Испанский поход (Парфенов В. Н.)

Проведя в начале 27 г. до н. э. реформу государственного управления, Октавиан (теперь уже Август) в ореоле самых невероятных слухов о его воинственных намерениях покинул Рим и отправился на север. Проведя довольно много времени в Галлии, в 26 г. он наконец прибыл к армии — на испанский театр военных действий.

Со времен Ганнибала Пиренейский полуостров был для римлян «горячей точкой» их державы. В годы гражданских войн испанская земля не раз становилась убежищем и резервом сил для опальных римских политиков — от Сертория до Секста Помпея. Октавиан-триумвир не раз посылал в Испанию своих лучших полководцев, а с наступлением мирного времени решил взяться за дело сам.

Внешне испанская кампания Августа во многом напоминает его же иллирийские войны 35-33 п. до н. э.: та же фактически неспровоцированная агрессия, то же стремление громким рекламированием военных достижений в очередной раз привлечь на свою сторону общественное мнение Рима, такие же горы, населенные воинственными, но разобщенными и отсталыми племенами.

Поводом для вмешательства римлян в дела свободных племен стали обычные межэтнические распри (Flor. II. 33. 46-48), т. е. Август воспользовался первым подходящим предлогом, чтобы пустить в ход машину агрессии. Нельзя не согласиться с Г. Ферреро, что эта война «вовсе не была так важна, чтобы требовать присутствия командующего всеми вооруженными силами империи».¹ Тем не менее смысл в личном участии Августа в этой, казалось бы, малозначительной кампании был; не случайно шум вокруг Испанской войны был поднят большой, и уже отправление Августа из Рима сопровождалось шумной рекламной кампанией, включавшей в себя и торжественное открытие храма Януса (Oros. VI. 21. 1). Короткая победоносная война должна была укрепить положение Августа во главе государства: состоявшееся в начале 27 г. в сенате урегулирование, которое часто считают разыгранной Октавианом комедией, в действительности было компромиссом между императором и старой аристократией, не устраивавшим в полной мере ни ту, ни другую сторону.²

Кроме того, захват северо-запада Пиренейского полуострова имел солидное «экономическое обоснование»: на этой территории находились богатые золотые рудники (в римское время там разрабатывалось 57 шахт).³ Таким образом, покорение последней свободной территории Испании должно было в какой-то степени окупить военные расходы и финансировать дальнейшие мероприятия такого рода, если бы они последовали.

К началу кампании в Испании был сконцентрирован мощный военный кулак: минимум шесть легионов, дополненных вспомогательными войсками, специальными подразделениями и флотом.⁴ После прибытия Августа к армии римские войска тремя колоннами вторглись в страну кантабров.⁵ В Бискайском заливе оперировал мощный флот, высадивший десанты в тылу защитников Кантабрии.⁶ Уверенность римлян в быстром и полном успехе была абсолютной, не случайно Флор сравнивает эту кампанию с охотничьей облавой.

Однако, против всех ожиданий, легкой военной прогулки не получилось: Август, руководивший центральным корпусом армии вторжения, столкнулся со множеством летучих отрядов легкой пехоты противника, которые нападали на римлян из засад, наносили им чувствительный урон и вновь исчезали в родных горах (То Cass. LIII. 25. 5-6).

В результате постоянного нервного и физического перенапряжения незадачливый завоеватель, к личности которого «дикари» явно не испытывали должного почтения, заболел и покинул театр военных действий, обосновавшись в Тарраконе.⁷ Последняя попытка принцепса проявить себя на поле брани закончилась постыдным фиаско — кантабры слишком дорого продавали державному покупателю свою свободу.⁸

Впрочем, у Августа хватило опыта и здравого смысла, чтобы передать руководство войной своим легатам и не вмешиваться в их распоряжения.⁹ Результаты не замедлили сказаться: кантабры были разбиты Гаем Антистием, которому Август сдал непосредственное командование центральной колонной.¹⁰ Тем не менее война растянулась на два года, пока не пала последняя твердыня кантабров, большинство защитников которой покончило с собой, чтобы не сдаваться в плен.¹¹

Основные события войны с астурами приходятся на 25 г. до н. э. О ходе боевых действий имеется восходящая к Титу Ливию краткая информация Флора и Орозия.¹² Из нее очевидно, что первоначальноинициатива принадлежала астурам. Их план боевых действий предусматривал одновременное нападение на трех легатов, которые со своими войсками, очевидно, должны были действовать по тому же шаблону, что и их коллеги в Кантабрии.

