Римская Слава - Военное искусство античности
Новости    Форум    Ссылки    Партнеры    Источники    О правах    О проекте  
 

Два этолийских рейда в Пелопоннес (Сивкина Н. Ю.)

Перемена внешнеполитического курса Мессении, которая, благодаря дипломатическим усилиям Арата, разорвала союзные отношения с Этолией и заявила о намерении вступить в Эллинскую лигу, явилась лишь поводом к готовящейся войне. Вполне вероятно, военных действий еще можно было избежать. Однако два дерзких рейда этолийцев в Пелопоннес в 220 г., один из которых закончился сражением при Кафиях и поражением ахейцев, а второй — разгромом Кинефы, сделали невозможным урегулирование конфликта мирным путем.

Полибий излагает предысторию битвы при Кафиях следующим образом (IV, 7, 7—10 и IV, 9; ср. Plut. Arat., 47). В середине мая 220 г. произошло всеахейское собрание. На нем были выслушаны жалобы на этолийцев, которые переправились в Пелопоннес и, двигались в мессенские земли, не получив права ?????? (разрешения на проход через Ахейскую территорию), нанеся, кроме того, немалый ущерб и разорение жителям Патр и Фар1. Собрание постановило созвать ахейское войско и выступить против этолийцев.

Но ахейский стратег Тимоксен, срок полномочий которого почти истек, уклонялся от похода. Согласно Полибию, причина этого кроется в том, что Тимоксен низко оценивал боеспособность ахейцев, которые после Клеоменовой войны (закончившейся два года назад) не усердствовали в военных упражнениях. Это подтверждается и указанием Плутарха на «легкомыслие ахейцев, которые, привыкнув ждать спасения от чужих рук и прятаться под защитой македонского оружия, предавались праздности и бездействию» (Arat., 47). Тогда выбранный стратегом на следующий год Арат, негодуя на бездействие Тимоксена, за пять дней раньше срока принял у него государственную печать и созвал ополчение (ср. Plut. Arat., 47). После этого Арат отправил послов к вторгшемуся этолийскому отряду, требуя немедленно покинуть территории Мессении и Ахейского союза. В противном случае он угрожал начать военные действия. Скопас и Доримах, предводители этолийцев, предпочли подчиниться. Они отправили вестников к этолийскому стратегу Аристону с просьбой срочно прислать ?? ???????? (транспортные суда) к берегам дружественной им Элиды. Через два дня они с добычей двинулись в Элиду.

Изложение дальнейших событий у Полибия (IV, 10—12) выглядит несколько сомнительно. Приведенные им планы и мотивы Доримаха, конечно, выдумка проахейски настроенного автора, поэтому излагаемые им факты требуется тщательно проанализировать.

Арат, поверив в отступление этолийцев, распустил войско, оставив при себе только 3 000 человек пехоты, 300 всадников и отряд македонского офицера Тавриона2, насчитывавший, вероятно, не более 1 000 человек. Ахейцы двигались на север, в направлении Патр, параллельно этолийцам. Узнав об этом и опасаясь нападения, Доримах спешно отправил добычу на суда в сопровождении большого числа воинов для прикрытия погрузки.

Тем временем ахейцы, видимо, продвинулись дальше на север и остановились у Клейтора. Доримах, отправив транспортные корабли, тоже двинулся на север, намереваясь сесть на суда у Риона. По дороге, узнав, что ахейцы стоят у Клейгора, преграждая ему путь, он якобы решил первым напасть на них, пользуясь тем, что сил у врага немного, и подозревая, что ахейцы не позволят им переправиться без боя. Но после такого решения этолийцы вдруг неожиданно повернули на восток — в Мегалополитиду.

Проходя мимо Орхомена, они узнали, что ахейцы уже добрались до Кафий и стоят в боевом порядке на равнине. Этолийцы не пожелали вступать в бой и двинулись в горы. Тогда Арат отдал приказ атаковать арьергард. Так началось сражение при Кафиях. Контратака этолийцев, стоявших на высотах, оказалась удачной: ахейская фаланга не выдержала удара и побежала. Что касается этолийцев, то они двинулись дальше через Пелопоннес, попытались взять Пеллену, опустошили поля сикионян и ушли домой через Истм. После этих событий ахейцы отправили послов к македонскому царю Филиппу и другим союзникам с просьбой о помощи (Polyb., IV, 15,1-2; Plut. Arat., 47).

В данном изложении событий затруднительно понять планы Доримаха и Арата — версия Полибия содержит ряд противоречий. С одной стороны, можно предположить3, что Доримах действительно собирался без боя покинуть Пелопоннес. Но если принять эту точку зрения, то возникают следующие вопросы: почему он не сделал этого на кораблях, увозивших добычу и основную часть этолийского войска?

Если он по каким-то причинам все-таки был вынужден идти к Риону, чтобы там сесть на суда, то зачем он отклонился от пути на север и спровоцировал этим ахейцев?

