Боспорская проблема (Парфенов В. Н.)Вторая крупная акция Агриппы на Востоке связана с Боспорским царством, которое (по первому впечатлению — совершенно неожиданно) оказалось в фокусе «большой политики». Наиболее подробно об этих событиях сообщает Дион Кассий (LIV. 24. 4-6), относя их к 14 г. до н. э.: «В Боспоре Киммерийском произошло восстание. Некто Скрибоний, выдававший себя за внука Митридатова и уверявший, что он получил царскую власть от Августа после смерти Асандра, взял в замужество супругу его по имени Динамия, которой было передано мужем управление государством и которая действительно была дочерью Фарнака и внучкой Митридата, и стремился овладеть Боспором. Проведав об этом, Агриппа послал против него Полемона, царя прилежащей к Каппадокии части Понта. Полемон уже не застал в живых Скрибония, так как боспорцы раньше убили его, узнав о его замысле; когда же они и ему оказали сопротивление из страха быть отданными под его власть, он вступил с ними в битву и одержал победу, но не успел подчинить их себе, пока Агриппа не прибыл в Синопу с намерением идти и на них походом. Тогда они положили оружие и сдались Полемону; Динамия сделалась его женой, очевидно, по решению Августа» (пер. В. В. Латышева). Другие авторы добавляют к этому немного. Псевдо-Лукиан в сочинении «O долгожителях» утверждает, что Скрибонию пришлось воевать против 93-летнего Асандра, который, увидев измену своих воинов, покончил с собой (Ps.-Luc. МасгоЬ. 17). Иосиф Флавий позволяет обратить внимание на быстроту действий римлян: когда небезызвестный Герод Иудейский (библейский Ирод) с эскадрой отправился к Агриппе, то уже не застал своего покровителя, как рассчитывал, на Лесбосе и нагнал его лишь в Синопе, сборном пункте готовившейся экспедиции (los. Ant. XVI. 2. 2). Кроме нарративных источников, в распоряжении исследователей имеются эпиграфические и нумизматические, которые, однако, не позволяют интерпретировать их однозначно. Вся эта история (на что обратил внимание еще Д. П. Каллистов)1 производит странное впечатление — и появление загадочного узурпатора, его непонятная роль в Боспорском царстве,. и неожиданно горячая заинтересованность Рима в боспорских делах. Думается, удовлетворительно объяснить «смутное время» на Боспоре возможно лишь в контексте грандиозных завоевательных планов Августа. К этому времени Боспорским царством долго и удачливо правил царь Асандр. Выходец из местной знати, он, вовремя восстав против Фарнака, сумел отстоять свою власть от всех посягательств на нее (в том числе и со стороны Рима) и в конце концов был признан царем и «другом римского народа».2 Выпуск им золотой монеты со своим портретом и царским титулом, по типу соответствующей эмиссиям ушедших в небытие могучих эллинистических царств,3 многозначительное употребление им титула «великий царь царей» (КБН. 30) — с подобным поведением Август мог мириться лишь до тех пор, пока не приступил к осуществлению своих амбициозных внешнеполитических планов. Тогда существование проводившего достаточно независимую политику Боспорского царства стало совершенно нетерпимым, во-первых, из-за возможности рецидива Митридатовых войн тогда, когда римляне сконцентрировали бы свои военные усилия на Западе, а во-вторых, потому, что Боспор сам по себе приобретал важное стратегическое значение, так как находился в тылу сарматских племен, с которыми Рим уже вступил в боевое соприкосновение. Но, видимо, подходящего повода для вмешательства в боспорские дела не находилось, и тогда было решено его создать в лице новоявленного претендента на трон.4 Если попытаться уточнить последовательность событий, связанных с установлением прямого римского контроля над Боспором, то мы вынуждены вступить на зыбкую почву предположений. Постараемся держаться при этом пусть немногих, но твердо установленных фактов. Одним из таких бесспорных фактов является самостоятельное правление Динамии, засвидетельствованное как эпиграфическим материалом, так и уникальным статером 281 г. б. э. = 17/16 г. до н. э.5 Поэтому конец правления Асандра было принято относить к 17— 16 гг. до н. э.6 Но уже К. В. Голенко отметил, что «это положение абсолютно бездоказательно — золото Динамия могла чеканить в любой год своего самостбятельного правления», и отнес смерть Асандра к 19 г. до н. э.7 Как недавно выяснилось, это предположение было недостаточно смелым: в 1983 г. был найден новый статер Динамии — уже 277 г. б. э. = 21/20 г. до н. э.8 Таким образом, у царицы насчитывается несколько лет самостоятельного правления — между смертью или отходом от дел Асандра и появлением на Боспоре Полемона — и можно согласиться с Н. А. Фроловой в том, что только этот период единоличной власти Динамии можно считать надежно установленным.9 Это мнение резко контрастирует с прочно установившейся в науке благодаря М. И. Ростовцеву точкой зрения, согласно которой Динамия вновь пришла к власти после гибели Полемона и правила еще более 16 лет; логическим завершением этой конструкции, в которой одно предположение доказывается другим (обычно отнюдь не бесспорным), является «открытие» В. А. Анохиным еще и третьего самостоятельного правления Динамии.10 Попытаемся разобраться в довольно запутанной истории этого вопроса. Если в прошлом веке считалось, что смерть Динамии последовала вскоре после 14 г. до н. э.,11 то М. И. Ростовцев, не согласившись с этим, в серии своих работ по истории Боспора доказывал, что после гибели Скрибония и передачи Римом боспорского престола Полемону Динамия, вынужденная выйти за него замуж, вскоре порвала с ним и после смерти римского ставленника вновь стала править единолично.12 Вплоть до настоящего времени этот взгляд можно было считать господствующим.13 Аргументация, приведенная Н. А. Фроловой (и довольно неубедительно критикуемая В. А. Анохиным), делает излишним новый анализ концепции М. И. Ростовцева.14 Воспользовавшись предложенной Н. А. Фроловой схемой, попытаемся восстановить последовательность политических событий на Боспоре в те бурные годы. В принципе, переход власти от Асандра к Динамии мог пройти достаточно гладко. Наиболее неопределенным (и угрожающим) моментом должна была быть реакция Рима на такую династическую рокировку.15 Требовалось ли официальное признание римскими властями прав Динамии на боспорский трон? Здесь нельзя забывать, что позиция Рима в отношении зависимых от него соседей вовсе не предполагала автоматического признания очередного правителя.16 И все же Динамии каким-то образом удалось урегулировать отношения с Римской державой, очем свидетельствует титул ???????????.17 О цене этого признания можно лишь догадываться. Так, медные монеты, отчеканенные от имени общин кесарийцев и агриппийцев, позволили в свое время А. В. Орешникову предположить, что по инициативе Динамии Пантикапей был в честь Цезаря Августа переименован в Кесарию, а Фанагория — в Агриппию.18 Справедливость этой, по выражению А. Н. 3ографа,19 «блестящей догадки» доказана как эпиграфическим материалом, так и топографией монетных находок.20 Однако с легкой руки автора этой гипотезы оказалось принятым за аксиому, что, во-первых, переименование обоих городов произошло одновременно (чему нет ни единого доказательства), а во-вторых, что случилось это не ранее 14 г. до н. э.21 Признавая, что удобнее всего связывать появление на политической карте античного Причерноморья Кесарии и Агриппии именно с установлением прямого римского контроля над Боспором, отметим, что это отнюдь не единственно возможный вариант. Так, не исключено, что Пантикапей мог быть переименован в честь не Августа (????????), а диктатора Цезаря (??????), или что это произошло до 27 г. до н. э., когда Октавиан был «только» Цезарем — в таком случае инициатива этой акции должна была принадлежать Асандру. Что же касается Агриппии, то Н. А. Фролова выдвинула интересное предположение о присвоении Фанагории этого имени в начале самостоятельного правления Динамии.22 В. А. Анохин, ссылаясь на новонайденный статер Динамии 277 г. б. э., отвергает раннюю датировку переименования Фанагории, так как, по его мнению, «для 21/20 г. такое возвеличение Агриппы было преждевременным…».23 Однако этот тезис представляется по меньшей мере спорным — после смерти Марцелла, племянника Августа (23 г. до н. э.), Агриппа был единственным реальным наследником принципата — к 21 г. до н. э. это было очевидно для всех как в Римской империи, так, надо полагать, и для ее соседей.24 Кроме того, в 23-21 гг. до н. э. Агиппа находился именно на Востоке и, имея резиденцию на Лесбосе, управлял восточными провинциями через своих легатов.25 Таким образом, вполне вероятно, что Динамия была утверждена на царство именно тогда и именно Агриппой, выступавшим в качестве полномочного представителя Августа (с 23 г. до н. э. Агриппа обладал проконсульским империем над всеми императорскими провинциями).26 Думается, этого было вполне достаточно для переименования в честь второго в Римской империи лица второго по значению города Боспорского царства. Историческую репутацию Динамии трудно назвать безупречной — ее принято обвинять и в самом низкопробном сервилизме перед владыкой Рима, и даже в исключительно аморальном поведении.27 Первое обвинение основано на