Римские источники не скрывают того, что дерзкий план астуров имел много шансов на успех, если бы не предательство. Наместник Лузитании Тит Каризий, узнав о намерениях аборигенов, успел нанести упреждающий удар, когда их войска уже были на марше. Разгромив главные силы противника, римский командующий перешел к последовательному уничтожению их крепостей, сильнейшей из которых была Ланция. В конце концов сопротивление астуров было подавлено, но победа дорого обошлась римлянам.

Август придавал Испанской войне исключительное значение: дорого стоившая Риму и, как вскоре оказалось, эфемерная победа была представлена всему цивилизованному миру как нечто из ряда вон выходящее (Veil. 11.90.4). У принцепса, правда, хватило такта, чтобы отказаться от декретированного ему триумфа, но зато было торжественно объявлено об окончании войн по всему «земному кругу», и храм Януса закрылся уже вторично после гражданских войн.¹³

Продолжительное пребывание Августа в Испании показывает, что он явно не торопился в Рим. Видимо, в данном случае недалек от истины Г. Ферреро, полагавший, что император намеревался в окружении верных ему легионов (примечательно, что три из них получили в Испании почетное наименование Augusta) выждать, как будет функционировать новый государственный механизм, оформление которого еще не закончилось.¹⁴

Испанская война стала важным этапом формирования внешнеполитической концепции Августа. Надо отметить, что в отечественной науке внешняя политика первого принцепса чаще всего характеризуется как очень осторожная и довольно миролюбивая.¹⁵ Нельзя сказать, что эта точка зрения отличаетсяновизной: довольно давно Август был объявлен не более и не менее как «античным миротворцем».¹⁶ Миролюбие основателя Римской империи традиционно подчеркивается в немецкой историографии.¹⁷

С другой стороны, в новейшей историографии представлен и совершенно иной взгляд на внешнюю политику наследника Цезаря; согласно этому мнению, для экономики молодой Римской империи внешнеполитическая экспансия была безусловной необходимостью, и, хотя это выглядит парадоксальным, «миротворец» Август в действительности был крупнейшим за всю римскую историю завоевателем.¹⁸ Анализ внешней политики первого принцепса убеждает в справедливости именно этой точки зрения.

Давно сложившееся убеждение в миролюбии Августа отчасти следует считать его заслугой: «сын божественного Юлия» был выдающимся мастером политической пропаганды, которая зачастую маскировала его истинные намерения и действия.(проницательно замечено, что «подлинная история — это тайная история»¹⁹). К тому же зачастую упускается из виду, что, бесспорно, существовавшее амплуа Августа-миротворца (одна из личин этого незаурядного актера) относится только к прекращению при нем гражданских войн, целое столетие терзавших народы Средиземноморья. Напротив, в сфере внешней политики наблюдается полная преемственность между Республикой и Империей, а Рах Augusta, по справедливому замечанию Р. Сайма, неотделим от Victoria Augusta.²⁰

Делать Августа пацифистом означает не понимать одной из основных особенностей римского менталитета. Уже Цицерон, подводя своего рода итоги развития Рима от времен Ромула и Рема, с гордостью констатировал, что в силу ревностного почитания богов и по их воле «мы возвысились над всеми племенами и народами» (Cic. De har. resp. 23. 35), так что римский народ стал «победителем всех народов», и власть римского сената распространяется на весь мир (Phil. IV. 6. 14-15). Бессмертные боги по заслугам дали римлянам господство над всеми остальными народами, так какРим всегда вел только справедливые войны.²¹

Аналогичные мысли высказывает Тит Ливий (1. 16. 7), нет недостатка в подобных сентенциях (но уже с монархической окраской) и у Вергилия: в «Энеиде» многократно подчеркивается, что весь обитаемый мир, согласно предначертаниям богов (и лично Юпитера), покорится римлянам (и лично Августу), причем власти Этой не будет конца во времени и пространстве.²² Учитывая, что Вергилий принадлежал к ближайшему окружению Августа, можно не сомневаться, что великий римский поэт кратко и максимально доходчиво изложил официальную внешнеполитическую доктрину нового режима.

Что касается самого Августа, то нельзя не учитывать: воинская доблесть и военная слава с древнейших времен были для римского политического деятеля качествами приоритетными (Cic. Рго Mur.9. 22; 11. 2). Для императора активная внешняя политика стала жизненной необходимостью: блеск военных побед должен был заставить подданных нового Ромула забыть о сомнительной репутации Октавиана-триумвира и явиться наиболее эффектным оправданием его единоличной власти.