Кроме того, судя по осторожному поведению в Пелопоннесе, войско Доримаха было не очень велико. Тем более убедительными выглядят попытки уклониться от столкновений с противником. Тогда не вполне ясно, зачем было рисковать и тратить время на Пеллену и Сикион, лежащих в стороне от пути к Истму? И почему ахейцы с таким упорством преследовали этот небольшой отряд? Если Арат, со своей стороны, хотел избежать сражения, то закономерно возникает другая проблема: зачем он напал на этолийцев при Кафиях; тем более, зачем нападать в неудобном (прежде всего для ахейцев) месте? Если же столкновение Арату было необходимо4, то весьма странно выглядит роспуск ахейского войска накануне битвы. Ибо стратег остался лишь с небольшой его частью.

Пожалуй, действия Арата в данной ситуации позволяют утверждать, что в столкновении были заинтересованы именно ахейцы. Действительно, Арат считал, что настало время вступить в единоборство с Этолийским союзом, так как победа над ним позволяла ахейцам объединить под своей властью и территории Средней Г реции. Обстоятельства сложились благоприятно: македонский царь Филипп был еще молод и находился под огромным влиянием Арата (Plut. Arat., 46; 48), что позволяло надеяться на реальную возможность использования македонских сил в ахейских интересах. Нужен был лишь благовидный предлог для начала войны — первый удар должны были нанести этолийцы. На этот шаг Арат спровоцировал их, открыто ведя переговоры с их старым союзником Мессенией. Этолийцы пытались устрашить бывшего союзника и начали тревожить набегами Пелопоннес. Однако Арат понимал, что македонский царь едва ли нарушил бы мир с этолийцами ради государства, не входившего в Эллинскую лигу. Другое дело, если обиженной стороной окажется союзник5, тем более ахейцы. Поэтому, несомненно, выгоды из этого столкновения Арат извлек. Как он, вероятно, и замышлял, ахейцы втянули в войну всю лигу.

Но, в таком случае, вполне обосновано можно сделать и другие предположения: что Арат не случайно шел параллельно этолийским войскам, а выискивал повод для нападения, так как именно он первым напал на противника у Кафий; что Арат сознательно распустил ахейское войско, ибо и не собирался побеждать в сражении. В любом случае, у Доримаха и Скопаса были все основания полагать, что им не удастся уйти из Пелопоннеса без столкновения с ахейцами. Иными словами, этолийцы в данном конфликте оказались невинной жертвой агрессивной политики Арата. Но это едва ли было так. Не следует забывать, что Доримах мог покинуть Пелопоннес без боя, если бы отплыл вместе с остальной частью этолийцев. Полибий указывает на уверенность Арата в том, что отряд Доримаха покинул полуостров (IV, 10, 1). Именно этим можно объяснить факт роспуска ахейского войска и остановку у Клейтора — значительно севернее, чем происходила погрузка этолийцев.

Однако историк приписал обеим сторонам этого конфликта столько своих домыслов, что, по мнению Б. Низе6, версия Полибия требует корректировки. Ф. Уолбэнк, рассматривая этолийский маршрут, отмечает несколько существенных моментов7. Во-первых, налицо факт изменения планов Доримаха: уход через перешеек, а не отплытие у Риона. Во-вторых, наличие вражеских войск у Клейтора могло стать причиной опасения, что путь к Риону будет отрезан, этот факт и привел к отклонению от первоначального пути. В-третьих, поворот к Мефидрию означал, что этолийцы надеялись избежать столкновения с Таврионом. В-четвертых, Доримах планировал столкновение с Аратом, но, не желая вовлекать в конфликт македонские силы и видя, что нет никакой причины ожидать разделения сил противника, он не искал с ними битвы. Конечно, указанные высказывания вполне справедливы. Однако они не проясняют всех поставленных вопросов.

Доримах, вероятно, хотел избежать затруднительной и требующей много времени посадки на суда. Этолийцы имели большую добычу, особенно скот, а кораблей, видимо, оказалось недостаточно. Поэтому было решено не совершать несколько плаваний, а пройти по суше. Маршрут этолийцев — сначала на север, а потом в Мегалополиду — примечателен. Конечно, поворот в Мегалополиду мог быть вызван опасением, что стоявшие у Клейтора ахейские войска отрежут этолийцев от моря. Поэтому Доримах был вынужден избрать другой путь — на восток, к Истму, что, казалось бы, говорит о стремлении избежать столкновения. Но уклониться от боя ему не удалось, так как ахейцы, двигаясь на юго-восток, пытались отрезать и этот путь.