надписях Динамии в честь Августа и Ливии (КБН. 38; 978; 1046). Однако содержащиеся в этих текстах «льстивые» эпитеты («спаситель и благодетель», «благодетельница», «владыка всей земли и всего моря») представляют собой широко распространенные в античном мире стандартные формулы28 и поэтому дискредитировать Динамию не могут, а подчеркивание царицей своего происхождения от Фарнака и Митридата (КБН. 31) едва ли привело бы в восторг ее римских «благодетелей».29 Чтоже касается «моральной неустойчивости» довольно-таки пожилой правительницы Боспора, то Динамия, бесспорно, была одной из ярких представительниц уходившей буквально на ее глазах в прошлое эллинистической эпохи,30 и для нее, как и для ее знаменитой современницы Клеопатры VII, смыслом жизни была власть. Применяемые при этом средства диктовались политической целесообразностью, а не моральными критериями.31 Подводя итоги обзора «смутного времени» на Боспоре, приходится еще раз подчеркнуть, что при современном состоянии источников полная и достоверная реконструкция событий интересующего нас периода невозможна. Даже имеющаяся в распоряжении исследователей информация может быть интерпретирована весьма неоднозначно.32 Учитывая все привходящие обстоятельства, рискнем тем не менее предположить, что разыгравшиеся на берегах Боспора Киммерийского бурные события в основном явились результатом масштабной политической провокации, задуманной и осуществленной Римом. Признание в свое время Динамии «другом римского народа» было лишь тактическим ходом, не предполагавшим длительного сохранения такого положения дел. Как только приготовления к резкому увеличению масштаба завоевательных войн на Западе вступили в заключительную фазу, пришло время решить и боспорскую проблему: в стратегических замыслах римского военного командования эта часть периферии античного мира должна была приобрести немаловажное значение.33 Поскольку время было ограничено достаточно жестко — в 12 г. до н. э. римляне форсировали Рейн, положив начало серии германских кампаний, — камуфляж традиционной «справедливости» в случае с Боспором не имел серьезного значения. Это с полной ясностью продемонстрировал эпизод со Скрибонием, на котором имеет смысл остановиться более подробно. Совершенно очевидно, что появление самозванца на Боспоре было выгодно только Риму, так как давало необходимый предлог для прямого вмешательства в дела Боспорского царства. Обстоятельства, при которых это произошло, освещаются в источниках по-разному: если Дион Кассий указывает, что Скрибоний объявился после смерти Асандра, то из Псевдо-Лукиана следует, что это произошло при жизни законного царя. Во всяком случае, трудно отказаться от мысли, что нежданно объявившийся претендент на боспорский трон должен был создать ситуацию, которая потребовала бы немедленной реакции Рима, и едва ли случайно Агриппа оказался на Востоке именно в это время.34 Сама личность Скрибония остается загадкой. Некоторые предпочитают видеть в нем римского вольноотпущенника,35 однако большинство исследователей считает его представителем романизованной понтийской знати36 или просто безвестным авантюристом, самозванцем и узурпатором.37 Между тем его имя, будучи типично римским (плебейский род Скрибониев известен со времени Ганнибаловой войны),38 позволяет предположить какую-то связь эфемерного властелина Боспора с императорским домом.39 Наивно думать, что такая женщина, как Динамия, могла выйти замуж за первого встречного авантюриста: Скрибоний явно должен был представить веские доказательства, своего высокого происхождения, а его борьба за боспорский трон должна была финансироваться из какого-то крупного источника, в котором нетрудно угадать римскую императорскую казну.40 Что же касается социального статуса Скрибония, то он, очевидно, относился к романизованной провинциальной знати (Ростовцев и Андерсон не исключают и его принадлежности к царскому роду).41 Его римское имя следует объяснять тем, что в результате получения им гражданских прав его патроном стал какой-то представитель рода Скрибониев, в котором есть все основания видеть брата бывшей жены Августа, видного политического деятеля времени второго триумвирата Луция Скрибония Либона, который в 35 г. до н. э. перешел от Секста Помпея к Антонию (Арр. В. с. V. 139. 579) и вместе с последним был ординарным консулом 34 г. до н. э. (CIL. l2. 