военные тяготы населения и никак не была достаточной даже для голодного минимума.

Участие в гелиее во время войны часто было единственным доходом афинской бедноты, лишенной возможности найти другие средства пропитания. На вопрос Мальчика («Осы» Аристофана):

Ах, отец мой, если б судьи
Не сидели в гелиее,
Где б ты добыл нам на завтрак,
Нам на ужин, что б ты сделал?
Что б придумал? В чем спасенье?
Или в воду головою?

Старик отвечает:

Видит бог, не знаю,
Где б могли мы пообедать.

(там же, 305—312).

Этот дополнительный ежегодный расход Клеон покрыл прежде всего значительным повышением фороса. Если при Аристиде форос равнялся 460, а при Перикле — 600 талантам, то при Клеоне форос достиг уже громадной суммы в 1 300 талантов (Плутарх. Аристид, 24). Такое увеличение дани, будучи необходимым с точки зрения военных нужд Афин, представляло большую опасность для целостности архэ, так как несомненно должно было усилить сепаратистские тенденции у союзников. По-видимому, жестокая расправа с митиленянами должна была устрашить прочие подвластные афинянам полисы. Ряд надписей со списками плательщиков фороса дает возможность проследить на конкретных примерах, как изменялось количество плательщиков и росли их взносы. В 433—432 г. до н. э. общее число плательщиков фороса равнялось 166, а в 425—424 г. до н. э. их количество выросло до 304. Этот рост объясняется, понятно, не расширением Афинской архэ, а тем, что от метода коллективного обложения союзников афиняне перешли к взиманию платежей с каждого полиса в отдельности. Ясно, что при этом общая сумма фороса выросла не менее чем вдвое.

Важнейшим звеном программы Клеона, ради которого были предприняты все вышеуказанные меры, должна была стать широкая наступательная тактика, которая, придя на смену выжидательной, блокадной тактике Перикла, могла бы привести Афины к победе. Однако необходимым условием для проведения такой политики было преодоление медлительности и измены в собственном лагере. В отличие от Перикла, фактически объединявшего в своих руках и политическое руководство, и военное командование, Клеон мог действовать в основном только через экклесию, так как большинство стратегов обычно шло за осторожным Никием.

С этого времени (427 г. до н. э.) намечается явный разлад между экклесией и исполнительными органами власти. При этом радикальная экклесия часто вынуждена была вмешиваться даже в частные распоряжения стратегов для того, чтобы обеспечить проведение желаемой политической линии. Этот разлад между демагогами и стратегами, между политическими и военными вождями очень затруднял руководство государством. Однако разлад этот не был результатом личной неуступчивости Клеона или нервозности членов экклесии, а являлся следствием политического недоверия радикальной демократии к стратегам-аристократам.

Пилосская операция

В течение двух лет, вплоть до летней кампании 425 г. до н. э., общее военное руководство оставалось еще в руках Никия и его сторонников. Это был период относительного затишья. Некоторые активные военные действия отмечаются лишь на западе Центральной Греции и на далеком западе — в Сицилии. Летом 426 г. до н. э. молодой афинский стратег, впоследствии знаменитый полководец, Демосфен во главе 30 кораблей опустошил берега Пелопоннеса и прибыл к Акарнанию. Здесь он объединил под своим командованием всех западногреческих афинских союзников: акарнан, закинфян, кефалленян и частично керкирян. Опустошив левкадские поля и убедившись в неприступности самой Левкады, Демосфен переправился в Навпакт и оттуда решил предпринять наступление на Этолию, одну из крупнейших областей Центральной Греции, чтобы в случае удачи вторгнуться в Беотию с запада. Однако после первых успехов его гоплиты встретились с необычной для них тактикой легковооруженных этолян. Те избегали сражения в открытом поле, но забрасывали афинян и их союзников дротиками и стрелами. Так отягощенные доспехами афинские гоплиты были разбиты своими «отсталыми» противниками9, и Демосфен был вынужден отступить к Навпакту.

Поражение афинян в Этолии побудило пелопоннесцев к наступлению в этом районе. Еще в предыдущем году лакедемоняне основали колонию Гераклею в Трахинии10. Базируясь на эту колонию, пелопоннесцы направили на помощь этолянам 3 000 гоплитов. Эта сильная армия опустошила земли локров озольских и навпактян, после чего направилась на запад, в Акарнанию, против Демосфена, недавно разбитого этолянами. Однако тот учел опыт своего прошлогоднего поражения и выбрал для боя сильнопересеченную местность. В битве при Солах (ноябрь 426 г.) он скрыл часть гоплитов в засаде и благодаря этому разбил наголову более многочисленных пелопоннесцев, утвердив влияние Афин на западе.

Разгром 3 000 пелопоннесских гоплитов был фактически первой крупной победой Афин на суше. Битва при Солах не только лишила пелопоннесцев ореола непобедимости, но и усилила влияние радикальной партии в Афинах, которая обрела наряду с политическим руководителем Клеоном военного вождя — Демосфена.

В это же время активизируется афинская политика и в Сицилии. В 427 г. до н. э. в Афины прибыло посольство из сицилийской колонии Леонтин во главе с известным софистом Горгием. Афиняне, взвесив все обстоятельства, решили послать на помощь леонтинцам сначала 20, а затем еще 40 триер. Однако вскоре после прибытия афинского флота делегаты всех воюющих сицилийских полисов собрались летом 424г. до н. э. на конгресс в Геле и заключили между собой мир. Это было сделано ввиду того, что афинская экклесия явно показывала слишком горячую заинтересованность в Сицилии, и даже союзники Афин считали, что те представляют для них не меньшую угрозу, чем Сиракузы.