Но, говоря о маршруте, следует обратить внимание на некоторые факты. Во-первых, до разгрома ахейцев источники ничего не сообщают об этолийских грабежах в Пелопоннесе. Во-вторых, этолийцы намеренно отклонились с дороги к Пеллене и Сикиону после победы при Кафиях. Это была явная демонстрация силы: ибо небольшой отряд покинул вражескую территорию с добычей в руках. Известно, что этолийцы славились своими грабительскими набегами8. Собственно, их предприятие в Мессении, хотя и преследовало политические цели, по сути было грабительским (Polyb., IV, 3—4; 6, 11—12). Не менее существенным кажется то обстоятельство, что в течение нескольких лет (точнее с 224 г.) этолийцы были вынуждены воздерживаться от пиратских рейдов, дававших им средства к существованию. Поэтому, когда Доримах и Скопас пошли на возобновление старой политики, это было благосклонно встречено согражданами (Polyb., IV, 5—6). Более того, говоря о подготовке к вторжению в Мессению, Полибий упоминает (Polyb., IV, 6, 8) ?????????????? ???????? ???? ????????, т. е. собранное этолийское ополчение9. В силу указанных обстоятельств удивителен сам факт прекращения грабежей до битвы при Кафиях. Он позволяет говорить о том, что отряд Доримаха мог преследовать какую-то иную цель, даже более значимую, чем разорение пелопоннеских земель.

Скорее всего, этолийцы виновны в развязывании войны не менее ахейцев. Если Арат считал 220 год благоприятным для начала боевых действий, то таким же его видели и этолийцы (Polyb., IV, 3, 3). Македонский царь был слишком молод и неопытен в военных делах и дипломатии, чтобы играть какую-то существенную роль в греческих делах. Столкновение же с одним Ахейским союзом, вероятно, не вызывало опасений этолийцев. Реальную угрозу представляла лишь вся Эллинская лига10.

Маневры Доримаха в Пелопоннесе можно истолковать, как испытание лиги на прочность. Характерно, что и после битвы при Кафиях все обвинения в адрес Этолии союзники ахейцев восприняли спокойно. Полибий пишет, что «союзники первое время возмущались, хотя не особенно удивлялись, ибо в поведении их не было ничего необыкновенного, напротив, это было в привычках этолийцев» (Polyb., IV, 16, 1—2). Учитывая вышесказанное, можно предположить, что Доримах сознательно не покинул Пелопоннес, когда ему представлялась такая возможность. Он отправил добычу на кораблях (Polyb., IV, 10, 3—4), поскольку награбленное могло стать серьезной обузой при выполнении новой задачи. Освободившись от груза, Доримах должен был выяснить состояние боеготовности предполагаемого врага. Одновременно он мог рассчитывать, что при реализации этой политической акции он сам и его люди не вернутся домой с пустыми руками. Поэтому едва ли следует говорить о том, желал ли Доримах столкновения с ахейцами или нет. В любом случае он был готов к нему. Возможно, предложенная ниже речь Доримаха не имела места в действительности, но она наиболее точно характеризует политику этолийцев. Еще до вторжения в Пелопоннес Доримах, как утверждает Полибий, говорил (Polyb., IV, 5, 7): «Что касается ахеян… то, препятствуя проходу этолийцев, они не должны будут жаловаться, если встретят отпор…; если же они останутся в покое, то замыслы этолийцев осуществятся беспрепятственно».

Таким образом, с одной стороны, столкновение с ахейцами, конечно, было нежелательным для этолийского отряда: отсюда, вероятно, столь осторожный выбор пути. Но и прилагать какие-то сверхусилия, чтобы уклониться от этого столкновения, как показала битва при Кафиях, этолийцы не собирались. Доримаху нельзя отказать в военных способностях. Даже Полибий признает (Polyb., IV, 11, 4), что равнина у Кафий была неудобна для сражения: ее пересекала река и труднопроходимые рвы. Именно эти обстоятельства побудили Доримаха направиться в горы, тем самым он поставил ахейцев в совершенно невыгодные условия, что и решило исход битвы.

С другой стороны, вполне можно утверждать и то, что разгром ахейского войска был необходим этолийцам. Полибий совершенно прав, говоря, что после этого им можно было бы без опасения заняться грабежом (Polyb., IV, 10, 8).

Иными словами, разведка состояния дел в Пелопоннесе и жажда наживы подтолкнула этолийцев во главе с Дорима-хом к изменению первоначальных планов. Арат, видимо, ожидал мирного разрешения конфликта, о чем свидетельствует роспуск ахейского войска и отход к Клейтору. Известие же о передвижениях Доримаха, вероятно, подтолкнуло Арата к попытке остановить продвижение противника по союзной территории. С этой целью войска Арата и Тавриона двигались явно наперерез Доримаху, отрезая этолийцам все пути к отступлению. Неудивительно, что теперь Доримах думал прежде всего о том, как покинуть Пелопоннес с наименьшими потерями. Когда он отказался от сражения на равнине и стал подниматься в горы, у него появился шанс обогнать ахейцев и покинуть полуостров. Но Арат уже не мог этого допустить. Именно поэтому, невзирая на невыгодную дислокацию, он и напал на противника.

Таким образом, обе стороны были готовы к столкновению и, вероятно, уклоняться от него не собирались. В этом сражении противники испытали силы друг друга. Но наибольшие выгоды сумел извлечь Арат, далеко идущие замыслы которого Доримах едва ли мог предполагать: не остановив этолийцев собственными силами, Арат смог представить их нарушителями мира.