66). Скрибоний Либон достаточнодолго находился в восточных провинциях, чтобы обзавестись клиентелой из числа обязанных ему провинциалов, а получение новыми гражданами имен в честь виднейших приверженцев Антония было на Востоке в те годы обычной практикой.42 Положение Скрибония при Динамии, которая, очевидно,сохраняла свою власть, неизвестно. Предположение М. Гранта о, том, что он стал «вице-королем при местной царице»,43 весьма маловероятно: институт делегирования правителем части своих полномочий (collega imperii) был типично римским и для Боспора того времени явно не подходит. Статус супруга правящей царицы слишком напоминает современную Великобританию, чтобы допустить вероятность такого варианта. Остается одна возможность — если верно, что в активе Скрибония была военная победа над Асандром, то в соответствии с эллинистическими канонами его должны были провозгласить царем. Подтверждения этому факту в источниках нет, однако надо учитывать, что после убийства Скрибония все связанное с его именем, очевидно, подверглось намеренному уничтожению (для сравнения заметим, что на Боспоре неизвестны надписи и монеты с именем Полемона, царский, титул которого вне сомнений). Скрибоний с успехом сыграл свою роль, вызвав политический кризис в Боспорском царстве и создав тем самым новоддля прямого вмешательства Рима. Он был убит именно во избежание такого вмешательства, тем самым восстанавливалась во всей полноте своих прав Динамия, давно признанная Римом в качестве легитимной царицы. Но для римлян это отступление от разработанного ими сценария уже не имело значения: на Боспор был отправлен понтийский царь Полемон, назначенный «по совместительству» царем и в Пантикапее. Его сообщение о встреченном им ожесточенном сопротивлении вызвало незамедлительную реакцию: Агриппа спешно прибыл в Синопу и стянул туда силы для десанта, которым вознамерился командовать лично (что подтверждает первостепенное значение Боспорского царства для Рима в этот момент). Известие об этом заставило Боспор капитулировать и признать власть Полемона. Женитьба последнего на Динамии по приказу Августа может свидетельствовать о том, что вся операция была задумана заранее: Август, находившийся тогда в Галлии, явно не имел возможности контролировать ситуацию.44 С утверждением (как позднее оказалось, недолговременным) Полемона на боспорском престоле цель — подчинение этого царства прямому римскому контролю — могла считаться достигнутой.45 Важное значение этой акции подчеркивалось декретированием Агриппе триумфа над Боспором46 (для сравнения отметим, что Август за дипломатическую победу над Парфией в 20 г. до н. э. получил лишь овацию) (Dio Cass. LIV. 8. 3). Деятельность Полемона, скорее всего, должна была подготовить почву для полной аннексии Боспорского царства Римом. Во-первых, это вытекает из чисто умозрительного соображения о невозможности длительного существования практически воссозданной державы Митридата Евпатора, пусть даже с верным Риму правителем во главе ее — династическая ситуация всегда могла измениться.47 Во-вторых, если судить по знаменитой карте Агриппы, то Боспорское царство уже считалось вошедшим в состав Римской империи.48 Надо отметить, что известные основания для такого рода «картографической агрессии» были: судя по боспорской монетной чеканке того времени, финансовая система Боспорского царства была поставлена под римский контроль,49 Боспор был обязан поставлять вспомогательные войска в римскую армию.50 Таким образом, успешным решением боспорской проблемы завершилось урегулирование римских дел на Востоке, начатое заключенным в 20 г. до н. э. соглашением с Парфией, и Август получил возможность сосредоточить основное внимание на военных приготовлениях к решающему этапу завоеваний в Европе. Примечания: [1] Каллистов Д. П. Политика Августа в Северном Причерноморье // ВДИ. 1940. № 2. С. 69. [26] Reinhold M. Op. cit. P. 169, 173. Рейнгольд отмечает, что античные источники умалчивают о конкретном содержании деятельности Агриппы в этот период. Это, видимо, не случайно: существует предположение, что он был отправлен с тайной дипломатической миссией для подготовки соглашения с Парфией (Magie D. The Mission of Agrippa to the Orient in 23 B. C. // CPh. 1908. Vol. 3. P. 145 f.). Во всяком случае, популярная в античности версия о добровольном удалении на Лесбос из-за обиды на Марцелла, а заодно и на Августа, слишком легковесна. Между прочим, даже приверженец этой версии Веллей Патеркул все же упоминает, что официальной причиной отбытия Агриппы на Восток были государственные дела. Иосиф Флавий и Дион Кассий прямо указывают, что Агриппа был послан Августом, причем у Иосифа Агриппа здесь выступает уже в роли наследника принцепса (???????? ???????). Источник: Парфенов В. Н. Император Цезарь Август: Армия. Война. Политика. «Алетейя». Санкт-Петербург, 2001. |