Сицилийская экспедиция имела очень важный побочный результат, который предопределил весь дальнейший ход военных действий вплоть до Никиева мира. Вместе с афинской эскадрой отправился Демосфен, прошлогодний победитель пелопоннесцев под Солами. Несмотря на то что перед афинским флотом были поставлены две важные задачи — помощь керкирским демократам и война с Сиракузами, — Демосфену было разрешено воспользоваться кораблями и для военных действий на Пелопоннесе.

Момент для операций в тылу врага был выбран очень удобный. Спартанское войско под командованием молодого и малоопытного сына Архидама Агиса находилось в это время в Аттике. Пелопоннесский флот был отправлен в керкирские воды. Таким образом, побережье полуострова фактическа осталось без защиты. Местом десанта был избран Пилос. Этот почти необитаемый мыс находится в юго-западной части Пелопоннеса, в Мессении, на расстоянии свыше 70 км от Спарты. Демосфена привлекали прежде всего очень удобные природные условия обороны Пилоса. Обилие леса и камня облегчало устройство искусственных оборонительных сооружений, наличие удобной гавани обеспечивало подвоз продовольствия, а необитаемость прилежащих мест затрудняла ведение военных действий противнику. Но основным было то обстоятельство, что Пилос мог впоследствии стать центром объединения мессенян в борьбе за их освобождение от спартанского ига. На это указывает Фукидид: «Мессеняне с давнего времени здесь туземцы… и потому, имея Пилос опорной базой, могли бы причинять им (лакедемонянам. — авт.) величайший вред и вместе с тем надежно охранять местность» (IV, 3, 3). Демосфен, находившийся в близком контакте с навпактскими мессенянами и проводивший в жизнь программу афинских демократов, несомненно рассчитывал в случае удачи поднять массовое восстание илотов в Мессении. Вероятно, даже само место десанта было ему предварительно указано кем-то из навпактских мессенян.

Воспользовавшись шестидневной передышкой, когда спартанцы еще не смогли полностью оценить все значение афинского десанта, Демосфен привел Пилос во вполне обороноспособное состояние. Затем он остался на месте с пятью триерами, а остальные направил к Керкире. Шаг, предпринятый Демосфеном, был очень рискован. Ему предстояло выдержать на спартанской земле наступление всех сил Пелопоннесского союза, притом он не мог быть уверенным даже в возможности отступления ввиду того, что афинский флот отправился по своему маршруту, а пяти триер не хватило бы для отражения атак пелопоннесцев.

Действительно, узнав о высадке десанта, эфоры отозвали Агиса из Аттики, а все наличные отряды как из спартиатов, так и ближайших периэков, направили немедленно под Пилос. Кроме того, были вызваны резервы со всего Пелопоннеса и отозваны 60 триер из-под Керкиры. Имея такой перевес в силах, лакедемоняне надеялись быстро покончить с Демосфеном. Для того чтобы отрезать его от гавани на необитаемом островке Сфактерия, отделенном от Пилоса только узким проливом в 120 м, был высажен отряд, состоявший из 420 отборных гоплитов, выбранных по жребию из всех лохов, не считая обслуживающих их илотов. Пролив между Пилосом и Сфактерией спартанцы рассчитывали загородить плотно сдвинутыми кораблями.

Видя эти приготовления, Демосфен отправил две триеры вдогонку за афинским флотом с призывом о помощи, сам же высадил на берег экипажи трех оставшихся у него кораблей, вооружил их сплетенными из ивы щитами и приготовился к защите побережья от нескольких десятков пелопоннесских кораблей. Двухдневные атаки спартанцев с моря кончились их поражением. Тогда спартанцы решили перейти к длительной осаде Пилоса.

Однако уже на третий день возвратился афинский флот и в упорном бою в заливе почти полностью уничтожил пелопоннесские корабли. Таким образом положение изменилось. Теперь уже спартанский отряд на Сфактерии был отрезан от суши и осужден на голодную смерть. Ввиду того, что это были самые знатные из спартиатов, высшие должностные лица Спарты отправились на место сражения и предложили афинским стратегам заключить перемирие на очень жестких для лакедемонян условиях. Спарта обязывалась немедленно отправить в Афины послов на афинской триере с предложением мира. Афинянам выдается на время переговоров весь пелопоннесский военный флот не только из-под Пилоса, но и изо всей Лаконики. Взамен спартанцы под афинским контролем ежедневно на весь срок перемирия посылают определенное количество продовольствия гарнизону Сфактерии. После возвращения послов афиняне обещали вернуть спартанцам их военные корабли.

Однако спартанские послы были недружелюбно встречены в Афинах. В надежде на то, что афиняне, которые уже в 428 г. до н. э. просили мира, будут склонны к завершению войны, спартанцы предложили им «мир, союз, тесную дружбу и взаимную поддержку». В ответ на эти общие фразы Клеон, «бывший в то время вождем демоса и пользующийся величайшим доверием народной массы» (IV, 21, 3)11 потребовал возвращения афинянам не только мегарских гаваней Нисеи и Пег, но даже пелопоннесских Трезена и Ахайи. Эти требования были абсолютно неприемлемы для Спарты. Все же послы предложили обсудить их с афинскими делегатами. Однако Клеон, опасаясь сговора спартанцев с группой Никия, категорически потребовал ведения переговоров только в экклесии, после чего послы вернулись под Пилос.