Однако попытка убедить других членов лиги объявить войну этолийцам не удалась. Отправленные к союзникам посольства просили помощи в индивидуальном порядке, собрание совета лиги не состоялось11. Можно даже предположить, что македонский царь сознательно отказался от созыва синедров, понимая, что ахейцы добиваются вступления в войну всей лиги. Филипп же был настроен на мирное существование12: Македонии требовалось время для восстановления собственного потенциала и создания безопасного тыла, так как на ее границах вновь активизировались дарданы. Поскольку же с образованием Эллинской лиги решение о войне и мире принимал синедрион союзников, то по формальной причине война в тот момент не была провозглашена.

Далее события развивались стремительно. Следующим тревожным фактором оказалось появление в греческих водах двух пиратских флотов иллирийцев. Один — под командованием Скердилаида, родственника ардиэйского вождя Агрона, другой подчинялся Деметрию Фарскому, чьи отряды сражались при Селассии на стороне македонского царя. Заплыв южнее Лисса в конце июля или начале августа13, они нарушили договор с Римом. В то время как Деметрий грабил Кикладские острова, Скердилаид соединился с этолийцами и совершал набеги на территорию Мессении и Ахайи, а затем принял участие во вторжении в Аркадию, которое непосредственно и привело к объявлению войны. В литературе оно известно как инцидент в Кинефе (Polyb., IV, 17—19).

Согласно Полибию, в аркадском городе Кинефе проахейская правящая партия с разрешения ахейцев позволила изгнанникам вернуться на родину. Вероятно, изгнанниками были сторонники спартанского царя-реформатора Клеомена14, вынужденные покинуть родину после окончания Клеоменовой войны в 222 г. Кинефа в источниках о Клеоменовой войне не упоминается. Этот полис имел самую малопригодную для жизни область во всей Аркадии (Polyb., IV, 19, 5). Полибий говорит, что в течение «долгих лет» там происходили перевороты, казни и изгнания политических противников, конфискации имущества и передел земли (Polyb., IV, 17). Однако является ли это доказательством борьбы за реформы, подобные тем, что были проведены в Спарте, неизвестно. Возможно, как считает С. К. Сизов15, речь идет лишь о способе расправы с побежденной партией, когда земли конфисковывались в пользу победителей. Хотя о составе противоборствующих группировок ничего не известно, не стоит все-таки исключать из их числа сторонников Клеомена, поддержавших его в качестве альтернативы Арату. Антиахейские настроения, вероятно, привели часть населения в лагерь этолийцев, как это показали дальнейшие события. В Кинефе был поставлен ахейский гарнизон, однако в 220 г. после достигнутого соглашения и примирения сторон он был выведен. Вернувшиеся домой граждане приняли активное участие в жизни города, некоторые из них были избраны на должность полемархов (Polyb., IV, 18, 4: ?? ?? ?????????????? ??? ???????…).

Однако изгнанники по возвращении домой тут же замыслили сдать город этолийцам (Polyb., IV, 17, 10), что дает основания говорить о хорошо спланированной Доримахом и Скопасом акции нападения на город. Изменники из числа полемархов убили своих коллег и открыли ворота этолийским войскам под командованием Доримаха. Население города, включая изменников, было перебито, имущество их было разграблено (Polyb., IV, 18, 7—8). Оставив в Кинефе гарнизон, этолийцы двинулись на Лусы и намеревались даже похитить священные стада Артемиды и разграбить ее храм, но лусиаты смогли откупиться от них частью храмового имущества (Polyb., IV, 18, 9—12). Затем этолийцы безуспешно осаждали Клейтор (Polyb., IV, 19, 4), однако, не достигнув результата, двинулись в обратный путь, по пути захватив стада богини. Вернувшись в Кинефу, они собирались передать город своим союзникам в Пелопоннесе — элейцам, но те отказались. Тогда Доримах решил оставить здесь этолийский гарнизон. Однако, узнав о приближении македонской армии, он предпочел поджечь город (Polyb., IV, 19, 5—6). Этолийцы отправились к Риону, а оттуда переправились домой.

В изложении и этого похода у Полибия довольно много спорных моментов. Во-первых, следует отметить бездействие ахейцев, хотя этолийский отряд, двигаясь к Кинефе и обратно, дважды прошел через их территорию. Полибий указывает, что стратег Ахейского союза Арат в это время собирал войска и просил помощи у союзников (IV, 19, 1). Однако историк противоречит своим же словам. Несколько выше (IV, 16, 6) он сообщает, что ахейское войско было уже набрано, а лакедемонянам и мессенцам был уже отдан приказ о доставке вспомогательных войск. В другом пассаже автор объясняет пассивность Арата воспоминаниями о поражении при Кафиях (IV, 19, 11), намекая на тот факт, что стратег Ахейского союза был бездарным командующим.