Однако Август, прагматик до мозга костей, обладавший немалым уже опытом политика и государственного деятеля, прекрасно понимал, насколько рискованным для него и созданного им режима было бы безудержное стремление к внешнеполитическим авантюрам. Поэтому он решил для начала создать в массовом сознании хотя бы· иллюзию того, что римляне под его мудрым руководством уже покорили всю ойкумену.

В принципе, как ни удивительно, задача выглядела вполне решаемой, так как в обыденном сознании римлян обитаемый мир в основном совпадал со знакомым им Средиземноморьем, а остальной частью orbis terrarum они интересовались очень мало.²³ Следовательно, уже победа Октавиана в борьбе за единоличную власть, означавшая переход под его контроль и восточной половины Римской державы, позволяла претендовать на роль не только спасителя, но и покорителя мира.²⁴ Неудивительно, что Август буквально навязывал римскому общественному мнейию спасительную для него версию: после победы над Антонием историческая миссия Рима, в сущности, выполнена, и страны земного круга склонились перед его властью.²⁵

Однако с благостной картиной подчинения мира римскому оружию диссонировало одно неприятное обстоятельство: все прекрасно знали, что вне сферы римского господства оставались территории к востоку и западу от Средиземного моря. Поэтому Август с первых лет своего единоличного правления, оставляя Восток с его многочисленными проблемами на втором плане, занялся обещавшим быстрый и верный успех Западом.

Личное участие императора в испанском походе, как упоминалось выше, было продиктовано необходимостью радикально упрочить его внутриполитические позиции. Покорение кантабров и астуров, вне зависимости от подлинных масштабов этого успеха (достаточно скромных),²⁶ пропаганда Августа представила поэтому как крупный шаг в решении проблемы Запада.²⁷

Примечания:

[1] Ферреро Г. Указ. соч. С. 31.
[2] Связь испанской войны Августа с напряженной внутриполитической жизнью Рима того времени детально исследована в статье В. Шмитхеннера: Schmitthenner W. Augustus’ spanischer Feldzug und der Kampf um den Prinzipat. S. 29-85.
[3] Jones R. E. L. The Roman Military Occupation of North-West Spain // JRS. 1976. Vol. 66. P. 47. Fig. 1.
[4] Syme R. The Spanish War of Augustus // AJPh. 1934. Vol. 55.4. P. 295,298 f. Всего за 27-19 гг. до н. э. зафиксировано присутствие в Испании семи легионов: Syme R. Some notes on the legions under Augustus // JRS. 1933. Vol. 23. P. 22 f. P. Джоунз полагает, что с начала кампании «армия вторжения состояла из семи легионов» (Jones R. Е. L. Op. cit. P. 48).
[5] В каждую ударную группировку входил один легион со вспомогательными войсками. В то же время против астуров действовала провинциальная армия Лузитании, включавшая в себя минимум два легиона (Diego Santos F. Die Integration Nord- und Nordwestspaniens als r?mische Provinz in der Reichspolitik des Augustus // ANRW. 1975. Tl. II. Bd. 4. S. 534).
[6] Ф. Диего Сантос относит операции флота к 19 г. до н. э., но из источников ясно, что это происходило, когда в Испании был сам Август. Ср.: Diego Santos F. Op. cit. S. 539; Flor. II. 33. 48-49; Oros. VI. 21. 3-4.
[7] Flor. II. 33. 51; Dio Cass. LIII. 25. 7; Oros. VI. 21. 19.
[8] Орозий с гордостью и вполне, как видим, заслуженно назвал своих земляков кантабров и астуров «двумя храбрейшими народами Испании» (Oros. VI. 21. 1 ).
[9] Кажется весьма вероятным предположение о том, что общее руководство военными действиями осуществлял Агриппа, намеренно остававшийся в тени (Schiller H. Op. cit. S. 206. Ср., однако: Ферреро Г. Указ. соч. С. 51).
[10] Дион Кассий счел необходимым объяснить успех Антистия «не тем, что он был лучшим военачальником, чем Август», а поведением кантабров: мол, они после отбытия Августа преисполнились презрения к римлянам и вступили с ними в открытый бой, в котором легионеры оказались сильнее (LIII. 25. 7-8).
Традиция освещает испанскую войну весьма своеобразно: почти ничего не известно ни о действиях двух других римских штурмовых колонн в Кантабрии, ни о шедшей одновременно bellum Asturicum. Причина этого вполне очевидна: «Вся слава и вся история теперь концентрируются на единственной персоне» (Syme R. The Roman Revolution. P. 332. Cf.: Idem. The Spanish War… P. 312 f.; Idem. Livy and Augustus. P. 65).
[11] Flor. II. 33. 50; Oros. VI. 21. 7.
[12] Flor. II. 33. 54-58; Oros. VI. 21. 9-11.
[13] Dio Cass. LIII. 27. 11; Oros. VI. 21. 11; Flor. II. 33. 53.
[14] Ферреро Г. Указ. соч. С. 31 сл., 37.
[15] Ср.: Сергеев В. С. Очерки по истории Древнего Рима. М., 1938. Ч. 2. С. 389 сл.; Машкин Н. А. История Древнего Рима. М.,. 1949. С. 411; Ковалев С. И. История Рима. Л., 1986. С. 487 сл.; Всемирная история. М., 1956. T. II. С. 611 ; История Древнего Рима / Под ред. В. И. Кузищина. М., 1993. С. 198; История Европы. М., 1988. Т. 1. С. 548. Правда, в последнее время наметился отход от подобного мнения. См.: Егоров А. Б. Указ. соч. С. 117 сл.; История древнего мира. Кн. 3. Упадок древних обществ. М., 1989. С. 54 сл.
[16] Oltamare A. Augustus und die Parther (1938) // Augustus. Hg. v. Schmitthenner W. Darmstadt, 1969. S. 118. Нельзя не заметить, что в цитируемом определении ясно ощутим «дух Мюнхена».
[17] Schiller H. Op. cit. S. 190 ff.; Birth Th. Das r?mische Weltreich. В., 1941.S. 146 f.; Berve H. Kaiser Augustus // Berve H. Gestaltende Kr?fte der Antike. M?nchen, 1966. S. 430 f.; Bengtson H. Grundriss der r?mischen Geschichte mit Quellenkunde. M?nchen, 1982. S. 279, 282.
[18] Dieter Н., G?nther R. R?mische Geschichte bis 476. В., 1979. S. 225; Seyfarth W. R?mische Geschichte. Kaiserzeit 1. В., 1980. S. 58; Starr Ch. G. The Roman Empire 27 В. С. — A. D. 476. A Study in Survival. N. Y.; Oxf, 1982. P. 24; Garnsey P., Saller R. The early principate. Augustus to Traian. Oxf., 1982. P. 8.
[19] Syme R. Livy and Augustus. P. 69.
[20] Idem. The Roman Revolution. P. 470. Cf. Luttwak E. N. Op. cit. P. 49.
[21] Cic. De domo sua. 33.90; De off. 1. 11.35-37; Phil. VI. 7. 19. См.: Кнабе Г. С. Историческое пространство и историческое время в культуре Древнего Рима // Культура Древнего Рима. М., 1985. Т. II.C. 112 сл.
[22] Verg. Aen. I. 239-240; 283,286; VI. 782-783,795-798,851-853; VII. 99-101,257-258.
[23] Видимо, поэтому у Веллея Патеркула (II. 53. 3) в ореоле завоевателя мира вдруг предстает Помпей времен III Митридатовой войны; скорее всего, отсюда же распространившиеся в Риме при жизни Помпея толки о его внешнем сходстве с Александром Македонским (см.: Plut. Pomp. 2).
[24] См.: Штаерман Е. М. От гражданина к подданному // Культура Древнего Рима. М., 1985. Т. 1.С. 53.
[25] Один из распространенных сюжетов в монетной чеканке начала 20-х гг. до н. э. — Виктория на земном шаре, символизирующая мировое господство (Mattingly H. Coins of the Roman Empire in the British Museum. L., 1923. Vol. I. Nrs. 602-604,622-623, 686; Sutherland C. H. V. Coinage in Roman Imperial Policy 31 В. C. — A. D. 68. L, 1951. P. 19, 29).
[26] Сразу после отъезда Августа из Испании эти племена восстали, и римлянам пришлось начинать все сначала (Dio Cass. LIII. 29. 1-2).
[27] Это касается второго закрытия храма Януса в 25 г. до н. э.: символ того, что «во всей державе римского народа, на суше и на море, царит добытый победами мир» (RgdA. 13), хотя в действительности в Испании вновь шла война. В том же году в Лузитании как еще один символ победоносного окончания Испанской войны была основана колония Августа Эмерита (Dio Cass. LIII. 26. 1). На ее монетах первых лет чеканки изображены Козерог, Земной шар, корабельный руль и рог изобилия (Mattingly Н. Coins of the Roman Empire… Nrs. 305-308). Руль и земной шар символизируют мировое господство, рог изобилия — начало эры материального благополучия, Козерог относится к рождению Августа.

Источник:

Парфенов В. Н. Император Цезарь Август: Армия. Война. Политика. «Алетейя». Санкт-Петербург, 2001.