Между тем обстановка осложнялась. Лакедемоняне при помощи всяких ухищрений забрасывали продовольствие на Сфактерию. Они обещали илотам свободу за доставку продуктов на остров, посылали смельчаков с мешками мака, с медом и таким образом снабжали осажденных. Надвигалась осень с ее бурями, что должно было заставить афинский флот возвратиться в Пирей. В то же время и афинский десант на Пилосе тоже страдал от недостатка воды и продовольствия.

Тем временем Клеон постоянно упрекал Никия в бездействии и требовал решительных мер. Воспользовавшись заявлением Клеона о том, что в течение 20 дней можно захватить Сфактерию, Никий в экклесии предложил ему взять на себя эту операцию, будучи уверенным в полной невыполнимости этого предложения. Однако Клеон согласился. Он отказался от предложенных ему афинских Бой на острове Сфактерия в 425 г. до н. э. гоплитов и взял с собой под Сфактерию только отряды союзников12. Здесь вместе с Демосфеном он, учитывая опыт поражения афинских гоплитов в Этолии, разработал план единовременной атаки спартиатов легковооруженными силами, и действительно, в конце августа 425 г. до н. э. взял остров штурмом, пленив 292гоплита, в том числе около 120 спартиатов.

«Крутая лаконская каша, заваренная под Пилосом» (Аристофан. Всадники, 61) имела громадный политический резонанс во всей Элладе, особенно в Афинах и Спарте. Прежде всего, афиняне добились крупнейшего военного успеха на спартанской территории в борьбе с непобедимыми до того времени спартанцами. Во-вторых, спартиаты, воспитанные на легенде о фермопильском подвиге Леонида, сдались живыми в плен, и к тому же именно презренным в их глазах афинянам. В-третьих, пилосская операция показала слабость гоплитской фаланги по сравнению с легковооруженными пелтастами. В-четвертых, Пилос и Сфактерия остались в руках афинян и превратились в центр притяжения для илотов, которые массами начали перебегать к мессенянам из Навпакта, оставленным здесь в качестве постоянного гарнизона афинянами. Мессеняне говорили на одном языке со спартанцами и с илотами, так что им легко было делать вылазки по всей Мессении и сеять возмущение среди илотов. Фукидид, подчеркивая трудное положение Спарты, подробно останавливается на значении пилосской операции. Он пишет: «В Пилосе они (афиняне. — авт.) поставили гарнизон, а мессеняне из Навпакта послали туда, как в родную землю (Пилос некогда принадлежал к Мессении), наиболее подходящих людей, которые, говоря на одном языке с жителями Лаконики, стали грабить ее и причиняли ей много вреда… так как к тому же илоты стали перебегать в Пилос, они (лакедемоняне. — авт.), опасаясь какого-либо дальнейшего переворота в собственной стране, были в тревоге» (IV, 41, 2—3).

В этой тяжелой обстановке для Спарты, ввиду малочисленности спартиатов, очень важным было выручить своих пленных, перевезенных тем временем в Афины. Поэтому, несмотря на заносчивое поведение Клеона, спартанцы продолжали пытаться вести переговоры с Афинами. Однако после блестящей победы на Сфактерии авторитет Клеона был совершенно непререкаем, и Никий вместе со своими сторонниками потерял всякое влияние в народной массе. Недаром Аристофан во «Всадниках», поставленных в 424 г. до н. э., вкладывает в уста Никия мысль бежать из Афин ввиду могущества Клеона, которому за его победу были присуждены небывалые почести. Таким образом, пилосская операция не только заставила Спарту искать мира, но и поставила в Афинах у власти партию, стремящуюся к войне.

Положение в Афинах было таково, что группировке Никия необходимо было предпринять какие-нибудь активные действия. Очень серьезно был поколеблен личный авторитет Никия как главнокомандующего, выступившего против операции, которая заставила врага просить мира. Кроме того, решающей силой оказались легковооруженные пелтасты и союзники, в то время как тяжеловооруженные гоплиты, представлявшие в афинском ополчении имущие круги населения, не говоря уже об аристократических всадниках, в течение 7 лет войны не одержали ни одной значительной победы.

Ввиду всего этого немедленно после победоносного возвращения Клеона и Демосфена со спартанскими пленными Никий, несмотря на начало осени, отправился против Коринфа во главе большого флота — из 80 кораблей с 2 000 афинских гоплитов, 200 всадниками, а также вспомогательными отрядами милетян и других союзников. Эта экспедиция преследовала не столько военные, сколько политические цели. Военные удачи Никия должны были противодействовать его политическим противникам. Однако он добился лишь весьма сомнительного успеха. Когда афиняне высадились юго-восточнее Коринфа, у Солигея, они встретили перед собой половину коринфской армии. В завязавшейся ожесточенной битве афиняне не добились победы и в связи с подходом коринфских резервов отступили на корабли. Затем часть афинян высадилась у Метан в Арголиде и захватила их, устроив по пилосскому образцу вал на перешейке, ведущем к Трезену. Таковы были скудные результаты грандиозного похода.

Зато на следующий год, летом 424 г. до н. э., Никием была предпринята очень удачная операция и захвачена дорийская Кифера, «остров, удобно расположенный относительно Лаконии и населенный лакедемонскими поселенцами» (Плутарх. Никий, 6). Спартанцы были в полном отчаянии после пилосской катастрофы. «Война с неотвратимой быстротой надвигалась… со всех сторон… Никогда еще в военных предприятиях лакедемоняне не обнаруживали такой нерешительности… Случайности судьбы, многочисленные, неожиданно обрушившиеся за короткое время на лакедемонян, повергли их в величайший страх; они боялись, как бы снова не постигло их такое несчастье» (IV, 55, 1—3).