Можно попытаться объяснить бездействие Арата его желанием выставить этолийцев явным агрессором. Конечно, принимая во внимание стремление ахейского стратега развязать войну со старым врагом и вовлечь в нее силы союзников, прежде всего македонскую армию, такое объяснение было бы вполне приемлемым. Однако это предположение выглядит весьма спорным, если вспомнить, что битва при Кафиях началась именно с нападения ахейцев.

Вызывает сомнение и тот факт, что Арат столь открыто продемонстрировал союзникам свою слабость. Выставляя этолийцев нарушителями Общего Мира, а себя — оскорбленной стороной и заступником общего дела, такой государственный муж, как Арат, просто обязан был попытаться прийти на помощь союзнику. Но, по утверждению Полибия, он даже не решился оказать сопротивление отряду пиратов. Можно обратить внимание и на тот факт, что разоренная этолийцами территория принадлежала союзнику, а не ахейцам. И это обстоятельство не давало оснований Арату утверждать о необходимости предоставления помощи со стороны остальных союзников именно ахейцам.

Таким образом, невмешательство в дела Кинефы должно было отрицательно повлиять на взаимоотношения ахейцев и их союзников. Арат продемонстрировал всем, что он не способен выступать гарантом мира и спокойствия в Пелопоннесе. Фактически своим бездействием он давал повод не только к оживлению разбойничьих набегов, но и к измене некоторых союзников. Едва ли Арат был способен на столь опрометчивый поступок. Но в таком случае его пассивность, видимо, была вызвана другими причинами.

Во-вторых, столь же странными, на первый взгляд, выглядят действия человека, прямой обязанностью которого было соблюдение мира в Пелопоннесе — македонского офицера Тавриона. Полибий сообщает, что Таврион был назначен Антигоном Досоном «царским уполномоченным» в Пелопоннесе и принимал в этом качестве участие в Союзнической войне 220—217 гг. (Polyb., IV, 6,4; 10, 6; 19, 7). Как полагал Г. Бенгтсон16, штаб-квартира этого офицера находилась в Коринфе. Не отрицая такой возможности, кажется все-таки более вероятным его базирование в Орхомене. На это намекает Полибий, говоря, что там были собраны какие-то военные силы (Polyb., IV, 6, 6). Кроме того, Орхомен по своему местоположению больше, чем Коринф, подходил для быстрой переброски сил в любую точку Пелопоннеса.

Как указывалось выше, Таврион принял участие в битве при Кафиях на стороне ахейцев, хотя македонский царь Филипп V (Polyb., IV, 16, 2—3) и после этого столкновения продолжал оставаться в мире с этолийцами. В войну он вступил только после официального ее объявления. И тем не менее, в битве при Кафиях вместе с ахейцами сражалось и войско Тавриона. Весьма сомнительно, чтобы македонский офицер, даже если он «заведовал делами в Пелопоннесе», мог самостоятельно принять участие в боевых действиях, хотя Македония официально войну не вела. Тогда возникает закономерный вопрос: на каком основании действовал Таврион? Объяснение, думается одно: он мог действовать подобным образом только как «страж мира»17. Именно эта должность предусматривала самостоятельность, действие на свой страх и риск, и позволяла иметь достаточное для оказания помощи союзнику войско.

Но в таком случае представляется нелогичным невмешательство Тавриона в столь явное нарушение Общего Мира, как уничтожение Кинефы. Полибий сообщает, что Таврион получил известие о вторжении этолийцев и о судьбе Кинефы. Однако, вместо того, чтобы самому поспешить с войском и остановить этолийцев, Таврион начал переговоры с иллирийцем Деметрием Фарским (Polyb., IV, 19, 7—9). Тот был занят опустошением Киклад (Polyb., IV, 16, 8), и его действия нельзя расценить иначе, как пиратские. Именно этого авантюриста Таврион уговорил воспрепятствовать переправе этолийцев. Можно предположить, что Деметрий не столь охотно принял бы это предложение, если бы не соблазн отбить добычу, награбленную в Кинефе. Более того, Таврион даже обещал оплатить все расходы, связанные с перетаскиванием лодок. Однако переговоры, видимо, затянулись, и Деметрий опоздал к переправе этолийцев на два дня. Таким образом, можно отметить, что Таврион по каким-то причинам сам не смог отразить нападение этолийцев.

В-третьих, этолийцы в этом инциденте повели себя весьма неблагоразумно. Следует вспомнить предшествующие события и столкновение при Кафиях. Собственно, этолийское предприятие в Мессении тогда по сути было грабительским, но преследовало и политические цели (Polyb., IV, 3—4; 6, 11—12). Как уже отмечалось выше, этолийцы, так же как и Арат, считали момент для начала боевых действий благоприятным (Polyb., IV, 3, 3). Маневры Доримаха в Пелопоннесе можно истолковать как испытание лиги на прочность. Разгром ахейцев при Кафиях способствовал осознанию этолийцами своего преимущества над соперником. Поэтому после битвы при Кафиях они не только не прекратили набеги, но еще более дерзко стали вмешиваться во внутренние дела Пелопоннеса (Polyb., IV, 17; 25, 4—5).