Наиболее важной причиной «миролюбия» Спарты Фукидид считает опасение спартанцев, «как бы у них не случился какой-либо государственный переворот после того, как неожиданное тяжелое несчастье постигло» Спарту (IV, 55, 1). Под «государственным переворотом» Фукидид, очевидно, понимает восстание илотов, которого всегда опасались спартанцы и которое было бы особенно опасным в то время, когда в Пилосе укрепились навпактские мессеняне; к этому соображению Фукидид возвращается и в дальнейшем изложении. Рассказывая о трудностях, переживаемых Спартой накануне экспедиции Брасида, он говорит: «Сверх того лакедемонянам желательно было иметь предлог услать часть илотов, чтобы они не замыслили ввиду настоящего положения вещей, вследствие потери Пилоса, какого-либо переворота» (IV, 80, 2).

Необходимо отметить, что военными успехами 425—424 гг. до н. э. афиняне в значительной степени были обязаны финансовой политике Клеона. Судя по обломкам одной надписи (IG, I2, 63—65), представляющей собой постановления экклесии об уплате фороса союзниками, общая сумма фороса была удвоена, многие города должны были платить в три-четыре раза больше, чем до того времени. Особенно значительно был увеличен форос с Ионии, устрашенной разгромом Митилены. По-видимому, в этом же году, вероятно в связи с предшествующей реформой фороса Клеон провел постановление о повышении оплаты гелиастам. Таким образом, он мог с гордостью заявить о себе:

О народ! Как же может другой гражданин тебя жарче любить и сильнее?
Ведь с тех пор, как сижу я в Совете, казну я деньгами наполнил доверху.

(«Всадники», 773—4).

Согласно другой надписи (IG, I2, 324, 20), Никию на Киферскую экспедицию было выдано 100 талантов. Без финансовых средств, собранных благодаря энергии Клеона, афинская казна не была бы в состоянии финансировать крупные экспедиции 425-го и особенно 424 г. до н. э.

Захват Киферы был высшим пунктом афинских успехов. Казалось, еще одно-два усилия и окончательная блестящая победа Афин обеспечена. Афинские радикалы задумали нанести решающий удар в Беотии, напав на сильнейшего спартанского союзника сразу с трех сторон. Демосфен с 40 кораблями отправился в Навпакт и здесь набрал войско из акарнанов и мессенян, рассчитывая ударом с запада взять беотийский порт Сифы на побережье Коринфского залива. Беотийские демократы должны были поднять восстание в Херонее, расположенной на северной границе Беотии; основные же силы афинян под командованием Гиппократа готовились к удару с востока на Делий. Все три удара должны были произойти одновременно, чтобы не дать беотянам возможности бить врагов по-одному. Однако Гиппократ опоздал, а заговор демократов был преждевременно раскрыт. Вследствие этого Демосфен не добился успеха и вся армия беотян выступила против Гиппократа, который все же к тому времени уже успел овладеть Делием и укрепить его. В битве при Делии беотяне глубоко эшелонировали свою фалангу (в 25 рядов; у афинян глубина строя составляла всего лишь 8 рядов) и, предвосхитив здесь знаменитый «косой строй» Эпаминонда, одержали полную победу (ноябрь 424 г. до н. э.). Потери афинян убитыми составили около 1 000 гоплитов; был убит и стратег Гиппократ. Это было величайшее поражение Афин в течение всей Архидамовой войны.

Военные действия во Фракии

Неудача Спарты и падение ее авторитета вызвали среди рядовых спартиатов стремление к активизации военных действий и к более решительной политике. Становилось все более ясным, что со стороны руководителей спартанской политики требуются радикальные меры. Между тем основная тенденция спартанской олигархии заключалась в то время в достижении мира с Афинами и освобождении пленных спартиатов. Представителем новых стремлений стал молодой и наиболее энергичный из всех спартанских военачальников Брасид. Он задумал очень рискованное и необычайное для лакедемонян мероприятие. Понимая, что сила афинян зиждется на их морской державе, и видя неспособность пелопоннесцев к действиям на море, Брасид решил предпринять попытку прорваться в тылы Афинской державы сухим путем и, пройдя всю материковую Грецию, через Македонию выйти к городам фракийского побережья. Этот план был связан с большим риском, так как идти надо было через дружественную афинянам территорию Фессалии и в случае осложнений у Брасида не оставалось пути для отступления.

Спартанские олигархи опасались предпринять рискованный шаг и потерпеть очередную неудачу. Поэтому они отказались оказать материальную и военную поддержку Брасиду. Однако, рассчитав, что в случае успеха они будут иметь лишний козырь в переговорах о мире, а в случае неудачи они освободятся от беспокойного Брасида, руководители спартанской политики разрешили ему готовиться к экспедиции.

Поход Бросида мог дать Спарте много преимуществ. Прежде всего открывался новый фронт, который должен был ослабить афинский нажим на Пелопоннес. Кроме того, союз халкидикских городов, напуганный расправой над Потидеей, обещал организовать всеобщее восстание против тирании Афин и взял на себя финансирование экспедиции. Успех Фракийской экспедиции сулил блестящие перспективы для Спарты, так как вел к разложению Афинской архэ. Если бы удалось освободить халкидикские полисы от власти Афин, это значительно усилило бы центробежные силы во всем Афинском морском союзе.

Наконец, немаловажным обстоятельством было желание лакедемонян избавиться хотя бы от части илотов. После поражения при Пилосе Спарта все время опасалась восстания илотов. Еще раньше спартанцы, отобрав 2 000 наиболее смелых и заслуженных илотов, тайком их убили, чтобы лишить массу своих рабов их главарей. Фукидид подчеркивает, что спартанцы сделали это, «устрашенные грубостью и многочисленностью илотов», а также что «всегда у лакедемонян большинство их мероприятий направлено было к ограждению от илотов» (IV, 80, 3). Теперь они дали Брасиду еще 700 илотов, снабдив их гоплитским вооружением. Кроме того, Брасид набрал еще 1 000 добровольцев со всего Пелопоннеса. В августе 424 г. до н. э. он быстро прошел через Фессалию, так что фессалийские полисы не успели даже собрать войска для отпора, и прибыл в Македонию, где встретил дружественный прием со стороны царя Пердикки.

Появление Брасида на Халкидике вызвало массовые выступления против Афин. Среди эллинских полисов севера было очень сильно стремление отсоединиться от Афин и вернуть себе свободу. Боттиеи давно уже открыто выражали недовольство господством Афин. Основание союза городов под гегемонией Олинфа также следовало расценивать как демонстрации враждебного отношения к Афинам. Наконец, значительное увеличение фороса еще более усилило антиафинские настроения. Важным фактором было и то обстоятельство, что македонский царь Пердикка, прежний союзник Афин, обратился к Спарте за помощью против Аррабея, царя Линкестиды. На всех этих моментах играл Брасид. Фукидид, сам действовавший на этом фронте, отмечает: «Действуя справедливо и умеренно по отношению к городам (во Фракии. — авт.), Брасид в это время отторгнул от афинян большую часть их» (IV, 81, 2).

Принципы политики пелопоннесцев во Фракии Фукидид формулирует в обращении Брасида к жителям Аканфа (IV, 85—88). Брасид подчеркивал прежде всего то, что все полисы, перешедшие на его сторону, полностью обретут свою независимость. Затем он торжественно обещал не вмешиваться во внутренние дела полисов, т. е. не поддерживать олигархов против демократов. В случае отказа принять его условия Брасид угрожал опустошить поля аканфян, что ввиду наступления времени уборки урожая лишило бы их продовольствия на зиму. Таким образом, Брасид привлек на свою сторону Аканф, Стагир и Аргил и беспрепятственно подошел к главному владению афинян во Фракии — Амфиполю. Историк Фукидид, бывший в этом году стратегом, находился в то время с семью триерами у Фасоса, на расстоянии полудня пути от Амфиполя. Вызванный на помощь к Амфиполю, он направился в город, но опоздал. Брасид предложил амфипольцам очень выгодные условия капитуляции, и город сдался ему без боя. Фукидид успел захватить только Эйон, пригород Амфиполя. За свою пассивность он был изгнан из Афин и с тех пор жил на чужбине.

Переход Амфиполя на сторону Спарты был весьма тревожным симптомом для Афин. Они теряли основной источник снабжения корабельным лесом и значительные денежные доходы. Афинские союзники «тайком обращались через глашатаев к Брасиду с просьбой зайти к ним, причем каждый город желал отложиться первым» (IV, 108, 3). Брасиду удалось в течение 5 месяцев захватить две трети Халкидики13. Только Палленский полуостров оставался еще в руках у афинян, но и там было неспокойно.

Перемирие

Весной 423 г. до н. э. между Спартой и Афинами было заключено перемирие сроком на один год. Руководители спартанской политики рассчитывали на то, что перемирие приведет к миру и что им вернут пленных спартиатов, Пилос и Киферу взамен за фракийские приобретения Брасида. Равным образом и Афины были склонны к перемирию, так как хотели собрать резервы на Халкидике до отпадения от них всех полисов этого района.

Условия перемирия состояли в сохранении status quo; лакедемоняне и их союзники получали свободу торговли на море14, но запрещалось передвижение их военных судов. Зато очень важным был пункт о перебежчиках, сформулированный спартанцами следующим образом: «Перебежчиков, ни свободных, ни рабов, не принимать в течение этого времени ни нам, ни вам» (IV, 118, 7). Включение в условия перемирия специального пункта, предусматривающего отказ от приема перебежчиков, притом со специальной оговоркой о рабах, несомненно, последовало по требованию Спарты и свидетельствует косвенным путем о наличии большого числа илотов, бежавших в Пилос.

Однако еще во время переговоров против Афин восстала Скиона, город на Палленском полуострове, отрезанный от Брасида Потидеей, находившейся тогда в руках афинских поселенцев. К Скионе присоединилась соседняя Менда. Экклесия по предложению Клеона решила осадить Скиону и перебить всех ее жителей. В ответ на это Брасид направил войска в Скиону и Менду. Отношения его с Пердиккой к тому времени испортились, и тот вступил в переговоры с афинянами, которые выслали против Скионы Никия с 50 кораблями, 1 000 гоплитов и 2 000 легковооруженных. Воспользовавшись поддержкой мендских демократов, афиняне захватили Менду и предложили жителям осудить олигархов и восстановить демократический строй. Скиона же была окружена осадными стенами. Согласно надписи Inscriotiones Graecae I2, 90, в это время три города боттиев: Калиндоя, Трипоя и Кемаки — заключили союзный договор с Афинами.