Вероятно, у них появился шанс помешать ахейцам организовать против них единый фронт пелопоннесцев. В связи с этим иное значение приобретают сообщения, что этолийцы вступили в переговоры с изгнанниками из Кинефы (Polyb., IV, 17, 12), потом осаждали Клейтор, требуя, чтобы жители отложились от ахейцев и вступили в союз с ними (Polyb., IV, 19, 2). Более того, до вторжения они вели переговоры и со спартанцами (Polyb., IV, 22, 5), и только появление македонского царя в Пелопоннесе не позволило им объединить силы.

Следует обратить внимание еще на одно событие: после ухода этолийцев из Пелопоннеса, туда прибыл с войском македонский царь Филипп V. Полибий отмечает, что царь опоздал, но целью его похода было оказание помощи ахейцам (Polyb., IV, 22, 2). Однако не вполне ясно, когда и в связи с каким событием Македония решила оказать помощь союзнику. Дело в том, что в битве при Кафиях, как отмечалось выше, македонский царь участия не принимал. Более того, даже после этого столкновения ничего необычного в поведении этолийцев Филипп и союзники не усмотрели и приняли решение оставаться с ними в мире (Polyb., IV, 16, 3).

Пока этолийцы осаждали Клейтор, Арат вновь обратился за помощью к Филиппу (Polyb., IV, 19,1). Здесь остаются смутными следующие моменты: кому требовалась помощь — ахейцам или союзникам; и почему призыв был направлен в далекую Македонию. Ведь с самого начала было очевидно, что сбор войска и продвижение их в Пелопоннес должно было занять гораздо больше времени, чем требовалось Тавриону, находившемуся на полуострове. Неудивительно, что македонский царь прибыл с таким опозданием. Вероятно, об уходе этолийцев он был извещен еще по дороге в Пелопоннес. Поэтому по прибытии он приказал собрать всех представителей союзников в Коринфе (Polyb., IV, 22, 2), где обсуждался вопрос об агрессии этолийцев. Пока же делегаты собирались, Филипп направился в Спарту — еще один очаг недовольства в Пелопоннесе (Polyb., IV, 22, 3—24). Согласно Полибию, спартанцы вступили в переговоры с этолийцами. Однако Доримах поспешил покинуть Пелопоннес до прихода македонских сил, что вызвало панику среди спартанских изменников. Стремясь предотвратить раскрытие их планов, они организовали массовые убийства промакедонски настроенных должностных лиц и многих других граждан.

Именно эти беспорядки и привлекли внимание Филиппа. Примечательно, что в итоге виновные остались безнаказанными. Филипп долго колебался в решении участи Спарты. В его окружении были высказаны три точки зрения (Polyb., IV, 23, 8—9). Одна восходит к Апеллесу, считавшего Спарту явным врагом, которого следует уничтожить, как в свое время Александр Македонский поступил с Фивами. Второе предложение исходило от старшего поколения, они предлагали удалить виновных из города и передать управление в руки друзей македонян. Однако царь последовал третьему совету, исходящему от Арата18. Царь заявил, что он во внутренние дела государств лиги не вмешивается (Polyb., IV, 24, 4—6). Подобные действия Филиппа находят лишь одно объяснение: Филипп желал продемонстрировать союзникам, что соблюдение условий договора для него намного важнее, чем потеря нескольких сторонников.

Таким образом, все приведенные выше спорные моменты показывают, что дело вокруг разгрома Кинефы обстоит несколько сложнее, чем представлено у Полибия. Но все эти противоречивые данные, пожалуй, можно увязать в единое целое, если принять во внимание тот факт, что сам македонский царь действовал в качестве гегемона Эллинской лиги. Гегемон осуществлял политическое и военное руководство союзом, обладая обширными полномочиями. Гегемон владел правом созыва синедров (Polyb., IV, 22, 2; V, 28, 3; 102, 8—9), высказывал свои предложения (Polyb., IV, 24, 5—8), председательствовал в совете (Polyb., IV, 13, 7). Как военный глава союза он созывал войска союзных государств (Polyb., V, 17, 9; 20, 1), вероятно, самостоятельно определяя стратегию и тактику военных действий, являясь главнокомандующим на войне.

Развязывание Союзнической войны ни в коем случае не связано с политикой гегемона. Дело в том, что в самом начале царствования Филиппа основным принципом его руководства были идеи Общего Мира, провозглашенные при организации лиги. Конечно, можно предположить, что Филипп V поступил так же, как в свое время Филипп II, который, объявив себя борцом за интересы эллинов, прикрывал этим лозунгом и свои собственные интересы. Однако, учитывая мягкую, компромиссную политику его предшественника Антигона Досона19 и сильное влияние Арата, правильнее говорить, что Филипп действительно руководствовался в своих действиях в Греции союзным договором, во всяком случае на первом этапе своего правления. Именно в качестве гегемона поспешил Филипп в Грецию, узнав о смутах в Пелопоннесе.