После окончания перемирия, летом 422 г. до н. э., под Скиону отправился Клеон, взяв с собой 30 кораблей, 1 200 гоплитов и 300 всадников из афинян и еще большее число союзников. Энергичным ударом с суши и с моря он захватил Торону, «обратил в рабство торонских женщин и детей, самих же торонян, пелопоннесцев и других халкидян… всего около 700 человек, отправил в Афины» (V, 3, 4).

После этого Клеон морским путем двинулся к Амфиполю, завоевав попутно Галепс, Мекиберны, Клеоны и Акрофы15. Здесь ему навстречу выступил Брасид, имевший значительный численный перевес и лучших по качеству воинов. В битве под Амфиполем (октябрь 422 г. до н. э.), окончившейся поражением афинян, погибли оба полководца: Клеон и Брасид, представлявшие — каждый в своем государстве — наиболее воинственно настроенные партии. Фукидид, описывая это сражение (V, 6—10), не скупится на обвинения Клеона в «невежестве и малодушии, в сравнении с опытностью и отвагою противника», т. е. Брасида. Действительно, военными способностями Брасид несомненно превосходил Клеона. К тому же он располагал опытными воинами, верящими в своего начальника. Клеон же командовал 1 200 гоплитами и 300 афинскими всадниками, не считая, правда, больших контингентов союзников. Ни гоплиты, ни тем более всадники не питали доверия к Клеону, считая его выскочкой. Именно это обстоятельство вынудило Клеона действовать вопреки принципам военного искусства. Как пишет Фукидид, «Клеон знал ропот воинов и, не желая раздражать их пребыванием в бездействии на одном месте, … выступил в поход» (V, 7, 2). Таким образом, поражение Клеона объясняется не только и не столько военными, сколько политическими причинами. Как бы то ни было, одновременная гибель Клеона и Брасида значительно облегчила путь к мирным переговорам.

Никиев мир

В Афинах после смерти Клеона радикальная демократия теряет влияние. Ее агрессивные планы потерпели крушение. Поражения при Делии и на Халкидике значительно усилили мирные настроения. Серьезные опасения возбуждали также склонные к отпадению афинские союзники.

Спартанцы стремились к миру по уже указанным выше причинам. К ним надо еще только добавить, что война принимала затяжной характер и вполне могла кончиться восстанием илотов под руководством пилосских мессенян. «Илоты, — говорит Фукидид, — перебегали к неприятелю, и лакедемоняне постоянно ждали, как бы остававшиеся на месте илоты, рассчитывая на беглецов и на сложившееся тогда положение дел, не возмутились против них снова» (V, 14, 3). К тому же в 421 г. до н. э. кончался срок тридцатилетнего мира с Аргосом. Союз Афин с Аргосом был весьма опасен, так как в этом случае некоторые города Пелопоннеса перешли бы на сторону Аргоса.

Главы обоих государств Никий и спартанский царь Плейстоанакт относительно быстро договорились между собой об условиях мира. Решено было вернуться к довоенному положению вещей, с той только разницей, что фиванцы получали Платеи, а афиняне — Нисею. Города на Халкидике и во Фракии: Аргил, Стагир, Аканф, Стол, Олинф и Спартол, добровольно перешедшие на сторону Брасида, сохраняли независимость, но им дозволялось по желанию вступить в союз с афинянами. Пленные обеих сторон подлежали возвращению на родину. Гражданский мир должен был обеспечиваться тем, что во всех возвращаемых афинянам городах желающим дозволялось уходить со своим достоянием куда угодно. Кроме того, афиняне гарантировали автономию тем союзным полисам, которые регулярно уплачивали форос, установленный Аристидом.

В случае каких-либо разногласий по интерпретации договора, заключавшегося сроком на 50 лет, спорные вопросы должны были решаться третейским судом. Никиев мир полностью отвечал интересам самой Спарты, но им были весьма недовольны спартанские союзники: Беотия, Коринф, Мегара и Элея, которые ничего не получали от договора, а Мегара даже теряла Нисею.

Однако наибольший удар Никиев мир наносил Коринфу. Как уже указывалось выше, основные интересы этого полиса были связаны с северо-западом Греции. Победы Демосфена передали афинским союзникам-акарнанам все опорные пункты Коринфа на западе. Анакторий был взят штурмом, а амбракиоты вынуждены были вступить в союз с акарнанами. Коринф потерял также третью свою колонию Соллий. Ионические острова оставались в сфере влияния демократической Керкиры. Таким образом, борьба за Западную Элладу была полностью выиграна афинянами. Вот почему перечисленные выше спартанские союзники отказались подписать условия мирного договора, а их отношения со Спартой резко ухудшились. Дело шло к разрыву, что было выгодно прежде всего Аргосу, пользовавшемуся большими симпатиями среди пелопоннесцев.

Спартанское правительство предвидело нависшую угрозу и пыталось нейтрализовать ее не только миром, но и союзом с Афинами. Уже спустя месяц после подписания мирного договора был заключен оборонительный союз Афин со Спартой. В договоре, составленном формально на основах равноправия, обращает на себя внимание важное одностороннее обязательство афинян: «Если восстанут рабы, афиняне обязуются помогать лакедемонянам всеми силами по мере возможности» (V, 23, 3). Этот пункт договора ярко напоминает афинскую политику времен Кимона16. Обращает на себя внимание, что аналогичного обязательства афиняне от спартанцев не потребовали, так как, очевидно, в меньшей степени опасались волнений рабов.

По отрывочным сообщениям Фукидида, разбросанным по IV и V книгам его произведения, мы можем проследить, как быстро нарастала угроза восстания илотов после удачной для афинян пилосской кампании. Основным фактором, склонявшим Спарту к мирным переговорам, было, оказывается, не столько желание выручить своих пленных (среди них было не более чем 120 спартиатов), а угроза восстания рабов. Именно эта угроза парализовала активность Спарты во время экспедиции Никия на Киферу, она же вынудила лакедемонян создать впервые в их истории специальную воинскую часть для поддержания «порядка» в Лаконике и для предотвращения массовых побегов илотов в Пилос. Несмотря на все эти меры, угроза общего восстания илотов все более нарастала, вплоть до того, что спартанцы вынуждены были пойти на мир даже под угрозой разрыва с союзниками, фактически только ради предотвращения восстания рабов.

В социально-политическом отношении заключение мира было в Афинах победой «богатых, старшего поколения и большей части земледельцев», как определяет состав сторонников мира Плутарх («Никий», 9). За мир стояли, понятно, также и лаконофильские элементы. Однако основной силой, действовавшей в Афинах в пользу мира, было аттическое крестьянство. Аристофан прав, вкладывая в уста Тригея слова: «Одни лишь земледельцы мир нам возвратить сумеют» («Мир», 511), и, восхваляя блага мира, обращается исключительно к тематике сельскохозяйственных работ:

Видит Зевс, блестит мотыга наостренным лезвием
И на солнышке сверкают вилы зубьями тремя!
Как чудесно, как нарядно выстроились их ряды!
Как мне хочется вернуться поскорее на поля.
И перекопать лопатой залежалый чернозем.

(Там же, 566—570).

Радикальные демократы, потеряв Клеона, все еще не оправились от этого удара, а их новый вождь Гипербол только с трудом мог противостоять Никию, влияние которого достигло в это время апогея. «О Никии постоянно говорили, что он человек приятный богам и поэтому… ему предоставлена была возможность назвать своим именем величайшее и прекраснейшее из добрых деяний» (Плутарх. Никий, 9).

Несмотря на всеобщее стремление к окончанию военных действий, Никиев мир мог быть и фактически был только передышкой в войне, охватившей весь эллинский мир. Архидамова война показала наличие колоссальных материальных ресурсов у Афин и их неприступность с суши. Спартанская коалиция оказалась слишком слабой для того, чтобы уничтожить архэ. Но все же и Афины не были в состоянии нанести решающий удар Пелопоннесскому союзу. Никиев мир сохранял в силе все те противоречия в Элладе, которые породили Пелопоннесскую войну. Вопрос о гегемонии так и не был решен.

Открытым оставался также вопрос о борьбе между олигархами и демократами. Наконец, за время Архидамовой войны значительно усилились центробежные стремления как в Афинской архэ, так и в Пелопоннесском союзе. Из всего этого следовало, что Никиев мир, заключенный на 50 лет, мог быть только перемирием, передышкой. Раньше или позже указанные противоречия должны были взорвать его. Та же участь должна была постигнуть и союз, заключенный между Афинами и Спартой.

Примечания:

[1] Вопрос о том, насколько правильным был план Перикла, вызывал и вызывает большие разногласия в литературе. Часто резко осуждают Перикла зa то, что тот не учел соотношения классовых сил в Афинах, силы оппозиции и отношения к нему аттического крестьянства. Это неверно. Перикл прекрасно учитывал все эти обстоятельства (см. его речь, приведенную у Фукидида, II, 59—64). Никакого другого плана войны Афины не могли создать ввиду подавляющего перевеса пелопоннесцев на суше. Афины в начале войны располагали большим военно-экономическим потенциалом, чем Спарта, которой удалось победить своего противника только после эпидемии чумы, сицилийской катастрофы и при помощи персидского золота. Весь ход Архидамовой войны показал именно дальновидность политики Перикла. У нас нет никакого основания не доверять оценке Фукидида, который, находясь под свежим впечатлением военной катастрофы, все же объективно охарактеризовал план Перикла: «Однако, хотя афиняне потеряли в Сицилии большую часть флота и другие военные средства, а в городе происходили уже междоусобицы, в течение трех лет они выдерживали еще борьбу и с прежним врагом, и с действовавшими заодно с ним сицилийцами, а также с увеличившимся числом отпавших союзников, впоследствии же и с сыном персидского царя Киром, также примкнувшим к пелопоннесцам и снабжавшим их деньгами на флот… Вот насколько расчеты Перикла тогда оказались даже ниже действительности, когда он предсказывал афинскому государству очень легкую победу в войне с одними пелопоннесцами» (II, 65, 12—13).
[2] Ср. также:
Смертью отомщу им за поля мои истоптанные,
Смертью за сожженные сады и виноградники.

(«Ахарняне», 231—232, 512).
А также:
Поделом! Повырубали смоквы и в моем саду.
Посадил я их, взлелеял, вырастил своей рукой.