Что касается этолийцев, то после битвы при Кафиях, понимая близость войны, они стремились всеми силами ослабить позиции противника в Пелопоннесе. Отчасти им это удалось. Элида была давним союзником Этолии, также как и Фигалея. Мессения, перешедшая на сторону Эллинской лиги, была напугана вторжением Доримаха и разгромом ахейцев при Кафиях до такой степени, что не посмела объявить войну Этолийскому союзу (Polyb., IV, 31, 1). Арату пришлось приложить много усилий, вплоть до государственного переворота в Мессении, чтобы заставить граждан изменить свою позицию20.

Спарта, потерпевшая поражение в Клеоменовой войне, начала переговоры с этолийцами и была готова выступить на их стороне, как покажут дальнейшие события Союзнической войны (Polyb., IV, 35—36). Кинефа была разграблена и уничтожена, Клейтор потерял силы, отбивая атаки этолийцев. Таким образом, к началу войны этолийцы провели значительную подготовительную работу, ослабив своего противника. С этой точки зрения, инцидент в Кинефе вовсе не выглядит очередной этолийской авантюрой. Напротив, эта акция была хорошо продумана и организована.

Учитывая, вероятно, опыт прошлого похода, этолийцы смогли разобщить силы своих противников. В битве при Кафиях им противостояли ахейцы и македонский отряд Тавриона, под общим руководством Арата (Polyb., IV, 12, 2). К сожалению, военные способности Арата оказались намного слабее дипломатических. Вероятно, при Кинефе Доримах не опасался встречи с ахейским войском. Угрозу для него мог представлять Таврион. Поэтому перед походом Доримах и вел переговоры со спартанцами. Естественно, что полностью в тайне их сохранить не удалось. Возможно, этолийцы и не имели такого намерения. Наместник Спарты Брахилл21 должен был известить о них Тавриона, а тот, в свою очередь, поставил в известность царя Филиппа.

Вероятно, эти события отвлекли внимание Тавриона от нового вторжения. Не имея в своем распоряжение достаточно сил, чтобы разделить их между двумя очагами волнений, Таврион предпочел оставить их у себя для предотвращения возможного восстания в Спарте или для предотвращения соединения сил противников. А для помощи ахейцам он пытался привлечь Деметрия Фарского, хотя и безрезультатно. Этим пристальным вниманием к спартанским делам можно объяснить и выступление македонского царя. Едва ли он смог бы прибыть в Пелопоннес вскоре после ухода этолийцев, если бы откликнулся на призыв Арата. Скорее всего, набор войска и продвижение на юг было вызвано более ранним сообщением Тавриона о смутах в Спарте. Именно туда направлялся македонский царь, когда по дороге получил известие о нападении этолийцев на Кинефу. Действуя как гегемон лиги, он предпочел не вмешиваться в дела Спарты, поскольку формального выступления против лиги не произошло. Также и вопрос об этолийцах он предпочел решать законным путем: постановление должно было быть принято синедрионом Эллинской лиги.

Учитывая изложенное выше, мы довольно легко объясним и бездействие Арата в этом инциденте. Выступать против этолийцев без македонских сил, оставив в тылу недовольных мессенцев и готовых к восстанию спартанцев было довольно рискованным мероприятием, тем более, что Арат сознавал свои слабые полководческие способности. Зная о приближении Филиппа, Арат предпочел дождаться его прибытия и совместно урегулировать отношения с союзниками. Таким образом, можно отметить, что обе стороны накануне войны добились поставленных целей. Понимая близость военных действий, этолийцы в ходе двух рейдов в Пелопоннес серьезно ослабили противника, что, в конечном счете, сказалось и на ходе войны. С другой стороны, на заседании синедров в Коринфе было принято ожидаемое Аратом решение об объявлении войны Этолийскому союзу (Polyb., IV, 25,1—5), в которую, согласно его замыслам, вступал не один Ахейский союз, а вся Эллинская лига.

Примечания:

[1] Cp. Plut. Arat., 47. Плутарх в данном пассаже в числе ограбленных земель называет территорию Патр и Димы. Однако Дима лежит явно в стороне от пути этолийского отряда. Полибий (IV, 6, 9) к разоренным областям Патр и Фар добавляет Тритею, также лежащую в стороне от дороги на Фигалею. Возможно, дело здесь не в неточностях древних авторов, а в том, что этолийцы, переправившись в Пелопоннес, разделились на несколько отрядов, предпринявших самостоятельные действия и соединившихся затем в Фигалее.
[2] Таврион при Кафиях мог отсутствовать: Walbank F. A historical commentary on Polybios. Vol. 1. P. 458 f.
[3] Walbank F. A historical commentary on Polybios. Vol. 1. P. 458 f.; Larsen J. A. O. The Aetolian-Achaean alliance… P. 170.
[4] Roebuck С. A history of Messenia… P. 73 f.; Larsen f. А. О. The Aetolian-Achaean alliance… P. 170.
[5] Согласно договору Эллинской лиги, обязательным условием македонской помощи должно было стать нападение какого-то государства на территорию члена лиги (Polyb., IV, 15, 2).
[6] Niese В. Geschichte der griechischen und makedonischen Staaten… Tl. 2. S. 414. Anm. 3.
[7] Walbank F. A historical commentary on Polybios. Vol. 1. P. 459.
[8] Larsen J. А. О. Greek Federal States… P. 210 ff.
[9] Конечно, это преувеличение, как справедливо указал Ф. Уол-бэнк (Walbank F. A historical commentary on Polybios. Vol. 1. P. 455), но силы, вероятно, были собраны значительные.
[10] Roebuck С. A history of Messenia… P. 72; Tam W. The Greek Leagues and Macedonia. P. 763; Walbank F. Macedonia and the Greek Leagues. P. 474 f.; Lehmann C. Untersuchungen zur historischen Glaubw?rdigkeit des Polybios. M?nster, 1967. S. 341 f.
[11] В этом предположении мы следуем за Н. Хэммондом: Hammond N. G. The Macedonian State. P. 331. Тот факт, что ахейцы не требовали собрания синедров, а ограничились частными переговорами, также можно рассматривать как уверенность Арата в своем влиянии на молодого царя.
[12] Walbank F. Philip V of Macedon. 1940. P. 28.
[13] Fine J. Macedon, Illyria and Rome… P. 30.
[14] Walbank F. A historical commentary on Polybios. Vol. 1. P. 464.
[15] Сизов С. К. Ахейский союз. C. 116.
[16] Bengtson H. Die Strategie in der hellenistischen Zeit. Bd. 2. S. 357-360.
[17] Объединение, подобное Эллинской лиге, существовало в прежние времена — это Коринфская лига Филиппа II и Эллинская лига Антигона Одноглазого. Союзная организация всех трех лиг имела много общего. Все они возглавлялись гегемоном, в роли которого выступал македонский царь, а высшим органом был синедрион — собрание представителей от всех участников лиги. Кроме того, в лиге Филиппа II, основанной в 338 г., существовали так называемые «стражи мира» (Ps.-Dem., XVII, 15), а в союзе Антигона, образованном в 302 г., была предусмотрена должность стратега «для общей стражи» (SVA, III, 446, 68 sq.). Основной функцией этих должностных лиц была охрана существующего порядка. См. также: Кондратюк М. А. Коринфская лига и ее роль… С. 25—42; Фролов Э. Д. Коринфский конгресс… С. 45—62; Фролов Э. Д. Панэллинизм в политике IV века… С. 157—207; Benglson H. Die Strategie in der hellenistischen Zeit. Bd. 2; Hammond N.. Griffith G. A history of Macedonia. В отличие от предшествующих союзов лига 224 г. имела некоторые особенности, отразившиеся на союзной организации. Так, на наш взгляд, в союзе 224 г. должность «стража мира» существовала, но единственным действовавшим в то время «стражем» был Таврион. См. также: Сивкина Н. Ю. Должность Тавриона в Эллинской лиге 224 г. до н. э. // Античное общество: власть и общество в античности. Материалы конференции антико-ведов. Вып. IV. СПб., 2001. С. 101—107.
[18] Мотивы Арата ясны. Во-первых, следовало попробовать одержать Спарту в лиге политикой милосердия. Во-вторых, уничтожение ее изменило бы равновесие сил в Пелопоннесе, создав знутренние проблемы в Ахейской федерации: между Ахайей и Аркадией существовала потенциальная конкуренция и исчезновение Спарты сделало бы Мегалополь более сильным и влиятельным. Молодой царь, конечно, едва ли вникал в такие тонкости политики. Он руководствовался иными идеалами (Walbank F. Philip V of Macedon. 1940. P. 31).
[19] На момент заключения союза Антигон Досон фактически не контролировал Грецию, а в 224 г. ему предоставилась заманчивая перспектива вновь распространить свое влияние южнее Фермопил.
[20] О событиях в Мессении накануне Союзнической войны: Polyb., VII, 10,1; Roebuck С. A history of Messenia… P. 81 ff.; Mendels D. Messene 215 В. C. An enigmatic revolution // Historia. Bd. 29.1980. P. 247 ff.; Сивкина H. Ю. Государственный переворот в Мессении в 220 г. до н.э. // Античный мир. Белгород, 1999. С. 34 сл. См. также главу VI.2 настоящего издания.
[21] Антигон оставил в Пелопоннесе царского представителя Тавриона (Polyb., IV, 6, 4; 87, 8). Ему, вероятно, подчинялся уполномоченный по делам Спарты беотиец Брахилл (Polyb., XX, 5, 12). См. также: Самохина Г. С. Панэллинская идея в политике Македонии… С. 117.

Источник:

Сивкина Н. Ю. Последний конфликт в независимой Греции. Союзническая война 220-217 гг. до н.э. «Гуманитарная Академия». Санкт-Петербург, 2007.

 
© 2006 – 2019 Проект «Римская Слава»