Или:
Сад растоптан виноградный и маслин родимых нет.
(«Мир», 628—629 и 634).
[3] Ср.: Псевдо-Ксенофонт. Афинская полития, II, 14: «При настоящем положении больше страдают от прихода врагов крестьяне и богатые афиняне, тогда как демократический элемент, хорошо зная, что ничего из его достояния враги не сожгут и не уничтожат, живет беспечно, не боясь их прихода».
[4] Осада Потидеи стоила очень дорого афинянам. В период максимального напряжения сил 4 600 гоплитов получали по 2 драхмы в день (III, 17, 3), что составляло свыше 1½ таланта в день. Не меньше стоило и содержание флота. Осада продолжалась 2½ года и в общей сложности обошлась примерно в 2 000 талантов. Это была примерно ⅓ наличных денежных запасов афинской казны в начале войны. Сохранились две афинские надписи, связанные с осадой и взятием Потидеи. Надпись IG, I2, 945 вырезана на надгробии афинян, погибших в 432 г. до н. э., во время осады Потидеи. Надпись IG., I2, 397 составлена в 429 г. афинскими колонистами (εποικοι), направляющимися в Потидею для ее заселения.
[5] Это укрепление состояло из двух параллельных кирпичных стен вокруг Платей с внутренним расстоянием в 4,5 м. Стены были укреплены башнями на небольшом расстоянии друг от друга. Внешняя стена должна была охранять осаждающих от нападения афинян.
[6] Не понимая истинной подоплеки гражданской войны на Керкире, Фукидид сетует на жестокость обеих сторон, на отмену старых добрых порядков и разложение нравов во время этих событий (III, 81—84).
[7] Лисикл после смерти Перикла был краткое время вождем демократической группировки. Он был скототорговцем, принадлежал к числу друзей Перикла и после его смерти женился на Аспасии. Аристофан («Всадники», 132 и 765) называет Клеона худшим человеком после Лисикла. В 428—427 г. до н.э. Лисикл был избран стратегом.
[8] У Фукидида ων και τα αλλα βιαιοτατος των πολιτων τω τε δημω παρα πολυ εν τω τοτε πιθανωτατος. В русском издании 1915 г. эта фраза переводится: «Это был вообще наглейший из граждан; в то время он пользовался величайшим доверием народа». Этот перевод очень важной фразы Фукидида кажется нам не совсем правильным: βιαιοτατος в данном контексте никак нельзя переводить «наглый», а «наиболее склонный к насилию». Цитированный отрывок — это характеристика Клеона перед его исключительно резкой речью о митиленянах. Во второй части фразы упор лежит на словах παρα πολυ. И эти слова тоже пропущены в переводе.
Адекватный подлиннику перевод будет звучать примерно так: «Это был и в других отношениях наиболее склонный к насилию из граждан; в то время он во многом пользовался величайшим доверием демоса».
[9] «Метая дротики, этоляне настигали бегущих благодаря своей быстроте и легкости вооружения и многих убивали там же в бегу» (III, 98, 2).
[10] Стратегическое положение Гераклеи было исключительно удачное. Она прежде всего запирала выход из Фермопильского прохода и вбивала клин между Афинами и дружественной им Фессалией. Кроме того, Гераклея, расположенная напротив Евбеи, сковывала часть афинского флота. Впоследствии Брасид воспользовался Гераклеей как базой для похода в далекую Фракию.
[11] В этой, параллельной предыдущей, характеристике Клеона перевод в издании 1915 г. снова неточен. Предложение: ανηρ δημαγωγος και εκεινον τον χρονον ωυ και τω πλγνει πιθανωτατος переводится: «влиятельнейший в то время в глазах народной массы демагог». Не говоря уже о том, что «демагог» по своему смыслу не более соответствует δημαγωγος, чем «империя» — imperium, в переводе совершенно не чувствуется смысл очень важного слова πιθανωτατος — «пользующийся величайшим доверием».
[12] Это сообщение Фукидида (IV, 28, 4) бросает яркий свет на политическую борьбу в Афинах. У Демосфена в Пилосе не было афинских гоплитов. Клеон их тоже не взял. Так как гоплиты состояли из богатых, во всяком случае зажиточных кругов, Клеон, по-видимому, не мог на них полностью рассчитывать и надеялся победить, опираясь на бедноту и «корабельную чернь». Его прогноз блестяще подтвердился, и вряд ли это можно считать только счастливым случаем, как полагает ослепленный личной враждой Фукидид (IV, 28, 5).
[13] Увеличение фороса, предпринятое год назад Клеоном, пагубно отразилось на положении афинян в этом районе. Главный город Ситонийского полуострова — Торона — платил теперь вместо прежних шести 12 талантов (IG, I2, 218). Несмотря на наличие афинского гарнизона, жители Тороны предпочли сдаться без боя Брасилу.
[14] Правда, с некоторым ограничением. Их торговым судам не разрешалось пользоваться парусами, и они должны были иметь не больше 500 талантов (ок. 11 тонн) груза (IV, 118, 5).
[15] Фукидид, возможно из личной ненависти к Клеону, обвинял его в бездействии (V, 6, 2). Однако Клеон прибыл во Фракию в середине сентября 422 г. до н. э. и за один месяц захватил пять городов, что при низкой технике осадных работ того времени явилось исключительным достижением. Здесь еще необходимо учесть, что жестокие расправы Клеона с отпавшими союзниками усиливали их сопротивление и замедляли его продвижение.
[16] Афиняне могли заключить этот союз либо по инициативе Никия, стремившегося доказать Спарте благожелательность Афин, либо же текст союзного договора был утвержден одновременно с условиями мирного договора и был лишь опубликован позднее. В пользу первого предположения свидетельствует Плутарх («Никий», 10), указывающий на опасения Никия в связи с происками коринфян и беотян.

Источник:

Паневин К. В. (сост.) История Древней Греции. «Полигон», «АСТ». Санкт-Петербург, 1999.

 
© 2006 – 2019 Проект «Римская Слава»